Жребий (Жребий Салема) - Кинг Стивен - Страница 35
- Предыдущая
- 35/108
- Следующая
— Спасибо, Майк, — сказал Каллахэн и посмотрел на ясное небо. — Трудненько придется.
— Наверное. Долго?
— Десять минут, не больше. Я не собираюсь затягивать муки родителей. У них впереди еще довольно страданий.
— Ладно, — сказал Майк и пошел в дальнюю часть кладбища. Он перепрыгнет каменную стенку, пойдет в лес и съест поздний обед. Из долгого опыта Майк знал: последнее, что хотели бы видеть скорбящие родные и близкие на третьей остановке — отдыхающего могильщика в измазанной землей одежонке. Это вроде как портило сияющие картины бессмертия и жемчужных врат, которые рисовал пастор. у стены, огораживающей кладбище с тыла, Майк остановился и нагнулся обследовать упавшее вперед сланцевое надгробие. Он поднял плиту и, когда смахнул землю с надписи на ней, опять ощутил легкий озноб:
ХЬЮБЕРТ БАРКЛИ МАРСТЕН октября 1889 — 12 августа 1939 Тебя во тьму угрюмых Вод забрал тот Ангел Смерти, что Светильник держит, из бронзы сделанный, за дверью золотой. а под этим, почти стертое тридцатью шестью сменами морозов и оттепелей: дай Бог, чтоб он лежал спокойно Майк Райерсон отправился в лес посидеть у ручья и перекусить, но его так и не оставила смутная тревога, причин которой он никак не мог понять.
Когда отец Каллахэн только начинал учиться в семинарии, приятель подарил ему вышивку гарусом. В те дни эта вышивка заставила Каллахэна разразиться испуганным смехом, но с годами казалась все более верной и менее богохульной: «Господь, даруй мне СТОЙКОСТЬ принимать то, что я не в силах изменить, УПОРСТВО менять то, что могу и ВЕЗЕНИЕ не на…ться слишком часто». Все это — староанглийскими буквами на фоне восходящего солнца. сейчас, стоя перед теми, кто оплакивал Дэнни Глика, он снова вспомнил это давнее кредо. двое дядюшек и двое двоюродных братьев мальчика вынесли гроб и опустили в землю. Марджори Глик, в черном пальто и черной шляпке с вуалью, сквозь дырочки которой виднелось похожее на творог лицо, стояла, покачиваясь и вцепившись в сумочку, как в спасательный круг. Отец заботливо обнимал ее за плечи. Тони Глик стоял отдельно от жены, потрясенное лицо выражало полный разброд мыслей. Во время отпевания в церкви он несколько раз принимался озираться по сторонам, словно желая удостовериться, что и впрямь присутствует среди этих людей. Лицо Тони было лицом человека, убежденного, что видит сон.
“Церкви не оборвать этот сон, подумал Каллахэн. — Так же, как никакому спокойствию, упорству и везению на свете. А на..ться Глик уже на…лся." Он окропил гроб и могилу святой водой, освящая их на веки вечные.
— Помолимся же, — сказал он. Слова из горла выкатывались мелодично, как всегда — в блеске или тени, у трезвого и у пьяного. Скорбящие склонили головы.
— Господи, Владыка! Твоей милостью в вере прожившие вечный покой обретают. Благослови могилу сию и пошли ангела Своего хранить ее. Когда предадим мы тело Дэниела Глика земле, прими его в свет лица Своего и со святыми Своими дай ему возрадоваться в Тебе навечно. Ради Христа, Господа нашего, аминь.
— Аминь, — пробормотали собравшиеся, и ветер унес обрывки слов. Тони Глик оглядывался широко раскрытыми загнанными глазами. Его жена зажимала рот платком.
— С верою в Иисуса Христа мы благоговейно приносим тело этого ребенка в его человеческом несовершенстве на погребение. Помолимся же с верою в Господа, дающего жизнь всему живому —да возвысит он это бренное тело к совершенству и да прикажет святым ангелам принять душу его и ввести в райскую обитель.
Он перевернул страницу требника. В третьем ряду толпы, имеющей форму широкой подковы, принялась хрипло всхлипывать какая-то женщина. Где-то в лесах за кладбищем чирикнула птица.
— Помолимся же за брата нашего Дэниела Глика Господу нашему Иисусу Христу, — сказал отец Каллахэн, — который рек: «Я — воскресение и жизнь. Кто верует в меня — и после смерти жив будет, и всяк живущий, кто уверует в меня, никогда не претерпит страданий вечной смерти». Господи, Ты оплакал смерть Лазаря, друга Своего: облегчи же наше горе. С верою молим.
— Господи, услышь молитву нашу, отозвались католики.
— Ты воскресил мертвого, дай же брату нашему Дэниелу жизнь вечную. С верою молим.
— Господи, услышь молитву нашу, откликнулись они. В глазах Тони Глика словно бы забрезжило что-то — может быть, откровение.
— Брат наш Дэниел очищен крещением, дай ему общество всех святых Твоих. С верою молим.
— Господи, услышь молитву нашу.
— Он вкусил от плоти и крови Твоей, даруй же ему место за столом в Своем царствии небесном. С верою молим.
— Господи, услышь молитву нашу. Марджори Глик со стонами закачалась из стороны в сторону — Утешь нас в горе от смерти брата нашего, пусть вера наша будет нам опорой, а вечная жизнь — надеждой нашей. С верою молим.
— Господи, услышь молитву нашу.
Пастор закрыл требник.
— Помолимся же, как учил нас Господь, — спокойно сказал он. — Отче наш, который на небесах…
— Нет! — пронзительно крикнул Тони Глик и стал проталкиваться вперед. Не дам забросать моего мальчика землей!
Потянувшиеся остановить его руки опоздали. Тони секунду качался на краю могилы, потом фальшивая трава смялась, подалась, он упал в яму и со страшным тяжелым стуком приземлился на гроб.
— Дэнни, вылезай! — взревел Тони. — Батюшки! — сказала Мэйбл Уэртс и прижала к губам черный шелковый траурный платок. Светлые глаза жадно впитывали увиденное — так белка запасает на зиму орехи.
— Дэнни, черт побери, а ну перестань выкаблучивать, мать твою!
Отец Каллахэн кивнул двум мужчинам из тех, что выносили гроб, и те шагнули вперед. Однако лягающегося, заходящегося криком и подвывающего Глика удалось извлечь из могилы только после того, как вмешались еще трое, в том числе Паркинс Джиллеспи и Нолли Гарднер.
— Дэнни, прекрати сейчас же! Ты напугал маму! Ну, ты у меня получишь березовой каши! Пустите! Пустите… к моему мальчику… пустите, раздолбаи… аххх, Господи…
— Отче наш, который на небесах…снова начал Каллахэн, и другие голоса подхватили, вознося слова к равнодушному щиту неба.
— …да святится имя Твое, да наступит царствие Твое, да будет воля Твоя…
— Давай, Дэнни, иди ко мне, слышишь? Ты меня слышишь?
— …как на небе, так и на земле. Хлеб наш ежедневный дай нам сегодня и прости нам…
— Дэнннниии…
— …долги наши, как и мы прощаем должникам нашим…
— Он не мертвый, не мертвый, пустите меня, засранцы несчастные…
— … и не введи нас во искушение, но избавь от зла. Во имя Господа нашего Иисуса Христа, аминь.
— Он не мертвый, — всхлипывал Тони Глик. — Не может этого быть. Ему, мать вашу, всего двенадцать.
Он бурно разрыдался и, несмотря на державших его мужчин, покачнулся вперед с опустошенным, залитым слезами лицом. Упав на колени у ног Каллахэна, Тони ухватил священника за брюки испачканными землей руками.
— Прошу вас, верните мне моего мальчика. Пожалуйста, перестаньте меня дурачить.
Каллахэн мягко взял его голову в ладони.
— Помолимся же, — сказал он.
Глик, сотрясаемый сокрушительными всхлипами, привалился к бедру священника — Господи, утешь этого человека и жену его в их скорби. Ты очистил это дитя в водах крещения и дал ему новую жизнь. Однажды, может быть, и мы присоединимся к нему, навсегда разделив радость небесную. Молим во имя Иисуса. Аминь.
Каллахэн поднял голову и увидел, что Марджори Глик лишилась чувств.
Когда все уехали, Майк Райерсон вернулся и уселся на край раскрытой могилы доесть полсэндвича и подождать возвращения Ройяла Сноу.
Хоронили в четыре, а сейчас было почти пять часов. Тени удлинились, косые лучи солнца пробивались теперь из-за высоких дубов на западе. Этот дрочила Ройял обещал вернуться самое позднее в четверть пятого — ну, так где он?
Сэндвич был с сыром и болонской колбасой — любимый сэндвич Майка. Впрочем, других он и не делал: вот одно из преимуществ холостяцкой жизни. Он дожевал и отряхнул руки, уронив несколько хлебных крошек на гроб.
- Предыдущая
- 35/108
- Следующая