Женщина в комнате - Кинг Стивен - Страница 4
- Предыдущая
- 4/5
- Следующая
Он пытается представить себе, что значит потерять чувство времени. Как она справляется с этим. И вообще, так ли уж это важно для нее? Наверное, это что-то вроде того, как попытаться собрать и распутать несколько десятков клубков шерсти, разбросанных и запутанных игривым котенком. Пожалуй, даже намного сложнее. Длинная череда дней, проведенных в палате № 312. Длинная череда ночей, проведенных в палате № 312. И все это в хаотическом нагромождении друг на друга…
К кнопке вызова медсестры они приспособили небольшой рычажочек с веревочкой, другой конец которой привязали к указательному пальцу ее левой руки -она уже не в состоянии дотянуться до этой кнопки и нажать ее, если вдруг ей понадобиться помощь или просто возникнет необходимость в утке.
Но даже и это ей уже неподконтрольно — она практически де чувствует своих внутренних органов так же, как не чувствует ног или рук, и о том, что сходила под себя, узнает только по доносящемуся запаху. За время пребывания в клинике она похудела с шестидесяти восьми до сорока трех килограммов, а все ее мышцы атрофированы настолько, что ее тело можно сравнить разве только что с телом плюшевой куклы. Имеет ли это какое-нибудь значение для Кева?
Способен ли он, Джонни, на убийство? Ведь он хорошо понимает, что это, как ни крути, самое настоящее убийство. Причем не просто убийство, а матереубийство, как будто он — внутриутробный плод из ранних рассказов Рэя Брэдбери, задачей которого является убийство вынашивающего его организма. Причем убийство во время родов — убийство организма, уже даровавшего ему жизнь. И действительно, Джонни был единственным ребенком в семье, с рождением которого были связаны большие трудности. После появления на свет его старшего брата Кевина, доктор сказал его матери, что лучше бы ей не иметь больше детей, поскольку это связано с большим рисков для жизни… Ее рак начался именно с матки. Его жизнь и ее смерть начались в одном и том же месте Как будто там появился какой-то его темный двойник, который уже медленно и грубо подталкивает ее к краю могилы.
Так почему же он сам не может сделать это более быстро и безболезненно? НЕ ЛУЧШЕ ЛИ будет сделать это ему самому?
Он уже постепенно приучил ее к тому, что когда ей больно (вернее, когда ей КАЖЕТСЯ, что ей больно), он дает ей анальгин. Она уже воспринимает это спокойно. Таблетки лежат в выдвижном ящичке тумбочки в футляре от очков для чтения, которые ей уже больше не понадобятся. Они решили убрать их из тумбочки так же, как и ее вставные зубы, опасаясь того, что она может непроизвольно втянуть их в себя и задохнуться. Сестра выдает ей таблетки сама. Но они с Джонни придумали такую вот хитрость с футляром для очков, поскольку она питает очень большое уважение, просто мистическое какое-то преклонение перед всевозможными таблетками и глотает аспирин до тех пор, пока не побелеет язык.
Конечно, он без труда сможет дать ей эти пилюли. Трех-четырех будет вполне достаточно. Тысячи четырехсот гранов аспирина, четырех сотен гранов Дарвона для пожилой женщины, вес которой уменьшился на пять месяцев на одну треть — более, чем достаточно.
Никто не знает, что у него есть эти пилюли — ни Кевин, ни жена. Он думает о том, что было бы лучше, если бы в палату? 312 положили кого-нибудь еще. Тогда бы он не так волновался. Тогда его непричастность была бы еще более очевидна, а если дело дойдет до расследования, то вину его доказать будет значительно труднее. Действительно, так было бы лучше. Если бы в палате лежала еще какая-нибудь женщина, то он был бы очень благодарен за это Провидению…
— Ты выглядишь сегодня лучше.
— Правда?
— Намного. Как ты себя чувствуешь?
— Ох, не очень. Сегодня не очень хорошо.
— Давай посмотрим, как двигается твоя правая рука.
Она медленно и очень с большим трудом отрывает ее от простыни. Рука со скрюченными пальцами замирает на какое-то мгновение в воздухе и падает — ТУМ. Он улыбается ей, иона улыбается ему в ответ.
— Тебя сегодня осматривал доктор?
— Да, он приходил. Он каждый день ко мне приходит. Очень мило с его стороны. Дай мне, пожалуйста, немного воды, Джон.
Он дает ей стакан с трубочкой.
— Спасибо тебе, Джон, за то, что ты так часто навещаешь меня. Ты очень хороший сын.
Она снова плачет. Вторая кровать пуста. То и дело мимо застекленной стены палаты проплывает грязно-белые или голубые «джонни». Дверь полуоткрыта. Он осторожно забирает у нее стакан, тупо пытаясь сообразить, «полупустой он или полуполный».
— А как левая рука?
— О, намного лучше.
— Давай посмотрим.
Она поднимает ее. Мать всегда была левшой и, может быть, поэтому левая рука оправляется от губительных для моторных функций осложнений после кортотомии быстрее. Она медленно сжимает пальцы в кулак, сгибает руку в локте, похрустывая суставами запястья и пальцев. Вокруг рука неожиданно падает на простыню с глухим звуком -ТУМ.
— Я совсем не чувствую ее. Он подходит к стенному шкафу, открывает его, достает из него пальто, в котором она приехала в клинику и вынимает из его кармана ее кошелек. Она панически боится воров. Она просто помешалась на них с тех пор, как услышала от бывшей своей соседки до палате, что у одной пожилой дамы в старом крыле клиники украли пятьсот долларов, которые она прятала в тапочке. Она уже несколько раз рассказывала ему об уборщицах, которые готовы слямзить буквально все, что плохо лежит, особенно у спящих больных. Его мать вообще стала помешана слишком на многом. Однажды она рассказала ему дрожащим голосом об одном человеке, который якобы зашел как-то поздно ночью в ее палату и, спрятавшись под кровать, просидел там до утра, а потом так же тихо ушел. Это конечно можно было бы объяснить действием многочисленных транквилизаторов, которыми они ее пичкают. Но главная причина, без сомнения, в том, что у нее наметились явные нелады с психикой. Просто паранойя какая-то. Вообще-то здесь самое настоящее разгулье для наркоманов — таблетки можно без труда стащить из аппараторской в конце коридора, которая почему-то никогда не запирается. Может быть, это сделано даже нарочно. Приближение смерти не так, наверное, трагично, когда находишься под мягким черным одеялом транквилизаторов. Чудеса современной науки.
В кошельке кроме денег лежат еще и ее таблетки. Он возвращается с ним к кровати, садится на стул и открывает его.
— Дать тебе что-нибудь отсюда?
— О, Джонни, я не знаю…
— Выпей что-нибудь. Может, тебе станет легче. Ее левая рука медленно отрывается от простыни и.. покачиваясь, поднимается как поврежденный вертолет. Она неуверенно подносит ее к кошельку и, опустив пальцы внутрь, достает оттуда упаковку каких-то таблеток.
— Отлично! Молодец! — аплодирует Джонни. Но она отворачивает лицо, вернее глаза, в сторону и произносит плачущим голосом:
— В прошлом году я могла поднять этими руками два йодных ведра воды.
Ну, вот время. Нужно делать это сейчас. В палате очень жарко, но на лбу у него выступает холодная испарина. «Если она не попросит сейчас аспирин, — думает он, -то я НЕ СДЕЛАЮ ЭТОГО. Не сегодня». Но он знает, что если не сегодня, то, значит, уже никогда.
— Ну ладно, Джонни, дай мне пару моих пилюль, — говорит она, с опаской косясь на полуприкрытую дверь.
Она всегда просит его об этом именно так, слово в слово. Как заядлый наркоман. Но старается не выходить, однако, за рамки предписаний врача. Разве что совсем немного. Ведь она потеряла слишком много веса, да и здоровья тоже, и боится «перебрать», точно так же выражались и они с приятелями, когда баловались в колледже разными наркотиками. Ведь при ослабленном организме очень легко не рассчитать дозировку и оказаться на волосок от смерти. А можно и «перебрать». Одна лишняя таблетка или ПИЛЮЛЯ — и ты за гранью. Как раз это, говорят, и случилось с Мерилин Монро.
— Я привез тебе кое-какие пилюли из дома.
— Да?
— Очень хорошее болеутоляющее. Он вытаскивает коробочку из кармана и протягивает, чтобы показать ей. Она может читать только с очень близкого расстояния, да и то различает только крупные буквы.
- Предыдущая
- 4/5
- Следующая
