Заклятие параноика - Кинг Стивен - Страница 1

• 1/1

Нет больше

Ни выхода и ни входа.

Дверь, что окрашена белым,

хлопала — ветром било.

Все хлеще и хлеще. Кто-то стоит на пороге —

в черном плаще,

горло его согрето

тонкою сигаретой.

Зря только время тратит —

его приметы —

в моем дневничке. В тетради.

Выстроились адресаты —

змеею. Криво.

Рыжею кровью

красит их лица

свет от ближнего бара.

Свет продолжает литься…

Нет больше

ни выдоха и ни вдоха.

Если я сдохну,

если я скроюсь из виду,

если я больше не выйду,

мой ангел — а может, черт —

отправит мой дневничок

в Лэнгли, что в штате Виргиния.

Стены пропахли джином,

свет пролился потоком,

ветры его сотрясали…

БЫЛО — пятьсот адресатов

по пятистам аптекам.

Были блики да блоки.

Было — пятьсот блокнотов…

В черном. Готов. Глуп.

И огонек — у губ.

Город — в огне…

Страх потечет реками.

Кто там стоит у рекламы,

думает обо мне?

Долго. Мучительно долго.

В комнатах дальних -дольних? —

люди меня воспомнят.

Воспой мне

о жарком дыханье смерти

в звонках телефона,

о телефонной сумятице,

о проводной смуте…

Видишь, как просто?

Там — одинокий кабак на перекрестке.

Там, чередою столетий,

в мужском туалете

хрипит запоротый рок,

и в руки — из рук —

в круг —

ползет вороненая пушка,

и каждая пуля-пешка

носит мое имя.

Ты говорил с ними?

Их накололи.

Им не сыскать мое имя

в чреде некрологов.

В их головах — муть,

им не найти мою мать,

она скончалась.

Стены от крика качались.

Кто собирал пробы,

точно с чешуйчатых гадов,

с моих петляющих взглядов,

со снов моих перекосных,

со слез моих перекрестных?

Свет невозможно убрать…

А среди них — мой брат.

Может, я говорил?

Что-то не помню…

Брат мой все просит

заполнить бумаги его жены.

Она — издалека,

начало ее дороги —

где-то в России…

Вы еще живы?

Вас ни о чем не просили!

Слушай меня, это важно,

прошу, услышь…

Ливень падает свыше,

с высоких крыш.

Капли — колючее крошево,

серое кружево.

Черные вороны сжали

ручки зонтов черных.

Болтают… слушай, о чем они?

Пялятся на часы.

В воде дороги чисты.

Долго лило — острые струи мелькали.

Когда завершится ливень,

останутся лишь глаза —

как монетки мелкие.

Останется ложь.

Подумай — стоит стараться?

Вороны — черные.

Вороны эти ученые —

у ФБР на службе.

Вороны — иностранцы,

все это очень сложно.

Лица манили,

но я обманул их —

я из автобуса выпрыгнул.

Один. На ходу. Без денег.

Там, среди дымных выхлопов,

таксист-бездельник

поверх газеты измятой

прошил меня взглядом,

глянул — словно сглодал.

Я — ошалевший, измотанный.

Кану,

как камень.

Сверху -соседка.

Ушлая старая стерва,

седина — на пробор…

Ее электроприбор

жрет свет моей лампы,

мне уже трудно писать.

Мне подарили пса:

пятнистые лапы —

да радиопередатчик,

вживленный в нос.

Мистика.

Прямо с моста

я столкнул пса вниз —

на двадцать шесть пролетов…

Вот, написал про это.

(Ну-ка, назад, проклятый!

Живо — назад!

Я видел высоких людей —

гляди,

больше не будет . проколов.)

В закусочной пол

пел

старые блюзы-хиты.

Официантка — хитра:

твердит, что бифштекс солили.

Да мне ли не знать стрихнина!

Горький тропический запах

не заглушить горчицей,

по — притуши-ка запал,

стоит ли горячиться?

От горизонта,

от гор

ночью пришел огонь.

Видишь, как дым — нимбом —

сереет в небе?

Ночью все мысли смяты,

то ли это!

Кто-то безликий — смутный —

по трубам отстойника столько

плыл к моему туалету…

Слушал мои разговоры

сквозь тонкие стены-

стены вращали ушами,

стены дышали,

стены давили стоны.

Видишь — следы рук

фаянс испачкали белый?

Время стянулось в круг,

все это вправду было…

День переходит в вечер,

красным горит по сгибу:

Мне позвонят — я уже не отвечу.

Не телефон — гибель!

Бог посылал грозы —

люди швыряли грязью.

Грязью залили землю,

больше — ни солнца ни зелени,

лишь крики боли.

Они научились врываться,

у них — винтовки да рации.

У них — ни заминки в речи,

им объясняют врачи,

как будет эффектнее трахаться.

Прикинь, как сладко:

в лекарствах у них — кислотка,

в лечебных свечках — «снежок».

Кто там. с ножом,

рвется — прогнать солнце?

Пусть только сунется!

Дорога моя — все уже,

дела — не в лад.

Я облекаюсь в лед,

не помню — я говорил уже?

Лед ослепляет подлые инфраскопы,

слежка выходит за скобки…

Вот — наклонилось к закату

индейское лето.

Произношу заклятья,

ношу амулеты.

Золою

засыпаны залы.

Вы полагаете — взяли?

К черту!

Я ж вас прикончу в секунду.

Я ж вас попалю за черту —

четко!

Любовь моя, будешь кофе?

…Небо — как кафель,

моя усмешка — как грим…

Нет у меня в ходу ни имени,

ни выхода и ни входа.

Кто-то стоит,

согретый горечью сигареты.

Не помню — я говорил?

• 1/1