Если наступит завтра - Шелдон Сидни - Страница 1

• 1/88
• Следующая

Барру с любовью.

Она медленно, как во сне, разделась, обнаженная, выбрала ярко-красное белье – на нем кровь будет не так заметна. Дорис Уитни в последний раз бросила взгляд на свою спальню, ставшую такой родной за прошедшие тридцать лет, и убедилась, что все аккуратно прибрано и стоит на местах. Она открыла ящик комода и осторожно вытащила пистолет. Он был такой блестящий, черный и ужасно холодный. Она положила его рядом с телефоном и набрала номер дочери, живущей в Филадельфии. Она прислушивалась к эху далеких гудков, и вот, наконец, тихое «Алло?».

– Трейси, дорогая, я так рада услышать твой голос.

– Вот это сюрприз, мамочка.

– Надеюсь, я не разбудила тебя?

– Нет. Я читала перед сном. Мы с Чарльзом собирались пойти пообедать, но погода испортилась, у нас сейчас настоящая метель. А что у вас? Господи, Боже мой, мы говорим о погоде, думала Дорис Уитни, – и это тогда, когда я собиралась столько сказать ей. И не могу.

– Мамочка? Ты куда пропала?

Дорис Уитни пристально смотрела за окно.

– А у нас дождь. – Она подумала, как все это театрально. Почти как в фильме Альфреда Хичкока.

– Что это за звуки? – спросила Трейси.

Гром. Погрузившись в мысли, Дорис и не заметила его. В Новом Орлеане была настоящая буря. «Продолжительные дожди, так сказали синоптики. В Новом Орлеане 66 градусов по Фаренгейту. Вечером возможны грозы. Не забудьте зонтики». Ей уже зонтик не понадобится.

– Гроза, Трейси. Скажи лучше, что происходит у вас в Филадельфии, – обеспокоенно спросила она дочь.

– Мамочка, я как принцесса в сказке, – затараторила Трейси. – Я никогда не думала, что могу быть такой счастливой. Завтра вечером я познакомлюсь с родителями Чарльза. – Она понизила голос, словно объявляя. – «Стенхоупы, с Каштанового Холма». Они из высшего общества. У меня выросли крылья размером с динозавра.

– Не бойся. Вот увидишь, ты им понравишься, дорогая.

– Чарльз говорит, что все это не имеет значения. Он любит меня. А я доверяю ему. Я не дождусь, когда ты познакомишься с ним. Он необыкновенный.

– Я и не сомневаюсь. – Никогда мне не придется познакомиться с Чарльзом. Нет. Я не должна думать об этом.

– А он знает, что так дорог тебе, малышка?

– Я говорила ему это, – засмеялась дочь. – Ну, хватит обо мне. Расскажи, что там у вас делается. Как ты себя чувствуешь?

«У Вас идеальное здоровье, Дорис». Это слова доктора Раша. «Вы доживете до 100 лет». Вот ирония жизни. – Я чудесно себя чувствую. – Так тебе и надо.

– Не обзавелась еще приятелем? – поддразнила ее Трейси.

С тех пор, как пять лет назад отец Трейси умер, Дорис Уитни даже слышать не хотела о другом мужчине, несмотря на согласие дочери.

– Нет никаких приятелей, – она переменила тему разговора. – Как твоя работа? Все еще радует тебя?

– Мне нравится. Чарльз считает, что после нашей свадьбы мне не стоит работать.

– Отлично, детка. Приятно слышать такое благоразумное мнение, он настоящий мужчина.

– Он такой. Ты скоро убедишься в этом сама.

Раздался раскат грома, подобно закулисному гонгу. Время. Сказать больше нечего, кроме прощальных слов. – До свидания, дорогая, – она постаралась, чтобы ее голос звучал ласково и заботливо.

– Я увижу тебя на свадьбе, мамочка. Как только мы с Чарльзом будем знать день, я сразу же позвоню тебе.

Осталось только сказать заключительную фразу:

– Я люблю тебя, очень, Трейси, – и Дорис Уитни осторожно положила на место телефонную трубку.

Она подняла пистолет. Был только один способ сделать это. Быстро прислонив пистолет к виску, она нажала на курок.

Трейси Уитни вышла из холла многоквартирного дома, где она жила, в серый, со снегом дождь, который беспрестанно лил на скользкие лимузины, катящиеся вниз по Маркет-стрит, и на покинутые и заколоченные дома, теснящиеся кучкой в трущобах Северной Филадельфии. Дождь отмыл лимузины и пропитал влагой грязные мусорные кучи, выросшие перед домами. Трейси Уитни шла своей обычной дорогой на работу. Она шла быстрым шагом к востоку Каштановой улицы, к банку – это было единственно возможное, что могло уберечь ее от ужасной непогоды. На ней был ярко-желтый плащ, сапоги и желтая шляпка, которая с трудом удерживала массу блестящих каштановых волос. Ей недавно исполнилось двадцать пять лет. Лицо Трейси, живое, интеллигентное, с полными чувственными губами, освещали искрящиеся глаза, которые моментально меняли цвет от мягкого зеленого до темно-нефритового. Она была стройной, со спортивной фигурой. Кожа светилась от прозрачно-белого до нежно-розового оттенка, в зависимости от того, сердилась ли она, волновалась или просто уставала. Ее мать однажды так сказала ей: «Если честно, девочка, иногда я не узнаю тебя. Ты собрала все румбы ветра».

Сейчас, когда Трейси шла по улице, люди улыбались, видя как светится ее лицо от счастья. Она в ответ улыбалась им.

Это неприлично – быть такой счастливой, думала Трейси Уитни. Я выхожу замуж за любимого мужчину и у меня будет ребенок от него. Ну, что тут скажешь?

Дойдя до банка, Трейси взглянула на часы. Восемь часов двадцать минут. Двери Филадельфийского банка «Доверия и Надежды» будут открыты для служащих еще через 10 минут, но Кларенс Десмонд, старший вице-президент, заведующий международным отделом, уже снял наружную сигнализацию и открыл дверь. Трейси с восхищением наблюдала за утренним ритуалом. Она стояла под дождем, ожидая, когда Десмонд войдет в банк и закроет за собой дверь.

Во всем мире банки оснащены хитроумными системами защиты, и Филадельфийский банк «Доверия и Надежды» не был исключением. Обычный порядок никогда не менялся, за исключением сигнала безопасности, который изменялся каждую неделю. Сигналом на этой неделе служили спущенные наполовину жалюзи, указывающие служащим, ожидавшим снаружи, что осмотр прошел, определенно показав отсутствие незваных гостей, спрятавшихся в помещении и ожидавших возможности захватить заложников. Кларенс Десмонд проверил умывальни, кладовые, подвал и лестницу, ведущую в хранилище. Только когда он был полностью уверен, что помещение совершенно пусто, жалюзи поднимались, указывая, что все в порядке.

Старший бухгалтер всегда первым из служащих входил в помещение банка. Он должен был занимать место рядом с сигнализацией, пока другие служащие находились внутри, затем, в конце рабочего дня, он запирал за ними дверь. Ровно в 8.30 Трейси Уитни вошла в вычурно оформленный холл вместе со своими коллегами, сняла плащ, шапочку и сапоги и прислушалась, улыбаясь про себя, к комментариям относительно дождливой погоды.

– Этот жуткий ветер вырвал мой зонтик, – объяснял говоривший. – Я промок до костей.

– Я обогнал двух уток, плывущих по Маркет-стрит, – пошутил главный кассир.

– Синоптики говорят, что такая же погода ожидается и на следующей неделе. Как я бы хотел быть сейчас во Флориде.

Трейси улыбнулась и отправилась работать. Она работала в отделе перемещений. До недавнего времени передача денег из одного банка в другой и из одной страны в другую была длительной, кропотливой процедурой, требующей заполнения многочисленных форм и зависящей от работы национального международного почтового ведомства. С введением компьютеров ситуация резко изменилась, и огромные денежные массы могли перемещаться молниеносно. Работа Трейси заключалась в моментальном извлечении из компьютера информации о перемещаемых деньгах и распределении их в другие банки. Все банковские сделки были в памяти компьютера и регулярно кодировались для предотвращения недозволенного доступа. Ежедневно, миллионы электронных долларов проходили через руки Трейси. Это было увлекательное занятие – следить, как жизненные силы питают артерии бизнеса на всем земном шаре, и до тех пор, пока Чарльз Стенхоуп III не вошел в жизнь Трейси, банковское дело поглощало ее целиком.

• 1/88
• Следующая