Сердца в Атлантиде - Кинг Стивен - Страница 8

• Предыдущая
• 8/124
• Следующая

— Что он когда-нибудь, мам?

— Не важно! — сердито отрезала она. — Убирайся отсюда, Бобби. Отправляйся в парк или в Стерлинг-Хаус, мне надоело смотреть на тебя.

"Так чего же ты пришла? — подумал он, но, конечно, вслух не сказал. — Я же не надоедал тебе, мам. Я тебе не надоедал”.

Бобби засунул “Повелителя мух” в задний карман и пошел к двери. Там он обернулся. Она по-прежнему стояла у окна, но теперь опять смотрела на него. В такие секунды он никогда не видел любви в ее глазах. В лучшем случае что-то вроде озабоченного интереса, а порой (но далеко не всегда) почти ласковость.

— Мам, а? — Он было хотел попросить пятьдесят центов. На них он купил бы стакан газировки и пару сосисок в закусочной “Колония”. Ему нравились тамошние сосиски в горячих булочках с чипсами и ломтиками маринованного огурца по краям.

Ее губы собрались как на шнурке, и он понял, что сегодня сосисок ему не есть.

— Не проси, Бобби. Даже и не мечтай (“Даже и не мечтай” — одно из ее постоянных присловий). Я на этой неделе получила тонну счетов, не меньше, так что убери из глаз долларовые знаки.

Не получала она тонны счетов, вот в чем было дело. На этой неделе не получала. Бобби видел и счет за электричество, и чек за квартплату в конверте с надписью “мр. Монтелеоне” еще в прошлую среду. И она не могла сослаться на то, что ему скоро понадобится новая одежда — ведь учебный год кончается, а не начинается, а за последнее время он денег не просил — только пять долларов — квартальный взнос в Стерлинг-Хаус, а она и из-за них озлилась, хотя знает, что они покрывают и бассейн, и бейсбол Волков и Львов плюс страховка. Будь это не его мама, он бы подумал, что она жмотничает. Но сказать ей он ничего не мог — заговоришь о деньгах, и она сразу упрется, а на любое возражение, когда речь идет о деньгах, хоть о самых пустяках, она начинает истерически кричать. И становится очень страшной.

— Все в порядке, мам, — улыбнулся Бобби. Она улыбнулась в ответ, а потом кивнула на банку с “Вело-фондом”.

— А почему бы тебе не занять оттуда чуточку? Побалуй себя. Я тебя не выдам, а ты потом вернешь.

Он удержал улыбку на губах, но с трудом. Как легко она это сказала, даже не подумав, в какую ярость пришла бы, если бы Бобби попробовал занять чуточку из денег за электричество или за телефон, или из тех, которые она откладывает на покупку своих “рабочих костюмов”, — для того, чтобы закусить в “Колонии” парой сосисок и, может быть, куском пирога “а ля мод” <Модный (фр.).>. Если бы весело сказать, что не выдаст ее, а она потом вернет. Да уж, конечно! И получить затрещину.

К тому времени, когда он вошел в парк, обида Бобби почти прошла и словечко “жмотничать” исчезло из его мыслей. День был чудесный, а у него с собой потрясная книга — разве можно таить обиды и злиться, когда тебе так подфартило? Он нашел скамейку в укромном уголке и открыл “Повелителя мух”. Книжку надо дочитать сегодня, надо узнать, как все кончится.

Последние сорок страниц заняли час, и на протяжении этого часа он не замечал ничего вокруг. Когда он наконец закрыл книжку, то увидел, что колени у него усыпаны чем-то вроде белых цветочков. Полно их было и у него в волосах — он даже не заметил, что сидел в метели яблоневых лепестков.

Он смахнул лепестки, глядя на площадку для игр: ребята там балансировали и качались и били по мячу, привязанному к столбу. Хохотали, гонялись друг за другом, валились на траву. Неужели вот такие ребята способны расхаживать нагишом и молиться разлагающейся свиной голове? До чего соблазнительно было отбросить все это, как выдумки взрослого, который не любит детей (Бобби знал, что таких очень много), но тут он посмотрел на песочницу и увидел, что сидящий в ней малыш рыдает так, будто у него сердце разрывается, а рядом сидит мальчишка постарше и беззаботно играет с самосвальчи-ком, который вырвал у своего приятеля.

А конец книги — счастливый или нет? Какой бы психованной такая мысль ни показалась ему месяц назад, Бобби не мог решить. Сколько книг он ни прочел за свою жизнь, он всегда знал, хороший у нее конец или плохой, счастливый или грустный. Тед наверняка знает. Он спросит у Теда.

Бобби все еще сидел на скамейке под яблонями, когда через четверть часа в парк влетел Салл и сразу его увидел.

— Вот ты где, старый сукин сын! — воскликнул Салл. — Я зашел к тебе, и твоя мама сказала, что ты либо тут, либо в Стерлинг-Хаусе. Так ты наконец дочитал эту книжку?

— Угу.

— Хорошая?

— Угу.

Эс-Джей мотнул головой.

— Мне еще ни разу не попадалась стоящая книжка, но поверю тебе на слово.

— Как концерт? Салл пожал плечами.

— Мы дудели, пока все не разошлись, так что прошло вроде бы неплохо — во всяком случае, для нас. И угадай, кто выиграл неделю в лагере “Виннивинья”?

Лагерь “Винни” для мальчиков и девочек, принадлежащий Ассоциации молодых христиан, находился на озере Джордж в лесах к северу от Мэнсфилда. Каждый год ХОК — Харвичский общественный комитет устраивал жеребьевку, и выигравший отправлялся туда на неделю.

Бобби стало завидно.

— Быть не может! Салл-Джон ухмыльнулся.

— Угу, приятель! Семьдесят фамилий в шляпе, то есть, может, и больше, а старый лысый сукин сын мистер Кафлин вытаскивает Джона Л. Салливана Младшего, Броуд-стрит, девяносто три. Мама чуть не обмочилась.

— Когда поедешь?

— Через две недели после начала каникул. Мама попробует взять на тогда же свой недельный отпуск, чтобы съездить повидать бабку с дедом в Висконсине. На Большом Сером Псе.

"Большим Каном” были летние каникулы, “Большим Шоу” был Эд Салливан по телику в воскресенье вечером, а “Большим Серым Псом” был, естественно, междугородный автобус “Грейхаунд” — серая гончая. Вокзал был чуть дальше по улице за “Эшеровским Ампиром” и закусочной “Колония”.

— А ты бы не хотел поехать с ней в Висконсин? — спросил Бобби, испытывая нехорошее желание чуточку испортить радость друга, которому так повезло.

— Неплохо бы, да только пострелять из лука в лагере интереснее. — Он обнял Бобби за плечи. — Жаль только, что ты со мной не поедешь, сукин ты читалыцик.

Теперь Бобби ощутил себя подлюгой. Он покосился на “Повелителя мух” и понял, что очень скоро перечитает его. Может, в начале августа, если все успеет надоесть (к августу так обычно и случалось, как ни трудно было поверить этому в мае). Потом он посмотрел на Салл-Джона, улыбнулся и обнял Эс-Джея за плечи.

— Везучий ты, мышонок!

— Зовите меня просто Микки, — согласился Салл-Джон. Они немного посидели на скамейке, обнявшись, в вихрях яблоневых лепестков, глядя, как играют малыши. Потом Салл сказал, что идет на дневной сеанс в “Ампире” и надо поторопиться, не то он опоздает к началу.

— Почему бы и тебе не пойти, Бобборино? “Черный скорпион” — куда ни обернешься, монстров не оберешься.

— Не могу. Я на мели, — сказал Бобби. Что было правдой (если, конечно, не считать семи долларов в “Велофонде”), но вообще сегодня ему в кино не хотелось, хотя он слышал, как в школе один парень говорил, что “Черный скорпион” — это класс: убивая людей, скорпионы протыкали их жалами насквозь и, кроме того, стерли Мехико в порошок.

А хотелось Бобби вернуться домой и обсудить с Тедом “Повелителя мух”.

— На мели, — грустно повторил Салл. — Печально, Джек. Я бы заплатил за тебя, да только у меня всего-навсего тридцать семь центов.

— Не парься. Э-эй, а где твой бо-ло? Салл погрустнел еще больше.

— Резинка лопнула. Вознесся в Бо-ло Рай, надо полагать. Бобби засмеялся. Бо-ло Рай — клевая идея!

— Купишь новый?

— Навряд ли. Я целюсь на набор для фокусника в “Вулворте”. Шестьдесят фокусов, если верить коробке. Знаешь, Бобби, а я бы стал фокусником, когда вырасту. Разъезжать с цирком, ходить в черном фраке и цилиндре. Я бы вытаскивал из цилиндра кроликов и дерьмо.

— Ну, кролики тебе насрут полный цилиндр, — сказал Бобби.

Салл ухмыльнулся.

— Уж я буду клевый сукин сын! Эх, здорово! Чем ни займусь. — Он встал. — Точно не пойдешь? Проскользнешь мимо Годзиллы, и все.

• Предыдущая
• 8/124
• Следующая