Роза Марена - Кинг Стивен - Страница 24
- Предыдущая
- 24/132
- Следующая
— Куда бы вы ее причислили? — спросил Штайнер, обращаясь к Робби. — К классицизму? Неоклассицизму?
— Я бы отнес ее к разряду плохих картин, — ответил Робби, усмехаясь, — но мне
кажется, я понимаю, почему она произвела такое впечатление на эту женщину. В ней на удивление много чувства. Составные элементы, возможно, классические — вроде тех, что мы находим на старых стальных гравюрах, — но ощущение явно готическое. И потом тот факт, что главный персонаж повернут к зрителю спиной… Я нахожу это чрезвычайно странным, В целом… не могу сказать, что эта молодая женщина выбрала самую лучшую картину в твоей лавке древностей, Билл, но я уверен, она выбрала самую своеобразную.
Рози же, как и прежде, почти не слышала их разговора. С каждой минутой она открывала в картине все новые и новые детали, пленявшие ее воображение. Например, темно-фиолетовая тесемка на талии женщины в тон каймы, идущей по краю тоги, и едва проглядывающие очертания левой груди. Пусть мужчины обмениваются себе учеными суждениями. Картина просто замечательная. Она чувствовала, что может смотреть на нее часами напролет, не отрываясь, и когда у нее появится свой дом, она, пожалуй, будет иногда делать именно так.
— Ни названия, ни подписи, — заметил Штайчер. — Впрочем…
Он перевернул картину. На обратной ее стороне открылись два выведенных углем слова, написанные мягкими, слегка расплывчатыми печатными буквами; «МАРЕНОВАЯ РОЗА».
— Ну вот, — с сомнением в голосе произнес он, — мы и узнали имя автора. Хотя я бы сказал, что на имя это совсем не похоже.
Робби отрицательно покачал головой, раскрыл рот, чтобы возразить, но увидел, что женщина, выбравшая картину, тоже не согласна с Биллом.
— Это название картины, — объяснила она, и тут же добавила по причине, которую ни за что не смогла бы объяснить даже самой себе, — Роза — это мое имя. Совершенно сбитый с толку Штайнер посмотрел на нее. — Не обращайте внимания, просто совпадение, — проговорила она.
Но так ли это на самом деле?
— Смотрите. — Она снова бережно перевернула картину лицевой стороной вверх и постучала пальцем по стеклу над тогой, составлявшей все одеяние стоящей на переднем плане женщины. — Вот этот цвет, пурпурно-красный, называется мареновый.
— Она права, — подтвердил Робби. — Автор или, что более вероятно, последний владелец, ибо уголь очень быстро стирается, решил назвать картину по цвету хитона женщины.
— Пожалуйста, — обратилась Рози к Штайнеру, — не могли бы мы поскорее закончить? Мне нужно торопиться. Я и так опоздала.
Штайнер собрался было снова спросить, уверена ли она в том, что ей хочется… но увидел ее лицо и промолчал. И заметил кое-что еще— некую напряженность во всем облике женщины, свидетельствовавшую о том, что в последнее время ей пришлось немало перенести. Он увидел лицо женщины, которая способна принять его искреннюю заинтересованность и стремление проявить заботу за попытку заигрывания или, чего ему и вовсе не хотелось, за намерение изменить условия сделки в свою пользу. Он просто кивнул головой.
— Кольцо за картину. Равноценный обмен. Мы квиты. И расстаемся счастливые и довольные.
— Да. — согласилась Рози, награждая его ослепительной улыбкой. Впервые за последние четырнадцать лет она улыбнулась своей настоящей улыбкой, и в тот момент, когда улыбка достигла своей полноты, его сердце открылось навстречу ей. — Мы оба расстаемся счастливые и довольные.
Выйдя за дверь ломбарда, она на мгновение остановилась, глупо моргая и непонимающе глядя на проносящиеся мимо машины, точно так же, как моргала в далекие дни детства, когда выходила, держась за отцовскую руку, из полутьмы кинотеатра на яркий дневной свет улицы, — ослепленная, застигнутая врасплох в тот момент, когда половина ее сознания уже воспринимает реальный мир, а другая все еще пребывает в мире вымышленном. Однако приобретенная картина была вполне реальна, и для того, чтобы избавиться от всех сомнений по этому поводу, ей достаточно опустить голову и посмотреть на сверток, который она держала в руках.
Дверь ломбарда распахнулась, и вслед за Рози на улицу вышел пожилой мужчина. Сейчас она даже ощутила к нему некоторое расположение и потому одарила улыбкой, которую обычно берегут для тех, вместе с кем довелось стать свидетелем странных или удивительных событий.
— Мадам, — обратился он к ней, — не будете ли вы столь любезны, чтобы сделать мне маленькое одолжение?
Улыбка на ее лице тут же уступила место выражению осторожной сдержанности.
— Это зависит от того, что именно вы хотите, но оказывать услуги незнакомцам не в моих традициях.
Слабо сказано, конечно же. Она не привыкла даже разговаривать с незнакомыми
людьми.
Он посмотрел на нее в явной растерянности, и его замешательство слегка придало ей смелости.
— Ах да, наверное, это звучит странно, но я полагаю, так будет лучше для нас обоих. Кстати, моя фамилия Леффертс. Роб Леффертс.
— Рози Макклендон, — представилась она. Подумав, стоит ли подать ему руку, она решила не делать этого. Вероятно, ей даже не стоило называть своего имени.
— К сожалению, у меня нет времени, чтобы выполнить вашу просьбу, мистер Леффертс — мне действительно нужно торопиться, и…
— Прошу вас. — Он опустил на тротуар свой видавший виды портфель, сунул руку в маленький коричневый пакет, который держал в другой руке, и извлек одну из старых книг в мягкой обложке, найденную им в ломбарде. На обложке она увидела стилизованное изображение мужчины в полосатой черно-белой тюремной робе, который входил не то в пещеру, не то в туннель.
— Все, о чем я хотел бы попросить вас, это прочесть первый абзац книги. Вслух.
— Прямо здесь? — Она огляделась. — Здесь, посередине улицы? Но зачем, Бога ради?
Он только повторил:
— Прошу вас.
Она приняла протянутую книгу, думая при этом, что если выполнит его просьбу, то сможет отделаться от странного старика без дальнейших осложнений. Это было бы замечательно, ибо она начинала подозревать, что у старика не все в порядке с рассудком. Вероятно, он не опасен, но все же малость не в себе. А если она ошибается и он все-таки опасен, она не хотела отдаляться на слишком большое расстояние от ломбарда «Либерти-Сити» — и Билла Штайнера.
Книга называлась «Темные аллеи», автора звали Дэвид Гудис. Перелистывая страницы с предупреждением о нарушении авторских прав, Рози подумала: «Совсем не удивительно, что имя писателя мне незнакомо» (хотя название книги пробудило смутные воспоминания). «Темные аллеи» вышли в свет в тысяча девятьсот сорок шестом году, за шестнадцать лет до ее рождения.
Она подняла голову и взглянула на Роба Леффертса. Тот усиленно кивал головой, буквально дрожа от нетерпения… и надежды? Как это возможно? Однако он действительно выглядел так, словно сгорал от нетерпения и надежды.
Чувствуя, что ее тоже постепенно охватывает волнение («С кем поведешься…»-любила повторять ее мать), Рози начала читать. Перед тем. как произнести первое слово, она отметила про себя, что абзац, слава Богу, совсем невелики.
— «Все произошло хуже некуда. Пэрри был ни в чем не виновен. В довершение ко всему это мирный человек, никогда не причинявший неудобств другим и мечтавший о спокойной жизни. Однако слишком много всего было против него и почти ничего — за. Присяжные посчитали его виновным. Судья объявил приговор о пожизненном заключении, и его доставили в Сан-Квентин».
Она подняла голову, захлопнула книгу и протянула ее хозяину.
— Как я справилась?
Он улыбался в откровенном восторге.
— О лучшем я не мог и мечтать, миссис Макклендон. Но постойте… еще один… доставьте старику удовольствий… — Он быстро зашуршал страницами книги, отыскивая нужное место. — Только диалог, прошу вас. Разговор между Пэрри и водителем такси. Со слов «Знаете ли, это забавно». Видите?
Да, она увидела нужное место и в этот раз не стала отказываться. Она пришла к выводу, что Леффертс не опасен, возможно, он даже не сумасшедший, как ей показалось. Кроме того, она по-прежнему не могла избавиться от странного возбуждения… словно вот-вот должно произойти что-то интересное — или уже происходило.
- Предыдущая
- 24/132
- Следующая
