Награда для Белоснежки - Азаркова М. - Страница 20

• Предыдущая
• 20/32
• Следующая

Слишком многое. Это был ее первый настоящий опыт соприкосновения со страстью.

И с кем! С братом Дианы! С почти женатым человеком! Вне всякого сомнения, старые зловредные божки сейчас насмехаются над ней!

Бейб зевнула, но вдруг резко села, насторожившись. И будто по ее сигналу, Лаки тоже повернул голову и посмотрел в сторону окна. Наверное, это ежик, подумала Эмма.

И что же? Сидеть теперь здесь и страдать из-за неверного мужчины? Ну нет! Эмма пошла на кухню, чтобы приготовить горячий шоколад.

Скоро дни будут очень долгими, полными света, да и вечера станут совсем летними. Скоро она окажется в своем новом домике в Гамильтоне, пусть маленьком и стоящем в ряду двенадцати домов, но все равно таком уютном! К тому же там был сад. Все испытания надо встречать смело! Когда Эмма уедет отсюда, она непременно найдет свое счастье! В Парагае же она просто будет отдыхать время от времени.

Все было бы по-другому, будь хоть какая-то надежда, что Кейн ее полюбит…

— Нет! — резко сказала она, отгоняя от себя назойливые вредные мысли. — Нет, нет и нет, черт побери!

Эмма уедет из Парагая, и в конце концов лицо Кейна поблекнет в ее памяти, она забудет его поцелуй, его горячие чувственные губы. Когда-нибудь она даже забудет его имя, пламя волос, вспыхивающих на солнце, и застывшие, резкие, угловатые черты лица — все это поблекнет и сотрется из памяти.

— Конечно, сотрется, — сурово подтвердила она вслух, зная, что лжет.

Она поставила пакет молока на скамью и достала кружку, и тут обе собаки с лаем бросились к двери черного хода.

Эмма замерла.

— Кто там? — крикнула она.

Ответом было молчание. Эмма оттолкнула лающих собак в сторону, чтобы проверить дверь, и обнаружила ее закрытой на ключ. Однако резкий свет во дворе просачивался через стеклянный верх двери. Эмма стояла в напряжении, прижав руку к бьющемуся сердцу.

Не часто бывало, чтобы воры включали свет во дворе. Почти наверняка собаки среагировали на какого-нибудь заблудшего пса — возможно, подумала Эмма, одного из тех, которые загрызли овец. Или на ежа. Даже пробегающая крыса могла взбудоражить их. Но кто бы там ни был, он ушел, потому что собаки вернулись на свое место и легли перед камином, не проявляя дальнейших признаков интереса.

Обычно ночь не наводила ужаса на Эмму, но теперь ее колотило, когда она садилась у огня с чашкой горячего шоколада, и сегодня она разрешила Лаки спать на подстилке в гостиной.

Несмотря на тревогу, Эмма крепко спала в ту ночь. Когда наконец она очнулась, реальность вернула ее к мыслям — тревожным фрагментам одиночества, вызывавшим подавленность и боль. Эта боль преследовала ее еще два дня, а на следующее утро в семь часов позвонила экономка из Гленальбина и сообщила Эмме, что Кейн не сможет сопровождать ее на прогулках несколько дней, поскольку уехал.

Свое отношение к ней Кейн не смог бы выразить более просто. Эмма стиснула зубы и решила, что жизнь ее все равно будет продолжаться.

На третий день с севера подул тропический ветер, принесший дождь. Утром позвонила миссис Ферт, заговорившая без всяких предисловий:

— Дорогая моя, у Пиппы очень тяжело протекает беременность, и она хочет, чтобы я осталась и пожила с ней.

— Мне очень жаль, — мягко произнесла Эмма. — Чем я могу вам помочь?

Голосом, подозрительно срывающимся на рыдание, миссис Ферт сказала:

— Если я решу остаться здесь, то попрошу своего адвоката организовать продажу дома, но мне придется злоупотребить твоей добротой и попросить тебя пристроить кому-нибудь собак. Ведь если забирать их в Канаду, необходим карантин. Эмма, если Бейб попадет в карантин, она почти наверняка умрет! Последний раз, когда она сидела в конуре, она ничего не ела…

— Не беспокойтесь, — прервала ее Эмма. — Вы будете чувствовать себя спокойнее, если я возьму Бейб к себе вместо того, чтобы отправить ее в Канаду? Мы с ней очень неплохо уживаемся, и я с удовольствием оставлю ее у себя. У домика, который я снимаю в Гамильтоне, имеется приличный сад, окруженный забором, поэтому она будет чувствовать себя в полной безопасности. И я обещаю, что буду любить ее и хорошо о ней заботиться.

С легкой дрожью в голосе миссис Ферт отозвалась:

— О, Эмма, неужели ты сделаешь это? Я чувствую себя так, как будто бросаю ее.

— Ерунда! Как бы мы ни любили собак, они не так много значат в жизни, как дочери.

— Я знаю, знаю, это только потому, что… О, не будь так добра со мной, Эмма, или я расплачусь! Не знаю даже… Смогла бы ты и Лаки взять к себе, пока не родится малыш и Пиппа не сможет управляться сама? Конечно, я заплачу! Мой зять хочет, чтобы я жила с ними, но он не очень любит собак. Как только ребенок родится, я подыщу где-нибудь здесь поблизости домик и пошлю за Лаки…

— Да я не возражаю против того, чтобы и за Лаки присматривать. Возможно, из меня получится что-то вроде собачьей няни.

Рассмеявшись, миссис Ферт проговорила:

— Любая собака была бы счастлива иметь такую няню, как ты! Эмма, благодарю тебя! Ты сняла такую тяжесть с моей души.

Повесив трубку, Эмма сообщила двум заинтересованно слушавшим собакам:

— Ну что ж, ребятки, похоже, я останусь с вами дольше, чем мы все могли предположить.

Снова зазвонил телефон.

— Алло, — сказала она, предполагая, что это миссис Ферт, которая забыла ей что-то сказать.

Но это был Кейн.

— Слишком сыро, чтобы кататься верхом, — сказал он ей после приветствия. — У тебя все в порядке?

— Да, конечно. А что? — Эмма придала твердость своему голосу, надеясь, что он звучит холодно — так же, как и его.

Как будто этого поцелуя никогда и не было!

— Ручей в саду может переполниться, предупреждают, что надвигается сильный ливень.

— Я прослежу за этим, — обещала Эмма.

— Сделай непременно и, если вода зайдет за березы, сразу же дай мне об этом знать.

Этот мужчина, напомнила себе Эмма, помолвлен с другой женщиной. Потребность защищать кого бы то ни было просто часть его натуры — властный мужчина всегда опекает своих женщин.

Но она не была — и никогда не будет — одной из его женщин. Никогда!

— Спасибо, — сказала она равнодушно.

Вечером лай собак предупредил ее о чьем-то позднем визите. При виде темно-зеленой машины, блестящей в струях дождя, Эмма вся напряглась.

Она поздоровалась с Кейном, не теряя хладнокровия, и он требовательно спросил:

— Что случилось?

Не доверяя своему голосу, Эмма только пожала плечами. Как он осмелился так смотреть на нее горящими янтарными глазами, когда он принадлежал другой женщине?

Волна ярости, вызванная этой мыслью, придала Эмме сил, и она проговорила вкрадчивым вызывающим тоном:

— Ты только что вернулся из Австралии?

Он резко вскинул голову; желваки заходили на его скулах, и он очень тихо спросил:

— Кто сказал тебе об этом?

— Аннабель? — повторил свой вопрос Кейн.

— Никто мне не говорил, — ответила Эмма, каждое слово камнем падало ей на сердце. — Я ни с кем из твоей семьи не разговаривала. — Стиснув зубы, она твердо встретила его сверкающий взгляд. Напряженная пугающая тишина повисла в воздухе.

Наконец он холодно произнес:

— Я летал в Австралию, чтобы сообщить женщине, с которой помолвлен, что хочу расторгнуть нашу помолвку.

Надежда, жгучая, рвущаяся наружу, наполнила Эмму, а следом вспыхнуло безумное предвкушение чего-то нового. Она не находила слов, и Кейн продолжал говорить бесстрастным голосом:

— Ты должна знать, что я хочу тебя.

Глаза Эммы широко открылись. Нужно остановить его! Если он продолжит, ее жизнь уже никогда не станет прежней. Но ни одно слово не могло прорваться сквозь преграду, комом вставшую в ее горле.

Все еще таким же отталкивающим, безличным голосом Кейн продолжал:

— Я пытался не брать в расчет первое физическое влечение, потому что для меня это мало что значит. В своей жизни я желал многих женщин.

• Предыдущая
• 20/32
• Следующая