Меч императора - Артемьев Роман Г. - Страница 8
- Предыдущая
- 8/77
- Следующая
— Нет. Я рада, что в нем нет проклятой крови. Когда он был маленьким, — лицо Киры расцвело мечтательной улыбкой, — я сама кормила его грудью, не боясь, что он вцепится в нее клыками, предпочтя пить кровь, а не молоко. Когда он подрос, я наказывала его за шалости, не опасаясь, что за шлепок по попе получу смертельное проклятие. Когда он стал старше, то бегал ко мне хвастаться изготовленным из коры корабликом, а не новым способом пыток. Мне не приходилось запугивать нечеловеческими муками крепостных учителей, чтобы они согласились обучать Ратека письму и счету, и выносить из воспитательной комнаты их тела. Я рада, что он не твой сын, а потомок рода с чисто человеческой кровью.
Каждое слово Киры причиняло мне боль. Как странно… я думал, что этот этап моей жизни давно миновал. Я ехал, чтобы избавить от длительных пыток подругу своего детства и первую юношескую любовь, но старое и давно забытое чувство вдруг вскинулось во мне, словно пришпоренное ее словами.
— Но будь ты моей женой, и даже император не посмел бы претендовать на тебя! Я мог бы защитить тебя от кого угодно! А какая защита от этого? — Я пренебрежительно махнул рукой в сторону застывшего неподвижной статуей умертвия.
— Это он? — Кира подбежала к умертвию и попыталась поднять опущенное забрало.
Бывший граф дель Шаррант стоял не шевелясь, подчиняясь моему неслышному приказу. Наконец успевшее слегка заржаветь забрало поддалось ее усилиям, открывая иссохшее лицо и горящие безумным фиолетовым огнем глаза того, кто был отцом ребенка моей возлюбленной.
— Что с ним? — Не выдержав этого зрелища, она повернулась ко мне.
— Я некромант. — Небольшое напоминание. Мне уже удалось вновь поставить под контроль свои чувства, и я жалел о проявленной несдержанности. В конце концов, прошлое есть прошлое, и даже самому могучему магу еще не удавалось повернуть время вспять.
— Отпусти его. Пожалуйста! — В голосе Киры послышалась мольба. Видимо, она на самом деле любила его, вспыльчивого и безумно отважного графа, что осмелился бросить вызов самому темному императору, защищая честь своей жены.
Я равнодушно пожал плечами, и умертвие рассыпалось пылью, забряцав ржавеющими доспехами по каменному полу галереи. Кира остановилась возле кучки праха и, немного подумав, сняла с обмякшего пояса кинжал в длинных ножнах. Я не возражал. Простая сталь уже давно не могла причинить мне какого-либо вреда, мои щиты были безукоризненны. А если бы и могла… Это все равно ничего бы не изменило.
— Так что насчет моего сына? — настойчиво продолжила Кира.
Будь это кто-либо другой, я бы отказал. Приказ императора гласил: «Мятежный род должен быть уничтожен!» — и неподчинение его воле было чревато тяжелыми последствиями. Точнее, я просто не мог не подчиниться — присяга на верность, которую приносили императору все выпускники Темной Цитадели, просто не давала такой возможности. Однако была одна лазейка.
— У твоего сына есть талант к темной магии? Хотя бы минимальный? — спросил я.
— Да! — Кира буквально вспыхнула радостью, догадавшись о моей идее.
Жизнь студентов и учеников Цитадели императору не принадлежала, равно как и их собственным родителям, а только учителям. Разумеется, после того как обучение закончится, Ратек снова станет мишенью императорского указа, но учить ведь можно долго… очень долго. Всю жизнь. Его или императора.
— Тогда иди к нему. Попрощайся и объясни, что к чему. Расскажи о присяге и ее свойствах. Я не хочу, чтобы мой ученик ненавидел меня. В конце концов, нам предстоит еще очень долго быть вместе. Я подожду тебя у цветника.
— Хорошо. И… Спасибо тебе, Свистун. — Детская дразнилка, которой она наградила меня по созвучию с именем, когда мы только познакомились и она еще не знала о моем происхождении, болью отозвалась в сердце.
Я присел на камень и смотрел, как она уходит недалеко и ненадолго, хотя и она, и я предпочли бы сейчас находиться как можно дальше друг от друга, и знал, что она вернется, не сделав даже попытки бежать. Люди рода дель Рауль, из которого она происходила, всегда встречали Леди открытой грудью и гордым взглядом глаза в глаза.
Кира никогда не изменяла этой традиции. И тогда, когда мы играли вместе с другими детьми высоких родов и она, в отличие от всех остальных детей, тихо молчавших, когда я собирался разрезать живот вопящей и сопротивляющейся кошке, смело отвесила мне подзатыльник. А потом объяснила обалдевшему, изумленному ребенку, что такое сопереживание и почему нельзя мучить животных и людей без острой необходимости. Тогда я в первый раз сдержал свой дар — подзатыльник был не силен и не очень обиден, и мне стало любопытно, почему она меня ударила.
И потом во всех наших совместных играх, когда она одна осмеливалась относиться ко мне не как к потомку Смерти, а как к обычному ребенку, на три года младше ее и потому нуждающемуся иногда в поддержке и сочувствии, а иногда и в строгом выговоре. Возможно, именно благодаря ей, благодаря этому человеческому отношению я и научился сдерживать свой дар, не обрушивая его на всех, кто вызывал мое неудовольствие, как это было принято в нашей семье.
И тогда, когда она отказала мне, я тоже привычным усилием удержал гнев и боль внутри себя, и только потом до сознания дошел весь горький смысл ее слов.
После отец и братья часто спрашивали меня, как, каким образом я смог тогда удержаться от удара. Я не стал объяснять, да и как рассказать им об этом, о том, что для меня гораздо важнее, чтобы девушка, которую я люблю, была жива и счастлива, чем чтобы была моей. Они просто не поняли бы меня, не поняли бы причину, которая не позволила мне попросить императора о свадьбе. У нашей семьи всегда были очень большие привилегии, а если бы свадебным послом выступил сам император, то родичи доставили бы ее на свадьбу, даже если бы пришлось для этого связать по рукам и ногам.
Сейчас я жалел о своем тогдашнем благородстве. Будь она моей женой — и никакая клятва не сдерживала бы меня. Да император бы и не осмелился даже взглянуть косо на жену одного из Мечей Империи.
Мои воспоминания были прерваны появлением Киры. За руку она держала светловолосого мальчика, чье лицо и голубые глаза до крайности напоминали ее собственные.
— Вот. Возьми его в ученики при мне. Я хочу знать, что он в безопасности.
— Безопасности в этом мире нет. Но я клянусь своей силой, что сделаю все, чтоб оградить его от императорской мести! — с трудом вытолкнул я сквозь вдруг почему-то пересохшее горло. — Ратек дель Шаррант, ты согласен быть моим учеником?
— Согласен. — Было видно, что ребенок едва удерживает слезы, и, если бы не фамильная гордость, он сейчас захлебывался бы в плаче.
— Я готова. — Кира склонила голову и ласковым жестом взъерошила волосы на голове сына. — Иди домой, сынок. Тебе не стоит это видеть.
Ратек послушно, перебарывая себя, отпустил ее руку и побрел в сторону дворца. Однако за ближайшим деревом он остановился и, присев, стал из-за ствола наблюдать за нами. Кира не заметила этого маневра, а я не стал ей говорить. Парень имел право. Право видеть, знать и, быть может, когда-нибудь отомстить.
— Вот и все. — Кира присела рядом со мной.
Она была в белом платье, так похожем на то… Я усилием воли отогнал непрошеные воспоминания.
— Это не будет больно? — Она доверчиво заглянула мне в глаза.
— Нет. Смотри, у меня для тебя есть подарок. — Я достал асфодель, ничуть не примявшийся и не увядший за время поездки, и протянул ей его.
— Какой красивый. — Она поднесла его к лицу, глубоко вдыхая смертоносный аромат. — Как он пахнет! Ты всегда дарил мне цветы. И сейчас. Что это? Почему ты не дарил мне таких цветов раньше? — Ее лицо стремительно бледнело, яд начал свою работу, но она пока не замечала этого.
— Это асфодель.
— Ваш гербовый цветок? Я думала, что это сказки!
— Как видишь, нет. — Я выдавил из себя усмешку.
Лицо Киры стремительно теряло все краски жизни, а руки бессильно обвисли.
— Спасибо, — прошептала она. — Позаботься о Ратеке. Это действительно не больно и даже приятно. Спасибо, Ви… — Глаза ее сомкнулись, и я подхватил обмякшее тело.
- Предыдущая
- 8/77
- Следующая
