Оставайтесь на нашем канале - Кузьмин Владимир Анатольевич - Страница 1

• 1/58
• Следующая

— Его милость кавалер Вальдар Герейро просит вас незамедлительно пройти к нему.

Лёхша отложил в сторону книгу и встал. Август был не столько слугой, сколько членом семьи, мог бы просто сказать, мол, отец зовёт, мог, шутя, и подзатыльник добавить для ускорения, но, раз сказал так, значит, дело действительно важное.

Отца он застал в кабинете. Тот стоял у окна и смотрел на церковь — верный признак того, что ему не слишком нравился предстоящий разговор.

— Пришло официальное приглашение, — сказал он не оборачиваясь. — Тебе пора собираться, через неделю нужно быть в резиденции.

— Э-э-э, а это обязательно?

Отец грустно улыбнулся.

— Быть дворянином, значит поступать так, как подобает дворянину. Бедному дворянину так поступать необходимо всегда. Серхио выразил желание, чтобы ты сопровождал его.

— Но это была только просьба, не приказ. И потом я не приносил вассальной присяги Серхио.

— Зато я приносил присягу его отцу. От имени всей моей семьи. А просьба сюзерена для вассала равноценна приказу.

Отец наконец оторвался от созерцания церкви и повернулся к нему.

— Думаешь, мне хочется с тобой расставаться? Про маму я уже и не говорю. Но тебе выпал шанс, которым грех не воспользоваться. Поступление на службу в свиту принцессы, наследницы престола Империи, — честь. Честь, к которой прилагается немалая выгода. Для тебя это возможность получить задаром лучшее образование, увидеть мир, завести друзей. Для нас сам факт того, что ты на службе у королевской семьи, означает обрести большую безопасность, чем способен дать целый полк наёмников. И потом мы, ты и я, ещё могли бы отказаться от просьбы Серхио и даже его отца. Но после того как они добились официального приглашения от самого Императора, дороги назад нет.

— Всё равно не хочу. Не хочу с вами расставаться.

— Можно подумать, что навсегда, — неожиданно ласково произнёс отец, от которого Лёхша ждал нагоняя за своё упрямство. — Будут каникулы. Мы скоро поправим свои дела и тоже сможем тебя навещать.

— Ладно, — хмуро буркнул под нос Лёхша. — Будем считать, ты меня уговорил.

Отец засмеялся и обнял его.

— Пошли. Пора наградить тебя за сговорчивость небольшой частью наследства.

Он нажал на рычаг — шкаф с книгами сдвинулся с места, открывая проход в подземную часть дома. Ничего нового увидеть там Лёхша не ожидал, но ошибся: они прошли до самого дальнего края нижнего яруса подвалов, отец отыскал в стене ещё один скрытый рычаг и открыл ещё одну, неизвестную Лёхше, потайную дверь.

Он ждал, что за ней окажется небольшая кладовая, может даже сокровищница, и опять ошибся. За дверью начиналась пещера, точнее, узкий ход, прорубленный в скале, на которой стоял дом. Идти по нему пришлось долго.

В конце пути крохотный светящийся шарик, летевший впереди них и освещавший путь, юркнул в невысокий просторный грот, взлетел к потолку и засиял в несколько раз ярче.

— Я думал привести тебя сюда в день совершеннолетия, но получилось немного раньше.

— Ага, на четыре месяца.

— Что, тебе уже через четыре месяца пятнадцать? — наигранно удивился отец. — Ладно, осмотрись для начала.

Лёхша послушно стал оглядываться, хотя смотреть здесь, казалось, было не на что.

Приглядевшись, Лёхша увидел, что грот, показавшийся ему поначалу обычной пещерой, каких в окрестностях было немало, имеет неправильные, но гармоничные очертания, словно здесь поработали руки умелого каменотёса. Он не успел об этом подумать, потому что сделал куда более серьёзное открытие — серые каменные стены, к его удивлению, оказались сплошь покрыты резьбой, отчётливой, даже назойливой, так и притягивающей взгляд. Странно, что он не заметил настенную роспись сразу, едва войдя сюда.

Рисунков было великое множество. Они отличались красками и размерами, но все изображали разнообразные удивительные спирали. Стоило на любой из них остановить взгляд, как спираль начинала меняться.

У Лёхши кольнуло в висках, заломило в затылке, и он сообразил, что видит не только рисунки на стенах и каждый их штришок, но осознаёт и слышит всё вокруг до самых мельчайших подробностей — шорохи мышиной возни за тридевять земель отсюда, упавшую со свечи каплю воска в самом дальнем уголке замка… Боль в висках стала нестерпимой. Пришлось тряхнуть головой, чтобы оторвать взгляд от стены.

— Правильно, не надо смотреть на узоры слишком долго. Чувства обостряются до такой степени, что голова начинает болеть. Да и не слишком большое это удовольствие видеть в мельчайших подробностях, скажем, человеческое лицо. Но надеюсь, ты теперь сможешь углядеть то, ради чего я привел тебя в эти катакомбы. Смотри сюда.

Перед ними возвышался небольшой, чуть выше колена, округлый серый валун. Лёхша его узрел сразу, как оказался здесь, да и трудно не заметить каменную глыбу посреди пустого грота, особенно если над ней завис светильник. Но то, что на камне лежала шпага в ножнах, он увидел лишь сейчас.

Отец, довольный сюрпризом, взял шпагу и извлёк её из ножен. Обыкновенный с виду клинок, разве что расцветки непривычной: блеск стали от центра к заточенным краям становился темнее, и на самом острие — одна чернота.

— Ты помнишь, что о твоём отце порой рассказывают былины и небылицы?

— Ещё бы!

— Так вот большинству из них я обязан этому клинку. Да, я один из самых лучших фехтовальщиков Империи, но согласись, что одолеть двенадцать меченосцев храма Асгармы даже мне не под силу. Слишком серьёзные воины, хоть и неукоснительно блюдут своё глупое правило — не пользоваться ничем, кроме меча.

— Так это правда? Про меченосцев?

— Правда, правда, — засмеялся отец. — Но лишь благодаря этому клинку.

— Но выглядит он…

— Что есть, то есть. Выглядит он неубедительно. Я нашёл его здесь, когда строили замок и обнаружился вход в пещеру. Рукоять смастерил сам. Вроде неплохо получилось. Прежняя была со специальным хватом под семипалую руку, так что показывать это оружие никому не хотелось, вот и переделал его как сумел. Зато сейчас вид самый обыкновенный. Но скрытую в нём огромную силу не ощущают даже очень могущественные маги.

— Пап, я не понял, если маги ничего не ощущают, как ты-то догадался, что это такое?

— Правильный вопрос. Но ответ на него не самый приятный для меня: случайно. Сначала я счёл его древней диковинкой и подумывал о том, как бы повыгоднее продать в музей или университету. Вот тут-то и произошло кое-что: я нечаянно порезался, и, говоря коротко, клинок дал мне понять, что признал за мной право быть его хозяином. Порой он вёл себя, как простая железка, иногда выручал в самых трудных ситуациях. Но мне кажется, что он не проявил и сотой доли своей силы.

— А как он тебя признал?

— Сейчас ты это испытаешь на себе. Положи его на камень и капни на него свою кровь.

Лёхша дотянулся до клинка, но помедлил. Не из страха порезаться — что ему царапина! — пугало другое.

— А он точно признает меня?

— Есть только один способ проверить.

Лёхша коснулся лезвия большим пальцем, но даже не почувствовал прикосновения, хотя на руке обозначилась ранка и несколько рубиновых капель упали на клинок и на камень рядом с ним. Невольно юноша отшатнулся в сторону, потому что капли стали с шипением испаряться, над клинком образовался крохотный дымчатый вихрь, будто из курительной трубки пустили кольцо дыма. Через мгновение дым всосался в металл и больше ничего не произошло.

— Возьми его, — откашлявшись сказал отец.

Лёхша взял оружие в руку, постоял, оценивая его вес, и уже собирался разочарованно положить шпагу обратно, как почувствовал толчок: по руке к груди прокатилась тёплая волна. Оружие стало как бы продолжением руки, продолжением самого Лёхши. У него возникло ощущение, будто клинок, словно огромный пёс, которого хотелось ласково погладить по большому лбу, в минуту опасности непременно превратится в яростного могучего зверя, готового защитить.

• 1/58
• Следующая