Чернокнижники - Бушков Александр Александрович - Страница 1

Исключительное право публикации книги Александра Бушкова «Чернокнижник» принадлежит ЗАО «ОЛМА Медиа Групп». Выпуск произведения без разрешения издателя считается противоправным и преследуется по закону.

© Бушков А., 2011

© ЗАО «ОЛМА Медиа Групп», 2011

Статский советник Бахметьев был сама любезность. Немало любезности было обрушено на поручика Савельева с момента его появления в кабинете, столько, что приличествовала она скорее офицеру с двумя просветами на погонах, а то и генеральским зигзагом. Великолепный шустовский коньячок, отличные египетские сигареты, светская беседа о разных смешных случаях… Это затянулось. Это определенно затянулось – и сидящий чуть в сторонке поручик Рокотов, лобастый крепыш с пышными усами, все чаще бросал на хозяина кабинета нетерпеливые взгляды, а тот притворялся – именно что притворялся! – будто ничего не замечает.

А что тут поделаешь? Приходилось терпеть, смаковать коньячок, пускать дым и в нужных моментах улыбаться очередному курьезу. И звание Савельева было невелико, и характер порученной миссии именно что мутный.

Он все больше убеждался, что Бахметьев не просто старательно затягивает извечное московское хлебосольство, а именно что пытается оттянуть тот неприятный для него момент, когда нужно будет повести речь о делах. Теперь и он верил, что момент этот Бахметьеву неприятен – это Рокотов, наоборот, нетерпением исходит, готов, фигурально выражаясь, пуститься в галоп…

Савельев снова вспомнил вчерашний разговор. Полковник Стахеев, голову можно прозакладывать, держался самую чуточку неуверенно, что ему, в общем, не свойственно…

– Обстоятельства таковы, Аркадий Петрович… – промолвил он наконец. – Имеется официальное письмо из московской Особой экспедиции с просьбой прислать офицера «для консультаций по делам, могущим представлять взаимный интерес». Подписано начальником департамента статским советником Бахметьевым… моим давним знакомцем, должен уточнить. С ним вместе фельдъегерь доставил мне и частное письмо от Дмитрия Фаддеевича Бахметьева. Я не стану вас с ним знакомить вовсе не оттого, что оно носит частный характер – иногда и частные письма требуют ознакомления с ними третьих лиц. Просто… Откровенно говоря, письмо это мне непонятно, оно чересчур дипломатично и обтекаемо даже для смолоду известного большой дипломатичностью Дмитрия… Я долго ломал голову, анализировал, пытался подыскать примеры. И такое вот впечатление у меня сложилось. Там, в Москве, у наших коллег из Особого возникла некая чертовски щекотливая ситуация. И Бахметьев в сложном положении. И продолжать дело хочется, и нет никакого желания вступать в конфликт с высоким начальством – а именно таковой может возникнуть, судя по намекам из письма ко мне. Такое случается, увы, в любом учреждении. Вы в некотором роде счастливец, Аркадий Петрович. На вашем уровне службы есть только служба. Зато там, где люди обременены серьезными должностями и высокими званиями, порой завязываются… сложности. Нешуточные сложности. Печально, но не нами придумано и не на нас кончится…

– Вы хотите дать мне какие-то особые инструкции? – решился тихонько спросить Савельев.

Стахеев раздраженно передернул плечами:

– Как я могу это сделать, если понятия не имею, что там у них стряслось? Инструкции… Аркадий Петрович, у вас светлая голова. Уж вы осмотритесь там как следует. И если действительно что-то серьезное, не отступайтесь даже при попытках каких-либо высоких лиц оказать на вас давление – а такое, знаете ли, случается… В моей полной поддержке можете быть уверены. Понимаете, Дмитрий – очень толковый человек… В общем, держите ушки на макушке и если что, копайте вглубь…

Вспомнив все эти наставления, Савельев решил более не медлить. Учитывая его невысокий чин, дерзость проявлять не следовало. Он просто-напросто очень уж многозначительно погасил окурок в латунной пепельнице, очень уж многозначительно отодвинул изящную чашечку, очень уж демонстративно посмотрел на часы…

Подействовало! Бахметьев посерьезнел, тоже отодвинул свою чашку так резко, что она жалобно звякнула о край блюдца с бисквитом. С лицом человека, более не пытающегося оттянуть неизбежное, сказал:

– Однако мы заболтались, господа… Не перейти ли к делу?

Савельев изобразил чуточку преувеличенно оживление. Поручик Рокотов выпрямился с радостным выражением лица.

– Суть в следующем, – сказал Бахметьев. – Вот уж более восьми месяцев, как в Москве объявился человек, которого отдельные горячие головы, – он недвусмысленно покосился на Рокотова, – считают ни более ни менее как пришельцем из былых времен. И бомбардируют начальство всех уровней рапортами с требованием принятия мер…

Рокотов смотрел упрямо и хмуро. По его лицу сразу можно сказать, что бомбардировку он намерен продолжать и далее.

– Вот даже как? – с нешуточным удивлением произнес Савельев. – И из какого же именно былого?

Рокотов ответил моментально:

– По моим предположениям, из сороковых годов восемнадцатого столетия.

– Лихо, однако… – покрутил головой Савельев. – В ту эпоху они просто не располагали соответствующей аппаратурой… Предположим, случилась некая неправильность, такое бывало… И все равно, наши наблюдательные станции непременно отметили бы… – он спохватился. – Простите великодушно, господа. Неосмотрительно с моей стороны что-то заявлять твердо, не зная обстоятельств дела… И потому, наверное… – он многозначительно посмотрел на Бахметьева. Тот откровенно вздохнул:

– Ну что же, давайте по порядку, Аркадий Петрович. С самого начала. Правда, историю эту мы вели далеко не с самого начала, но работу по реконструированию событий проделали, без ложной скромности, немалую. Так что я изложу события не в том порядке, в каком мы о них узнавали, а именно что с самого начала… Вот, полюбуйтесь. Это и есть наш персонаж.

Савельев взял у него фотографию, присмотрелся. Человек в годах, за сорок, с крючковатым носом, залысинами и бакенбардами. Глазки маленькие, губы плотно сжаты. Очень похоже, неглуп – и такое впечатление, недобр, ох, недобр…

– Господин Петр Петрович Аболин, – сказал Бахметьев. – Будем называть его именно так, потому что именно это имя, пусть и насквозь чужое, он сейчас носит, но настоящего мы не знаем… Он, правда, при первом появлении называл себя иначе, но и это имечко наверняка выдумал и более не использовал, так что и упоминать его не стоит. Итак… Восемь с лишним месяцев назад этот субъект вдруг возникает в номерах Фирятьева на Сретенке. То еще местечко, доложу я вам. Его никак нельзя считать классическим притоном уголовного элемента, разрядом повыше заведеньице, если можно так выразиться, но народец там большей частью обретается специфический… Из непойманных и особо шустрых. О самом Фирятьеве сыскная знает немало интересного, вот только доказать ничего не может. Быть может, вы хотите посмотреть бумаги по этой личности? У нас немало скопилось…

– Потом, наверное, – сказал Савельев. – Я бы предпочел сначала выслушать ваш подробный рассказ.

– Позже Фирятьева наши агенты прижали. Крепенько. Якобы от лица Охранного отделения, что прекрасно подействовало: подобная публика политики сторонится, как черт ладана, наизнанку вывернется, лишь бы не оказаться привлеченной по совершенно несвойственным им статьям… Короче говоря, вида на жительство у Аболина не имелось вовсе. Зато имелась парочка золотых червонцев, что Фирятьева моментально примирило с отсутствием вида. С ним такое не впервые, ох, не впервые… Червонцы были времен государыни Елизаветы Петровны. К сожалению, к нам они не попали – когда добрались до Фирятьева, он их давным-давно продал, и проследить их путь уже не представляется возможным. Впрочем, это не особенно существенно… Ну вот. Буквально через день Аболин объявился у господина антиквара Лютова – опять-таки весьма достопримечательная личность, на которую сыскная давненько имеет зуб… Антикварная лавочка – это так, для респектабельности, на публику. Основной промысел Лютова – ростовщичество и скупка краденого. Так работает, что, как ни бьются, не могут взять на горячем… Как и Фирятьев, пуще смерти боится оказаться замешанным в политику, а потому оказался в конце концов крайне словоохотлив. Аболин принес ему на продажу изрядную кучу распиханного по карманам добра: десятка полтора тех же елизаветинских червонцев, две золотых табакерки с алмазами, несколько серебряных чарок… вы уже, наверное, догадываетесь, к какому времени, судя по пробам, принадлежали табакерки и чарки?