Стражи - Бушков Александр Александрович - Страница 4

– А муженек-то вас видел? – со жгучим любопытством поинтересовался Савешников-самый-младший.

– О нет, нет! Я успевать на карнисс…

– Ну, тогда и горевать не о чем, – с видом знатока заявил купчик. – Отговорится ваша дама, еще и мужа виноватым обернет. Они такие… Я и жениться-то не спешу, знаючи все их коварство-притворство…

– О, ви есть большой знаток женский душа!

– Не без того, – скромно признался Савешников. – Повидали в этой жизни кой-чего, до Парижа даже добирались и там охулки на руку не клали… – он мечтательно закатил глаза, на миг предавшись самым приятным, сразу видно, воспоминаниям. – Так что такие тонкости понимаем… – его лицо прямо-таки озарилось. – А не выпить ли нам по поводу, господин полковник? Как вы насчет?..

– Ошень охотно, – дружелюбно заулыбался фон Шварц. – Нам что, нужно куда-то…

– Да зачем нам куда-то идти? – с некоторым недоумением воскликнул Савешников. – Русские люди, чай, запасец имеем. Как это у вас, у военных? Экипированы-с! Сию минуту…

Пошатываясь, он развернулся в сторону пузатого комода…

Тут фон Шварц, не колеблясь, ему и приложил. Обеими руками добавил падающему, подхватил уже бесчувственного, поволок к кровати. Его неплохо учили рукопашному бою, где многое было беззастенчиво позаимствовано из грядущего. Особого вреда организму этого недотепы не будет, разве что шея да брюхо потом поболят, – а вот очнется он не ранее чем четверть часа спустя…

И принялся пеленать потерявшего сознание купчика свернутыми в жгуты простынями, стараясь, чтобы и освободиться тот самостоятельно не смог, и чтобы кровообращение не нарушилось – в конце концов, этот простак совершенно ни в чем не виноват. Очень возможно, в настоящем грядущем его и на свете-то быть не должно, а вот, поди ж ты, существует…

Через шесть с небольшим минут он покинул номер, одетый в позаимствованное из шифоньера свешниковское. И костюм, и сорочка, и штиблеты оказались великоваты – но не настолько, чтобы это издали бросалось в глаза. Оружие он разложил по внутренним карманам пиджака, удостоверение НКВД прихватил с собой, а вот форму пришлось оставить в ванной – не увязывать же ее в простыню, не нести с собой – субъект с подобным узлом моментально привлечет внимание гостиничной прислуги, и мало ли как может кончиться. Обиднее всего было бы угодить в полицию в качестве мелкого гостиничного воришки…

Кроме одежды, он прихватил и тросточку (неплохое оружие в умелых руках – не везде ведь пустишь в ход пистолет) и, разумеется, не забыл пухлый купеческий бумажник. Время работает на него: деньги, судя по приятной толщине бумажника, имеются в достатке, погони нет… Побарахтаемся еще, черт возьми, как та лягушка в крынке со сметаной!

Он чинно шагал по коридору. Гостиница осталась гостиницей, но приобрела некоторую роскошь и шик – хотя в перворазрядных определенно не числилась. Никто не обращал на фон Шварца ни малейшего внимания, он ничем не выделялся, пусть даже штиблеты чуточку хлябали, а костюм сидел неуклюже. Ничего, в этой Москве тоже должны привыкнуть к дурно одетым провинциалам…

Как он ни спешил, следовало все же бегло ознакомиться с содержимым бумажника, чтобы знать точно, что там лежит. Увидев подходящую нишу с каким-то разлапистым зеленым кустом в кадке, фон Шварц укрылся за этим кустом на мягком диванчике, быстренько распахнул бумажник.

Пикантные фотокарточки, наподобие парижских, с дамочками, не соизволившими обременить себя хотя бы минимумом одежды, – ах, шалунишка Пров… В урну! Клочки бумаги с адресами и фамилиями… В урну! Не оставлять ничего от бывшего владельца, кроме денег, поскольку деньги – вещь безликая и уликой служить не могут, если номера кредитных билетов заранее не переписаны, а уж от Провушки трудно ожидать такой предусмотрительности.

Бумажные деньги оказались совершенно незнакомыми – сиреневые пятерки без изображений, как и рыжеватые десятирублевки, кредитки достоинством в двадцать пять рублей с портретом Суворова, в пятьдесят – с изображением Спасской башни Кремля. Двуглавый императорский орел, подписи кассира и банковского казначея. Надписи в основном знакомые – привычные, вот только ни словечка о том, что казначейские билеты обмениваются на золото… А вот и золото, пусть и в крайне малом количестве.

Он вытащил двумя пальцами из застегнутого на пуговку особого кармашка золотую монету, по размерам и весу абсолютно схожую с золотым червонцем Российской империи. Ну да, одна сторона практически такая же: двуглавый коронованный орел и надпись: «10 рублей 1936 г.». Только датой и отличается…

А вот другая сторона… Профиль незнакомого человека, определенно пожилого, без бороды с небольшими усами. Кто же это изволит быть здешним самодержцем? «Б.М[1]. Дмитрий I, император и самодержец московск.».

Интересно. Почему «московск.», а не «всеросс.», то есть – «всероссийский»? Не могла же здешняя Российская империя ужаться до одной Москвы? Ладно – сейчас этот ребус все равно не разгадать…

Переложив в брючный карман серебряную мелочь – идея замаячила! – он встал и спустился на первый этаж. Увидев в вестибюле слева аккуратный ряд высоких лакированных телефонных кабинок (телефоны внутри отлично видны через стеклянные двери), вдруг подумал… Гениальная мысль, право! Если с каретой что-то произошло, должно тут быть одно-единственное местечко, где ему в состоянии помочь. Конечно, там может быть все иначе, но суть-то… суть…

Он решительно свернул к высокой стойке, за которой выжидательно подался ему навстречу чистейше выбритый в безукоризненном фраке портье – этакий, как говорится, энглизированный:

– Слушаю вас, сударь…

Судя по мелькнувшей в глазах иронии, он отметил некую несуразность в одежде фон Шварца, но, разумеется, на лице это не отразилось. Опытная гостиничная обслуга в жизни повидала неисчислимое множество чудаков, престранных экземпляров человеческой породы, так что пренебрежем и притворимся, будто и не заметили…

– Мне нужно позвонить… – как ни в чем не бывало, без тени смущения сказал фон Шварц. – Взимается ли плата?

– Изволите проживать у нас?

– Да.

– В таком случае можете воспользоваться аппаратом бесплатно. Вы умеете пользоваться телефоном, сударь?

Лицо предупредительнейшее, но в глазах укрыта насмешка – ну да, принимает за дремучего провинциала… Ничего, так даже лучше… переживем…

– Умею, – безмятежно сказал фон Шварц. И продолжал воистину барским тоном, холодным, уверенным, вежливым до издевки: – И вот что, любезный… У вас, несомненно, сыщется телефонная книга… Не соблаговолите ли отыскать мне номер дежурного офицера Генерального штаба?

Генеральный штаб просто обязан быть, а раз так, невозможно, чтобы там не было дежурного офицера…

Тон подействовал – портье проворно вытащил откуда-то снизу пухлый том и принялся сноровисто его перелистывать – в глазах у него вместо иронии появилось любопытство и удивление. Фон Шварц молча ждал, придав себе несколько надменный вид.

Проведя пальцем по страничке сверху вниз, портье взял автоматическую ручку, проворно написал номер на прямоугольничке плотной бумаги размером с визитную карточку, почтительно протянул фон Шварцу, уже совершенно другим тоном промолвив:

– Извольте, сударь…

Небрежно кивнув, словно истый барин, фон Шварц направился к ближайшей свободной кабинке. В его времени у батальона еще не было телефонного номера, телефон был интересной новинкой и не более того, в широкое употребление еще не вошел, но в тридцать восьмом году – что здесь, что там – все должно обстоять совершенно иначе. Впрочем, он не знал, как именно обстояло в грядущем дома – даже новички моментально узнают, какой именно вопрос считается запретным – о будущем самого батальона. Только меж собой доверительно иногда говорят, понизив голос, что, по кое-каким наблюдениям и данным, после девятьсот семнадцатого года батальон куда-то пропадает из истории, но подробности никому не известны, а инженеры, обслуживающие аппараты наблюдения за Временем, имеют строгий приказ этот кусочек Времени никому не демонстрировать…