Худеющий - Кинг Стивен - Страница 19

• Предыдущая
• 19/60
• Следующая

Работа есть работа. С этим чашку кофе выпил, с тем — пообедал, у того что-нибудь купил. И вот на закате следующего дня кредиторы Ларса Арнкастера уже звонят ему и говорят, что неплохо было бы убрать этих чертовых цыган подальше от города и как они были бы ему признательны.

Результат Данкену Хопли был, конечно же, известен. Арнкастер направился к цыганам, вернул им то, что оказалось лишним по их договоренности об аренде территории, оказался глух к их протестам (Халлек вспомнил молодого жонглера, который явно не успел свыкнуться с идеей собственной уязвимости в этой жизни). А договор, кстати, не был подписанным документом, и потому судиться было бы смешно.

Арнкастер вполне трезвый, возможно, объяснил им, что обходится с ними как порядочный человек и возвращает им лишние деньги. Другое дело — Арнкастер пьяный. В этом случае он мог объясниться подробней, сказать им, что в городе есть могущественные деятели, которые требуют, чтобы цыгане убирались подальше. На него, бедного фермера, оказали жесткое давление, которого он вынести просто не может. Тем более, что половина так называемых хороших людей в городке давно зуб на него имеют.

Вряд ли цыгане (разве что за исключением жонглера) стали спорить, права качать и требовать долгих объяснений.

Билли поднялся и медленно побрел домой под холодным дождем и ветром. В спальне горел свет — Хейди его ждала.

Водителю патрульной машины не за что мстить. И не Арнкастера: тот просто увидел возможность не терять пятьсот долларов и попросил их вон, потому что иного выхода не было.

Данкен Хопли?

«Возможно. Очень даже возможно», подумал Билли. В чем-то Хопли выполнял функции сторожевого пса, хорошо натренированного, чтобы хранить в неприкосновенности покой Фэйрвью. Однако Билли сомневался, разделяет ли старый колдун его мнения, понимает ли суть. Для него все свелось к тому, что после суда Хопли вытурил их из городка. К изгнанию они были привычны. Другое дело, что Хопли не расследовал причин гибели старухи…

Вот это уже существенно.

«Отказ от расследования? Билли, не смеши меня. Отсутствие расследования — грех халатности. Хопли не стал проверять его на алкоголь. Ты знаешь, что это граничит с покрытием преступления, и Кари Россингтон тоже это знал».

Ветер усилился, дождь стал сильнее. На улице капли плескались в лужах, освещаемых уличными фонарями вдоль Лантерн Драйв. Под ветром скрипели ветви деревьев, и Билли с беспокойством посмотрел на небо.

«Мне надо повидать Данкена Хопли».

Какая-то важная мысль готова была родиться, но он тут же вспомнил пьяное испуганное лицо Леды Россингтон. Подумал о словах Леды: «С ним теперь трудно разговаривать… у него внутри рта то же самое происходит… его реплики звучат как мычание».

Нет, только не сегодня. Нынче с него достаточно.

— Куда ты ходил, Билли?

Хейди лежала в постели под пятном света от ламп и читала. Теперь отложила книгу и посмотрела на него. Билли заметил темные круги под ее глазами. Однако в эту ночь жалости к ней он не почувствовал.

Подумал, а может, сказать? «Я был у Кэри Россингтона. Поскольку его не было дома, я выпил с его женой, выпил довольно крепко. Ни за что не угадаешь, Хейди, что мне она сказала. Кари Россингтон, который тебя лапал накануне Нового Года, превращается в крокодила. Когда он помрет, из его кожи можно будет делать отличные портфели».

— Да так, нигде, — ответил он. — Просто бродил и размышлял.

— От тебя пахнет так, словно ты в куст можжевельника свалился. Джин?

— Н-ну… примерно так. Только свалился в «Паб» Энди.

— И сколько ты принял?

— Пару.

— А пахнет как все пять.

— Хейди, ты что — меня допрашиваешь?

— Нет, дорогой. Но я хочу, чтобы ты себя уж слишком-то не изводил. Эти доктора, я надеюсь, поймут что-то после метаболической серии.

Халлек хмыкнул.

— Я только благодарю Бога, что это не рак, — сказала она. Лицо ее выглядело встревоженным.

Он подумал и чуть не ляпнул: «хорошо все наблюдать со стороны». Не сказал, но, видимо, что-то отразилось на его лице, потому что ее лицо приняло такое несчастное, горестное выражение.

— Прости меня, — сказала она. — Так трудно сказать что-либо, чтобы не прозвучало обидно, плохо…

«Да уж, девочка», подумал он. И снова мимолетная вспышка ненависти к ней. После выпивки это чувство вызвало депрессию и физическое недомогание. Тут же все прошло, оставив лишь ощущение стыда. Кожа Кэри превращалась Бог знает во что — годилось только для показа в бродячем цирке. Данкен Хопли может быть и в порядке, а может, Халлека ожидало там нечто еще более жуткое. Черт возьми, потеря веса, возможно, еще не самое страшное.

Он разделся, включив лампу, и обнял Хейди. Сначала она чувствовала себя скованно. Когда он решил, что ничего хорошего не будет, Хейди вдруг расслабилась. Билли услышал ее сдавленный всхлип и с грустью подумал, что в беде познается благородство натуры. Почему он раньше этого не понимал?

— Хейди, прости, — сказал он.

— Если бы я могла хоть что-то сделать. — Она снова всхлипнула. — О, если бы чем-то могла помочь тебе, Билли.

— Можешь, — сказал он и потрогал ее грудь.

Они занялись любовью. А потом он заснул, забыв обо всем. Утром весы показали 176.

У себя в конторе он договорился относительно отпуска для проведения метаболических анализов. Кирк Пеншли был до неприличия готов удовлетворить его просьбу в любой форме, из чего Халлек сделал горький вывод: от него хотят избавиться. После того, как исчезли его три подбородка, ввалились щеки, а кости на лице стали выпирать, он стал для конторы своеобразным пугалом.

— Ну, конечно же! О чем речь?! — воскликнул Пеншли прежде, чем Билли до конца изложил свою просьбу. Слишком радушно звучал его голос — так говорят люди, понимающие, что дело — дрянь, но формально этого не признающие. Глаза его скользнули к тому месту, где у Билли Халлека прежде был живот. — Бери столько времени, сколько тебе потребуется, Билл.

— Три дня мне будет достаточно, — ответил он.

Теперь он звонил Пеншли из телефонной будки возле кафетерия Баркера и говорил ему, что придется взять более трех дней. Да, более трех дней, но, возможно, не только для метаболических анализов. Утраченная идея снова неясно зародилась в голове. Она еще не была оформившейся надеждой, но хотя бы кое-что.

— На сколько дней? — спросил Пеншли.

— Я точно и сам не знаю, — сказал Халлек. — Может, две недели. Может, даже и месяц.

На другом конце провода воцарилась тишина, и Халлек представил себе подтекст, который прочел в его словах Пеншли: «На самом деле я имею в виду, Кирк, то, что больше уж мне не вернуться. Выяснилось, что у меня рак. Теперь будет облучение, лекарства от боли, интерферон, если удастся его раздобыть, лаэтрил, если решимся отправиться а Мехико. Когда в следующий раз увидишь меня, Кирк, я буду в длинном ящике с шелковой подушечкой под головой».

И Билли, привыкший за последние шесть недель к чувству хронического страха, впервые ощутил гнев. «Я вовсе этого не подразумеваю, черт тебя подери. По крайней мере, пока еще нет».

— Не проблема, Билл. Передадим дело Худа Рону Бейкеру, а остальные могут и подождать.

«Это уж точно, подлец. Ты сегодня же все мои дела передашь другим. А дело Худа ты еще на прошлой неделе отдал Рону Бейкеру. Он мне позвонил сам, спрашивал, куда я положил бумаги по этому делу. А насчет того, что другие дела подождут, Кирк, так эти дела — всего-навсего куриные шашлыки на твоей вилле в Вермонте. Так что не пытайся быть хитрожопым со мной».

— Хорошо, я передам ему все досье, — сказал Билли и, не удержавшись, добавил: — Он уже часть из них получил, кстати.

Раздумье на другом конце провода. Потом:

— Ну, хорошо… если что нужно, я готов…

— Есть еще одна просьба, — сказал Билли. — Она может показаться тебе очень странной.

— Какая? — осторожно спросил Кирк Пеншли.

— Помнишь, у меня неприятность была в начале весны? Несчастный случай?

• Предыдущая
• 19/60
• Следующая