Дверь - Кинг Стивен - Страница 3
- Предыдущая
- 3/4
- Следующая
Подняв веером песок, Ричард остановил багги рядом с прогнившим навесом, обернулся и достал лопату. Увидев ее, я вздрогнул.
— Где? — спокойно спросил он,
— Вот здесь, — показал я ему, Он вылез и медленно зашагал по песку к указанному месту, на секунду задумался и воткнул лопату в песок. Мне показалось, копал он очень долго. Песок, который он перебрасывал через плечо, был тяжелым и влажным. Тучи еще больше потемнели и сгустились, отбросив тень на воду, которая, отражая зарево заката, горела яростным беспощадным огнем.
Задолго до того, как он перестал копать, я уже знал, что там ничего нет. Они успели перепрятать тело. Вчера я не забинтовывал руки. Значит, они могли видеть… и действовать. Если они сумели использовать меня для убийства, они могли и перепрятать тело с моей помощью, даже когда я спал.
— Мальчишки нет, Артур, — он бросил грязную лопату в багги и устало опустился на сиденье. Надвигавшаяся буря разбрасывала по песку бегущие серповидные тени. Ветер усилился и зашуршал песчинками о ржавый кузов нашего багги. Я чувствовал зуд в пальцах.
— Они использовали меня, чтобы убрать его отсюда, — мрачно сказал я. — Они побеждают, Ричард. Раз за разом дверь открывается все шире. Случается по сотне раз на день — словно очнувшись, вдруг понимаю, что стою перед каким-нибудь очень знакомым предметом: лопаткой для мази, фотографией или просто банкой с фасолью. Мои руки вытянуты, и я показываю им эти предметы и сам вижу их, как они — как непристойность, нечто искаженное и нелепое…
— Артур, — перебил он. — Артур, перестань. Перестань, — в померкшем свете я видел его печальное от сочувствия лицо. — Ты говоришь, что где-то там стоял. Ты говоришь, они заставили тебя убрать отсюда тело. Но, Артур, ты же не можешь двигаться. У тебя же ноги парализованы.
— И эта штуковина сама не двигается, — я коснулся приборной панели. — Но ты садиться за руль, и она едет. Ты мог бы заставить ее и убивать. А вот она, даже если бы хотела, не сможет тебя остановить, — мой голос едва не срывался до истерики. — Я для них дверь в нашу жизнь, неужели ты не понимаешь? Это они убили мальчишку! Это они перепрятали тело!
— Думаю, тебе следует посоветоваться с врачом, — спокойно ответил он. — Поедем домой, Я звонил Мод Харрингтон, когда брал багги. Второй такой сплетницы я не встречал во всем штате. Я спросил, не слыхала ли она, что у кого-нибудь мальчишка не вернулся вчера вечером домой, Она сказала, что нет.
— Но он должен быть из местных! Должен!
Он потянулся к зажиганию, но я остановил его. Он обернулся ко мне, и я начал разматывать бинты.
Со стороны залива послышались глухие раскаты грома.
Я не пошел к доктору и не стал перезванивать Ричарду. В течение следующих трех недель я не выходил из дома, не перебинтовав руки. Три недели я тщетно надеялся, что все это пройдет. Глупо, согласен. Будь я нормальным, здоровым человеком, которому для передвижения не нужна никакая каталка, будь у меня обычная профессия и нормальная работа, я бы, наверное, пошел к доктору Фландерсу или к Ричарду. Я, вероятно, пошел бы к ним, если бы меня не преследовали воспоминания о моей тетке, избегаемой всеми, Постепенно я стал понимать их. Их неведомый разум. Я, собственно, никогда не задумывался, как они выглядят и откуда взялись. Это оставалось загадкой. Я был для них дверью и окном в наш мир. Той информации, которую я получал взамен, было вполне достаточно, чтобы почувствовать их отвращение и страх, чтобы понять: их мир совсем не похож на наш. Вполне достаточно, чтобы ощутить их слепую ненависть. Но они по-прежнему наблюдали. Их плоть вросла в мою. Я стал понимать, что они используют меня, фактически управляют моими действиями, В тот момент, когда появился мальчик и, как обычно, мимоходом помахал мне рукой, я уже было совсем решился позвонить Крессуэллу. Ричард прав в одном… Теперь и я уверен — то, что со мной происходит, началось где-то далеко от Земли, возможно, во время того рокового полета к Венере.
Мои руки потянулись к мальчишке, и тут я вспомнил, что не забинтовал их. В сумеречном свете уходящего дня я видел, как большие, широко раскрытые глаза пристально рассматривали мальчика. Как-то раз я ткнул в один из них кончиком карандаша, и тут же нестерпимая боль пронзила мне руку. Глаз же, казалось, уставился на меня с бессильной ненавистью, что было еще мучительнее, нежели причиненные мне физические страдания. Больше я не проделывал таких опытов.
А теперь они смотрели на мальчика. Я почувствовал, что рассудок оставляет меня. И в следующее мгновение я уже не владел собой. Дверь была открыта. Судорожно переставляя ноги, словно на деревянных протезах, я заковылял к нему по песку. Казалось, глаза мои закрылись и я вижу лишь теми, чужими глазами — вижу безобразное гипсовое море, сдавленное сверху пунцовым порфиром неба; вижу навес с покосившейся дырявой крышей, похожий на скелет неведомого кровожадного чудовища; вижу какое-то гадкое, омерзительное существо, которое шагает, тяжело дыша, и несет странное приспособление из дерева и проволоки, соединенных под геометрически несовместимыми углами, Хотел бы я знать, о чем подумал этот несчастный безымянный паренек с ситом под мышкой и карманами, набитыми множеством мелких монет, вперемешку с песком, что подумал он, когда увидел, как я ковыляю к нему, простерши руки, словно слепой дирижер над воображаемым оркестром; что подумал он, когда последний луч заходящего солнца упал на мои красные руки, испещренные трещинами, из которых злобно сверкали глаза; что подумал он, когда эти руки внезапно занеслись над ним…
Я знаю только, о чем думал я сам.
Мне показалось, что я заглянул за край света, в неугасимое пламя ада.
Когда я разматывал бинты, ветер подхватывал их и играл ими, словно тонкими ленточками серпантина. Облака теперь совсем заслонили остававшийся багрянец заката, отбросив на дюны черные тени. Бурля и вздымаясь, над нами проносились тучи.
— Только обещай, Ричард, — крикнул я наперекор поднимавшемуся ветру. — Не медля, беги, если тебе покажется, что я могу… причинить тебе боль. Ты меня понял?
— Да.
Ветер безжалостно трепал расстегнутый воротник его рубашки. В сгущавшихся сумерках было видно, как его лицо застыло в ожидании, а глаза, казалось, готовы выскочить из орбит.
И вот последние бинты упали с рук.
Я взглянул на Ричарда, и то же самое сделали они. Я видел лицо человека, ставшего для меня дорогим за те пять лет, которые я его знал. Они видели перекошенный живой монолит.
— Вот они, — хрипло произнес я. — Вот они, смотри.
Он невольно шагнул назад. Его лицо исказилось от внезапного леденящего ужаса. Сверкнула молния. В облаках прокатился гром, и море потемнело как воды Стикса.
— Артур…
Как же он отвратителен! Как мог я терпеть его рядом с собой, говорить с ним? Ведь он не человек, он — воплощение чумы. Он…
— Беги, Ричард! Беги!
И он бросился прочь. Он побежал огромными быстрыми скачками. Он превратился в виселицу на фоне грозного неба. Мои руки взметнулись ввысь, над моей головой, отгородив часть небосвода, а пальцы потянулись к тому единственному, что было им знакомо в этом кошмарном мире — потянулись к тучам.
И тучи ответили.
Сверкнула гигантская голубоватая молния, и казалось, наступает конец света. Она ударила прямо в Ричарда, и пламя тут же поглотило его…
Когда я пришел в себя, оказалось, что я преспокойно сижу у себя на веранде и смотрю на Большие дюны. Буря прошла, и воздух был приятно свеж. На небе красовался тоненький серп луны. Песчаный берег абсолютно чист — и Ричард, и багги бесследно исчезли.
Я взглянул на руки. Глаза были открыты, но словно подернуты пеленой. Они утомились. Они отдыхали, Теперь я отчетливо понял, что мне нужно делать. Пока они не открыли дверь еще шире, ее надо закрыть. Навсегда, Я уже заметил первые признаки того, что и руки мои изменяются, Пальцы становились короче и деформировались.
В гостиной был небольшой камин, которым я обычно пользовался, спасаясь от промозглой сырости, нередкой во Флориде зимой. Я принялся торопливо разжигать его, сейчас, пока они спят и не знают, что я задумал.
- Предыдущая
- 3/4
- Следующая
