Дорожные работы - Кинг Стивен - Страница 54
- Предыдущая
- 54/72
- Следующая
– Хрррррустальный, – произнес он шепотом и улыбнулся. Ему казалось, что он сидит так уже долго-долго, перескакивая с одной мысли на другую, но, посмотрев на сигарету, он с удивлением обнаружил, что пепла на ней не прибавилось. Он пораженно поднес сигарету ко рту и затянулся.
– Барт?
Он поднял взгляд. Это была Мэри, и она принесла для него бутерброд. Он улыбнулся ей. – Садись. Это для меня?
– Да. – Она дала ему бутерброд. Это был маленький треугольный сэндвич с чем-то розовым посередине. Неожиданно он подумал о том, что Мэри придет в ужас, если узнает, что он отправился в наркотическое путешествие. Она может вызвать «скорую помощь», полицию и Бог знает кого еще. Он должен вести себя, как нормальный человек. Но мысль о том, что он должен вести себя нормально, заставила его почувствовать себя еще более странно.
– Съем позже, – сказал он и положил сэндвич в карман рубашки.
– Барт, ты пьян?
– Совсем чуть-чуть, – сказал он. Он различал все поры на ее лице. Он не мог вспомнить, видел ли он когда-нибудь ее лицо так близко, так осязаемо. Все эти маленькие дырочки – словно Бог был поваром, а она – корочкой пирога. Он хихикнул и, заметив появившееся на ее лице выражение тревоги, сказал шепотом:
– Только никому не говори.
– О чем? – Она удивленно нахмурилась.
– О продукте № 4.
– Барт, ради Бога, объясни, что с тобой…
– Мне надо в ванную, – сказал он. – Я скоро вернусь. – Он двинулся к выходу, не оборачиваясь, но ощущая всем телом, как хмурое неодобрение, отразившееся на ее лице, распространяется вокруг, словно жар в микроволновой печи. Если он не оглянется на нее, вполне возможно, что она ни о чем не догадается. В этом лучшем из всех возможных миров возможно все, даже хррррустальные лестницы. Он ласково улыбнулся. Слово превратилось в старого друга.
Путешествие к ванной стало своего рода одиссеей, сафари. Гул вечеринки стал пульсировать. Он то нарастал, то утихал, подчиняясь трехсложному стихотворному размеру, и даже звуки музыки стали пульсировать. Он что-то бормотал людям, которых думал, что знал, но наотрез отказывался принимать участие в разговорах, выплевывал брошенные в качестве наживки фразы. Он лишь указывал в направлении паха, улыбался и шел дальше. Интересно, почему на этих вечеринках всегда столько знакомых?
Ванная была занята. Он дожидался, пока она освободится, в течение нескольких часов – во всяком случае, так ему показалось. Когда же он, наконец, добился своего, помочиться он не смог, хотя вроде бы ему и хотелось. Он посмотрел на стену над туалетным бачком. Стена набухала и втягивалась внутрь, подчиняясь все тому же трехсложному ритму. Он спустил воду, несмотря на безрезультатность своих усилий, на тот случай, если кто-нибудь подслушивал за дверью, и пристально вгляделся в исчезающую в трубе воду. Вода имела зловещий розоватый оттенок, словно предыдущий посетитель помочился кровью. Неприятное зрелище.
Он вышел из ванной, и вечеринка вновь сомкнулась вокруг него. Лица мелькали вокруг, словно веселые воздушные шарики. Музыка показалась ему очень приятной. Это был Элвис. Старина Элвис. Играй свой рок, Элвис, не останавливайся никогда.
Перед ним появилось лицо Мэри и повисло, устремив на него озабоченный взгляд. – Барт, скажи, что с тобой произошло?
– Что произошло? Да ничего со мной не происходило. – Он был поражен, ошеломлен. Слова выходили у него изо рта в форме музыкальных нот, неожиданно ставших видимыми. – У меня галлюцинации. – Последнюю фразу он говорил самому себе, но она прозвучала вслух.
– Барт, что ты принял? – В голосе ее зазвучали испуганные нотки.
– Мескалин, – ответил он.
– О, Господи, Барт. Наркотики? Зачем это тебе понадобилось? Почему?
– А почему бы и нет? – ответил он, но не потому, что стремился быть грубым, а потому, что это был единственный ответ, который он мог придумать за такое короткое время. Изо рта вновь выплыла серия музыкальных нот. На этот раз некоторые из них были украшены флажками.
– Хочешь, я отвезу тебя к доктору? Он окинул ее удивленным взглядом и принялся обдумывать ее вопрос, чтобы убедиться, что в нем нет никакого подспудного смысла. Он снова хихикнул, и смешки вырвались музыкальной струей у него изо рта и закружились перед глазами – хррррустальные ноты на линеечках и между ними, разделенные тактовыми чертами и значками пауз.
– С какой стати мне понадобится доктор? – спросил он, тщательно подбирая каждое слово. Вопросительный знак перевоплотился в одну четвертую где-то в конце четвертой октавы. – Все именно так, как она и говорила. Не хорошо и не плохо. Но интересно.
– Кто? – спросила она. – Кто говорил тебе? Где ты это достал? – Лицо ее стало меняться, все больше напоминая морду рептилии. Мэри в роли следователя в мистическом триллере, пристально глядящая в глаза подозреваемому: Ну, давай, Мак-Гонигал, решай, какой способ допроса ты выбираешь – жесткий или мягкий? Потом стало еще хуже: она напомнила ему об историях Говарда Лавкрафта, которые он читал еще в детстве. В этих жутковатых рассказах абсолютно нормальные люди превращались в рыбоподобных ползучих тварей – по воле Старейшин. Лицо Мэри стало покрываться чешуей и отдаленно напомнило ему голову угря.
– Какая разница? – испуганно сказал он. – Почему бы тебе не оставить меня в покое? Когда ты, наконец, перестанешь мне досаждать? Я ведь тебя не трогаю.
Ее лицо отпрянуло и вновь стало похожим на лицо Мэри – обиженное, недоверчивое, – и он почувствовал легкое раскаяние. – Хорошо, Барт, – сказала она спокойно. – Ты можешь творить над собой все, что душе твоей угодно. Но прошу тебя, не впутывай в это меня. Это не слишком обременительная просьба?
– Конечно, н… Но она не дослушала его ответ. Она развернулась и быстро пошла в сторону кухни, не оглядываясь. Он почувствовал раскаяние, но вместе с тем и облегчение. А вдруг кто-то еще попытается с ним заговорить? Тогда он будет разоблачен. Он не способен говорить с людьми нормально, только не в таком состоянии. Он даже не может одурачить их, выдав себя за пьяного.
– Аферрррррррра, – сказал он, нежно раскатывая по небу. На этот раз ноты вылетели изо рта по прямой – все они были с флажками. Он может выдувать ноты хоть всю ночь и чувствовать себя при этом абсолютно счастливым, лично он не имеет ничего против. Но только не здесь, где любой может подойти и заговорить с ним. Может быть, в каком-нибудь тихом месте, где он сможет услышать свои мысли. А эта вечеринка создавала полную иллюзию, что он стоит за огромным водопадом. Трудно думать в таком хаосе. Лучше отыскать какую-нибудь тихую заводь. Может быть, негромко включить радио, послушать музыку. Он чувствовал, что тихая музыка поможет ему думать. А думать было о чем.
Он ощутил абсолютную уверенность, что люди то и дело искоса на него поглядывают. Наверное, Мэри уже раззвонила всем и каждому. Я так беспокоюсь. Барт нажрался мескалина. Сплетня распространится от группки к группке. Они будут делать вид, что танцуют, пьют и разговаривают, но на самом деле они будут украдкой наблюдать за ним, шептаться у него за спиной. Он абсолютно в этом уверен. Это кррррристально ясно.
Мимо него проходил человек, слегка покачиваясь и неся в руках очень высокий бокал. Он ухватил человека за лацкан его спортивного пиджака и хрипло прошептал ему в ухо:
– Что они обо мне говорят?
Человек наградил его отрешенной улыбкой и выдохнул ему в лицо пары скотча. – Я это обязательно запишу, – сказал он и двинулся дальше.
В конце концов, он добрался до кабинета Уолтера Хэмнера. Сколько времени прошло с того момента, как он пришел на вечеринку, оставалось для него полной тайной. Когда он закрыл за собой дверь, гул вечеринки стал звучать куда тише, принеся облегчение его истерзанному слуху. В нем зарождался страх. Мескалин не только не перестал действовать, но с каждой минутой подчинял его себе все сильнее и сильнее. Ему показалось, что он пересек гостиную, не успев и глазом моргнуть – в буквальном смысле этого выражения. Еще одно столь же краткое мгновение понадобилось ему для того, чтобы миновать темную спальню, где на кровати была навалена гора пальто. Третье мгновение перенесло его в холл. Нить последовательного нормального существования разорвалась, и бусины реальности брызнули во все стороны. Связность событий утратилась. Чувство времени распалось на фрагменты. Что если он никогда не вернется к своему обычному состоянию? Что если он останется таким навсегда? Ему пришло в голову, что неплохо бы свернуться калачиком и поспать, но он не знал, удастся ли ему заснуть. А если удастся, то одному Богу известно, какие сны ему приснятся. Он с ужасом вспомнил о том, с какой легкостью и беззаботностью принял он таблетку. Это совсем не было похоже на состояние опьянения. Внутри, в самом центре его «я», уже не было мерцающего зернышка сознания, которое никогда не становилось пьяным. Центр исчез, и безумие завладело им полностью.
- Предыдущая
- 54/72
- Следующая
