Дом, который растет на Вас - Кинг Стивен - Страница 1

• 1/5
• Следующая

Осень в Новой Англии; сквозь заросли амброзии и золотарника проглядывают там и сям крошечные голые участки неплодородной земли, ожидая снега, до которого еще четыре недели. Водостоки забиты листвой, небо приобрело постоянный серый оттенок, а кукурузные початки склонились ровными рядами, словно солдаты, умудрившиеся умереть стоя. Тыквы, разрушающиеся под действием мягкой гнили, свалены под навесами, и от них пахнет, как у старух изо рта. В это время года не тепло и не холодно, воздух бледен, ветерок проносится над голыми полями под белесым небом, в котором стаи птиц в строю, по форме напоминающем армейские нашивки, летят на юг. Этот ветерок сдувает пыль с мягких плеч проселочных дорог, и клубы ее кружатся, будто танцующие дервиши, а он, подобно гребенке, причесывает сжатые поля и, принюхиваясь, пробивает себе путь через кладбища брошенных машин.

Дом Ньюолла в конце городской дороги N3 господствует над районом Касл-Рока, называемым Поворот. Трудно сказать что-нибудь хорошее об этом доме. Мрачный вид лишь отчасти можно объяснить тем, что он не покрашен. Лужайка перед домом – это масса сухих кочек, которые мороз вскоре превратит в еще более причудливые фигуры. Тонкий дымок поднимается от магазина Брауни у подножья холма. Когда-то Поворот считался важным районом Касл-Рока, но это было еще до корейской войны. Через дорогу от магазина Брауни на бывшей эстраде двое малышей гоняют красную пожарную машинку. Лица у них усталые и бесцветные, почти старческие. Ручки их, похоже, режут воздух, когда они толкают машинку друг другу, прерываясь лишь затем, чтобы утереть вечно сопливые носы.

В магазине председательствует Харли Маккиссик, тучный и краснолицый, а старый Джон Клаттербак и Ленни Партридж сидят у камина, задрав ноги. Пол Корлисс склонился над прилавком. Магазин пропах застарелым устойчивым запахом, в котором смешались ароматы колбасы и липучки от мух, кофе и табака, пота и темно-коричневой кока-колы, чеснока, перца и шампуня, с виду напоминающего сперму и превращающего прическу в гипсовую скульптуру. В окне засиженная мухами реклама выставки блюд из бобов, состоявшейся в 1986 году, соседствует с другой, сообщающей о выступлении исполнителя музыки кантри Кена Корриво на окружной ярмарке 1984 года. С тех пор почти десять раз наступал летний зной, и теперь Кен Корриво (который уже лет пять ничего не поет, а торгует автомобилями в Чемберлене) смотрится выцветшим и пересушенным одновременно. У задней стены магазина прилепился здоровенный стеклянный холодильник, выписанный из Нью-Йорка в 1933 году, и над всем преобладает не сильный, но отчетливый запах кофе в зернах.

Старики наблюдают за детьми и тихо, бессвязно беседуют. Джон Клаттербак, внук которого Энди вот-вот сопьется до смерти, держит речь о городской свалке. «Свалка воняет, как старый бродяга в летний зной», – говорит он. Никто с этим не спорит – так и есть, но никто и не интересуется этой темой, потому что сейчас не лето, сейчас осень, и огромная печь, работающая на мазуте, наполняет помещение теплом. Здоровенный термометр над прилавком показывает двадцать восемь градусов. Над левой бровью у Клаттербака глубокая вмятина – память об автомобильной катастрофе, в которую он попал в 1963 году. Маленькие дети иногда просят потрогать ее. Старый Клат заработал кучу денег, споря с дачниками, которые не верили, что в этой вмятине может уместиться содержимое фужера для шампанского.

– Полсон, – невозмутимо произносит Харли Маккиссик. Сидящий за печкой Пенни Партридж видит, как останавливается старый «шевроле». Сбоку громадной клейкой лентой прикреплен картонный щит. «ПЛЕТЕНАЯ МЕБЕЛЬ – ГЭРИ ПОЛСОН – ПОКУПКА И ПРОДАЖА АНТИКВАРИАТА» – написано на нем, и ниже стоит номер телефона. Гэри Полсон медленно выходит из машины – старик в выцветших, обвисших на заду зеленых брюках. Вцепившись в дверцу машины, он пытается достать шишковатую палку, пока, наконец, она целиком не вытягивается оттуда. Белая пластмассовая рукоятка от детского велосипеда насажена на темный набалдашник палки, подобно презервативу. Палка описывает маленькие круги в пыли, пока Полсон осторожно продвигается от машины к двери магазина.

Дети на эстраде приглядываются к нему, вслед за ним бросают (похоже, испуганный) взгляд на покосившийся, растрескавшийся дом Ньюолла, возвышающийся на вершине. Затем возвращаются к своей пожарной машинке.

Джо Ньюолл купил недвижимость в Касл-Роке в 1904 году и владел ею до 1929 года, но деньги зарабатывал от принадлежавшей ему лесопилки в близлежащем городке Гейтс-Фоллс. Это был тощий мужчина чахоточного вида с желтоватыми злыми глазами. Он откупил большой незастроенный участок на Повороте – тогда это был процветающий поселок с лесопилкой и мебельной фабрикой – у Первого Национального банка Оксфорда. Банк отобрал его по закладной у Фила Бюдро при содействии шерифа Никерсона Кэмпбелла. Фил Бюдро, которого соседи любили, но считали дурачком, скрылся в Киттери и следующие лет двенадцать зарабатывал починкой автомобилей и мотоциклов. Потом уехал во Францию драться с немцами, выпал из самолета во время разведывательного полета (так утверждала молва) и убился.

Участок Бюдро много лет пустовал, пока Джон Ньюолл снимал квартиру в Гейтс-Фоллсе и сколачивал себе состояние. Он был больше известен свирепостью по отношению к рабочим, чем мудрым управлением лесопилкой, которая была на грани разорения, когда он купил ее за бесценок в 1902 году. Рабочие прозвали его Джо-выгоняла: стоило человеку пропустить одну смену, как тот немедленно увольнял его, не принимая и даже не выслушивая никаких объяснений.

Он женился на Коре Леонард, племяннице Карла Стоу, в 1914 году. Великим достоинством этого брака – в глазах Джо Ньюолла, разумеется, – было то, что Кора являлась единственной здравствующей родственницей Карла и, несомненно, принесла бы за собой кое-что, когда Карл преставится (если Джо будет с ним в хороших отношениях, а он вовсе не намеревался портить отношения со стариком, который когда-то славился как Редкая Сволочь, но на закате дней сделался Довольно Терпимым). В районе были еще лесопилки, которые можно было бы дешево купить… был бы начальный капитал. Вскоре он у Джо появился: богатый дядюшка его жены умер через год после свадьбы.

Так что у брака, несомненно, достоинства были. У самой же Коры достоинств не было никаких. Эта женщина напоминала мешок с мукой – неимоверно широкие бедра, неимоверно толстый зад, зато грудь плоская, как у мальчика, и невероятно тонкая шея, на которой ее большая голова болталась, будто бледная головка подсолнуха. Щеки у нее свисали, как тесто, губы напоминали нарезанные ломти печенки. Огромные пятна проступали у нее под мышками даже зимой, и она всюду разносила терпкий запах пота.

Джо начал строить дом для жены на участке Бюдро в 1915 году, и год спустя он был почти готов. Он был выкрашен в белый цвет и насчитывал двенадцать комнат, пересекавшихся под самыми немыслимыми углами. Джо Ньюолла в Касл-Роке не любили – отчасти потому, что его бизнес был не в городе, отчасти потому, что его предшественник, Фил Бюдро, был таким замечательным парнем (хотя и дурачком, не переставали они напоминать друг другу, поскольку его приятность и глупость образовывали неразрывное единство, и забывать этого никак нельзя), но прежде всего потому, что его проклятый дом строили приезжие рабочие. Не успели еще навесить водосточные трубы, как на покрашенной в белый цвет двери появилось слово из трех букв, написанное желтым мелком.

К 1930 году Джо Ньюолл стал богачом. Три его лесопилки в Гейтс-Фоллсе, на которых он хорошо заработал в мировую войну, в бешеном темпе гнали доски, обеспеченные заказами нарождающегося среднего класса. Он начал пристраивать к дому новое крыло. Большинство жителей поселка считали пристройку ненужной – в конце концов, два крыла уже есть, и почти все сходились во мнении, что она ничего не добавляет к дому, кроме уродства, а он и так уродлив сверх всякой меры. Пристройка была на этаж выше главного здания и выходила глухой стеной на обрыв, поросший в те времена редкими соснами.

• 1/5
• Следующая