Долорес Клейборн - Кинг Стивен - Страница 50
- Предыдущая
- 50/58
- Следующая
— Осталась только одна проблема, достойная обсуждения, — произнесла Вера, — и это то, умру ли я собственной смертью или буду мучиться в больнице. Там время, их время, может продлиться слишком долго. Мое время пришло, Долорес. Я устала видеть лицо своего мужа в углах комнаты. Я устала видеть одну и ту же картину: как на берег, освещенный туманным лунным светом, вытаскивают с помощью лебедки «корвет» и как вода выливается через опущенное стекло его дверцы как раз с той стороны, где место пассажира.
— Вера, я не понимаю, о чем ты говоришь, — сказала я.
Она подняла руку и нетерпеливо помахала ею — совсем как прежде; затем рука снова опустилась на ступеньки рядом с ней.
— Я устала мочиться в постель и уже через полчаса не помнить, кто заходил в мою комнату. Я хочу умереть. Ты поможешь мне?
Я встала на колени рядом с ней, взяла ее руку и прижала к своей груди. Я вспомнила о звуке, произведенном камнем, когда он ударился о голову Джо, — напоминающем звук разбивающейся о каменную плиту фарфоровой тарелки. Я не знала, не сойду ли я с ума, услышав его еще раз. Но я знала, что он прозвучит так же, потому что голос Веры напоминал голос Джо, когда она выкрикивала мое имя с таким же придыханием, как и Джо, она упала на ступеньки, разбившись подобно тому, как (чего она всегда боялась!) в руках неосторожной горничной могут разбиться хрупкие стеклянные безделушки, расставленные в гостиной, а моя комбинация лежала на лестничной площадке второго этажа маленьким белым комочком, с оборванными бретельками, совсем как в тот раз. Если я сделаю это, то звук будет таким же самым, как в тот раз, когда я столкнула Джо, я знала это. Да. Я знала это так же хорошо, как и то, что Ист-лейн заканчивается на этих шатких старых ступеньках со стороны Ист-Хед.
Я держала ее за руку и думала об этом мире — как иногда с отвратительными мужчинами происходят несчастные случаи, а хорошие женщины превращаются в отъявленных стерв. Я смотрела на то, как она подняла глаза, чтобы видеть меня, и я заметила, как кровь, сочащаяся из раны в голове, стекает по глубоким морщинам ее лица — так стекают весенние потоки по ложбинам с гор.
И я ответила:
— Если это то, что ты хочешь, Вера, я помогу тебе.
И тут она расплакалась. Впервые в жизни я видела, что она плачет в здравом состоянии ума.
— Да, — ответила она. — Да, это то, чего я хочу. Благослови тебя Господь, Долорес.
— Не беспокойся, — произнесла я. Я поднесла ее сморщенную ладонь к своим губам и поцеловала.
— Поторопись, Долорес, — произнесла она. — Если ты действительно хочешь помочь мне, пожалуйста, поторопись.
«Прежде чем мы обе потеряем мужество», — казалось, говорили ее глаза.
Я снова поцеловала ее руку, потом, опершись на ее живот, поднялась. В этот раз не возникло никаких проблем: сила снова вернулась к моим ногам. Я спустилась по лестнице и направилась в кухню. Утром, прежде чем пойти развешивать белье, я приготовила все для выпечки хлеба; мне казалось, это удобный день, чтобы испечь хлеб. У Веры была скалка — большой, тяжелый предмет, сделанный из серого мрамора. Она лежала на столе, возле пластмассовой банки с мукой. Я взяла скалку, двигаясь как во сне, и пошла обратно через эту комнату, набитую прекрасными старинными вещами, и мне сразу вспомнились все те случаи, когда я проделывала здесь свой трюк с пылесосом, и как она иногда отыгрывалась на мне. В конце концов Вера всегда брала реванш… разве не поэтому я сейчас здесь?
Я вышла из гостиной в холл и поднялась к Вере по лестнице, держа скалку за одну из деревянных ручек. Когда я подошла к тому месту, где Вера лежала головой вниз с подвернутыми под себя ногами, я не собиралась медлить; я знала — если остановлюсь, то никогда не смогу сделать того, что собиралась. Говорить больше было не о чем. Подойдя к Вере, я собиралась встать на колено и обрушить скалку ей на голову со всей силой, на которую только была способна. Возможно, все выглядело бы так, будто это случилось с ней во время падения, а может быть, и нет, но я все равно решила сделать это.
Но когда я опустилась на колени рядом с ней, то поняла, что делать уже ничего не нужно; она сделала все по-своему, как и всегда поступала в течение всей своей жизни. Пока я была в кухне, разыскивая скалку, дли когда я проходила по гостиной, она просто закрыла глаза и испустила дух. Я села рядом с ней, опустив скалку на ступеньки, взяла ее руку и положила себе на колени. В жизни человека бывают такие моменты, когда время не поддается счету, когда нельзя сказать, сколько прошло минут, Я знаю только, что сидела рядом и разговаривала с ней. Не знаю, говорила ли я вслух или про себя. Мне кажется, что да, вслух, — я думаю, что благодарила ее за то, что она отпустила меня, за то, что не заставила меня пройти через все это снова, — но, может быть, я только думала об этом. Я помню, как прижалась щекой к ее ладони, а потом повернула руку и поцеловала ее. Я помню, как смотрела на ее ладонь и думала, какая она розовая и чистая. Линии почти исчезли, и это напоминало ладонь младенца. Я знала, что мне нужно встать и кому-то позвонить, рассказать о случившемся, но я чувствовала себя уставшей — страшно уставшей.
И тут позвонили в дверь. Если бы этого не произошло, я просидела бы с ней намного дольше. Но вы же знаете, какое возникает чувство, когда звонят в дверь, — вы должны откликнуться на зов, что бы там ни случилось. Я поднялась и очень медленно спустилась по ступенькам, как будто сразу стала старше на десять лет (правда в том, что я действительно чувствовала себя постаревшей на десять лет), цепко хватаясь за поручни лестницы. Я помню, что весь мир для меня был отгорожен прозрачным стеклом, и я должна была быть чертовски осторожной, чтобы не наткнуться на него и не порезаться, спускаясь по ступенькам и подходя к входной двери.
Это был Сэмми Маршан в сдвинутой по-дурацки назад шапочке почтальона — наверное, ему казалось, что такая залихватская манера носить кепку делает его похожим на рок-звезду. В одной руке он держал газеты, а в другой — один из тех раздутых конвертов, которые еженедельно приходили из Нью-Йорка, — в них содержался отчет о финансовых делах. Приятель Веры по имени Гринбуш заботился о ее деньгах, я уже говорила вам об этом?
Говорила? Хорошо, спасибо. Я так много наболтала здесь, что ухе не помню, что говорила, а чего нет.
Иногда в этих заказных конвертах были бумаги, которые нужно было подписать, и Вере удавалось сделать это, только если я держала ее ладонь в своих руках, но иногда она находилась в таком состоянии, что я сама ставила за нее подпись. Но никогда по этому поводу не возникало ни единого вопроса. Последние три или четыре года ее подпись напоминала закорючку. Так что при желании вы можете обвинить меня еще и в подделке документов.
Как только я открыла дверь, Сэмми протянул мне заказное письмо — желая, чтобы я расписалась в его получении, — но когда он внимательно посмотрел на меня, глаза его расширились от ужаса, и он попятился назад. Скорее, он даже отпрянул, а учитывая, что это был Сэмми Маршан, то «конвульсия» будет наиболее подходящим словом.
— Долорес! — воскликнул он. — С тобой все в порядке? На тебе кровь!
— Это не моя кровь, — ответила я таким спокойным тоном, будто он спросил меня, что я смотрела по телевизору. — Это кровь Веры. Она свалилась с лестницы. Она мертва.
— Боже праведный! — выдохнул он, а затем вбежал в дом; почтовая сумка хлопала его по бедру, Мне даже на ум не пришло не впустить его и спросить себя: чем бы это помогло, если бы я не впустила его?
Я медленно последовала за ним. Прежнее ощущение стеклянности прошло, но мне казалось, что мои ноги приросли к земле. Когда я подошла к подножью лестницы, Сэмми был уже на ее середине, стоя на коленях перед Верой. Предварительно он снял свою сумку, и она, раскрывшись, скатилась по лестнице, так ччо вокруг были разбросаны письма, газеты, журналы.
Я поднялась к Сэмми, с трудом переставляя ноги с одной ступеньки на другую. Никогда я не чувствовала себя такой уставшей. Даже после убийства Джо я не чувствовала себя такой уставшей, как вчера утром.
- Предыдущая
- 50/58
- Следующая
