Юрий Андропов. Последняя надежда режима. - Млечин Леонид Михайлович - Страница 40

— Представьте себя на месте любого сотрудника управления. Если вы не считаете опасным то, что считает опасным начальство, вас просто уберут. Многие сотрудники подстраивались под мнение на­чальства, докладывали то, что от них хотели услышать. Если генерал считает, что писатель N нехорош, как я могу сказать, что он хорош?

— Материалы о деятельности пятого управления, преданные гласности после преобразования КГБ, рисуют картину массового про­никновения агентуры КГБ во все творческие союзы, театры, в кино. Это действительно так?

— Некоторые люди из этой среды шли на сотрудничество с нами и пытались использовать комитет для того, чтобы донести до руко­водства страны нечто очень важное и как-то улучшить нашу жизнь. Другие надеялись продвинуться в жизни или получить какие-то мате­риальные блага. Мы помогали издать книгу, поехать за границу, по­лучить квартиру, поставить телефон.

— Вы платили большие деньги своим агентам?

— В нашем управлении платная агентура была большой редко­стью. Наш контингент нуждался не в деньгах. Ну, женщинам-агентам к Восьмому марта цветы дарили...

Чем действительно занималось пятое управление? Оно не толь­ко следило за настроениями интеллигенции, окружив заметных людей своими информаторами, но и пыталось влиять на процессы в творче­ской среде.

7 сентября 1970 года Андропов отправил в ЦК письмо:

«В Комитет госбезопасности поступили материалы о настроени­ях поэта А. Твардовского. В частной беседе он заявил:

«Стыдно должно быть тем, кто сегодня пытается обелить Ста­лина, ибо в душе они не знают, что творят. Да, ведают, что творят, но оправдывают себя высокими политическими соображениями: этого требует политическая обстановка, государственные соображения!.. А от усердия они и сами начинают верить в свои писания. Вот увидите, в конце года в «Литературной газете» появится обзор о «Новом мире»: какой содержательный и интересный теперь журнал! И думаете, не найдутся читатели, которые поверят? Найдутся. И подписка вы­растет. Рядовой, как любят говорить, читатель, он верит печатному слову. Прочтет десять статей насчет того, что у нас нет цензуры, а на одиннадцатой поверит...»

Сообщается в порядке информации.

Председатель Комитета госбезопасности

Ю. Андропов»

Что такого особенного сказал Александр Твардовский, автор «Теркина», любимый страной, подлинно народный поэт, чтобы его сло­ва записывали чекисты и докладывали в ЦК? Ничего, но он в опале, вынужден оставить свое любимое детище — журнал «Новый мир» и вклю­чен в число тех, за кем следят.

20 февраля 1972 года, накануне приезда в Москву известного немецкого писателя Генриха Белля, Андропов отправил в ЦК записку с рекомендацией «поручить секретариату Союза писателей СССР провести с Беллем беседу, в процессе которой рассказать ему о распространяе­мых Солженицыным слухах...»

С какой стати КГБ дает указания Союзу писателей? Фактически чекисты берут на себя роль ЦК. Но даже в партийном аппарате никто не смеет возразить.

Следили за классиком русской литературы Леонидом Максимови­чем Леоновым. Он придерживался вполне ортодоксальных взглядов. Чем же он привлек внимание чекистов?

8 июля 1973 года Андропов доносил в ЦК:

«Среди окружения видного писателя Л. Леонова стало извест­но, что в настоящее время он работает над рукописью автобиографи­ческого характера, охватывающей событии периода коллективизации, голода 1933 года, которая якобы не предназначена для публикации.

Одна из глав рукописи называется “Обед у Горького”, где описывается встреча М. Горького с И.В. Сталиным и К. Е. Ворошило­вым, на которой присутствовал и автор произведения. Характеризуя участников встречи в основном положительно, Леонов отмечает вместе с тем проявлявшиеся у И.В. Сталина элементы подозрительности, а К.Е. Ворошилова изображает несколько ограниченным человеком.

Автор также выступает против появляющихся, по его мнению, тенденций предать забвению понятия «русское», русский народ, «Рос­сия».

Иначе говоря, само намерение Леонова написать книгу о Ста­лине и других давно умерших советских вождях само по себе вызывало подозрение и желание помешать писателю.

После смерти «народного академика» Трофима Денисовича Лы­сенко сотрудники КГБ прибыли в его дом, обшарили архивы и допроси­ли родственников.

8 декабря 1976 года Андропов доносил в ЦК:

«Была обнаружена его переписка с ЦК КПСС, МК КПСС, Советом Министров СССР и Академией наук СССР по вопросам научной деятель­ности и сложившейся вокруг него обстановки.

Кроме того, в процесе беседы с сыновьями Лысенко Т.Д. было установлено, что они, их мать и сестра хранят по одному экземпляру фотокопии доклада «О положении в советской биологической науке» с поправками И.В. Сталина, с которым академик выступал в августе 1948 года на сессии Всесоюзной академии ссльхознаук им. В.И. Лени­на.

Один из этих экземпляров фотокопии доклада родственники академика Лысенко Т.Д. передать отказались, хранят их в качестве семейной реликвии и заверили, что они никому не передадут и не до­пустят использование их в негативных целях...

В связи с тем, что в случае попадания на Запад указанные документы могут быть использованы в невыгодном для СССР плане, они были взяты в КГБ при СМ СССР и направляются в ЦК КПСС».

Печально знаменитый доклад Трофима Лысенко никак не мог быть секретным документом. В свое время он широко печатался в со­ветской прессе. Появление этого доклада знаменовало начало разгро­ма генетики в нашей стране, что самым бедственным образом сказа­лось на сельском хозяйстве... Чекисты незаконно изъяли «семейные реликвии» только для того, чтобы скрыть, что лысенковский доклад читал и правил сам Сталин. Иначе говоря, в 1976 году КГБ прочно стоял на страже репутации Сталина.

Не с этой ли целью 24 февраля 1977 года секретариат ЦК КПСС принял постановление об усилении контроля за подготовкой и публи­кацией мемуаров?

Постановление приняли после письма Андропова в ЦК, в кото­ром говорилось, что «спецслужбы и пропагандистские центры США ак­тивизировались в отношении тех лиц, которые работали на важных го­сударственных и партийных постах с тем, чтобы во враждебных нашей стране целях завладеть их архивами, дневниками и воспоминаниями».

Подготовленные пятым управлением материалы — это прямые до­носы на мастеров литературы и искусства, которые «подрывают авто­ритет власти». Поносились спектакли Театра на Таганке, Театра име­ни Ленинского комсомола — за «двусмысленность», за попытки в «ал­легорической форме высмеять советскую действительность». КГБ раз­дражало даже то, что «моральная неустойчивость отдельных людей стала весьма желательной темой некоторых работников кино и теат­ров».

Вот отрывки из служебных записок комитета госбезопасности:

― Вызывает серьезные возражения разноречивое изображение на экране и в театре образа В.И. Ленина. В фильме “На одной планете”, где роль Ленина исполняет артист Смоктуновский, Ленин выглядит весьма необычно: здесь нет ленина-революционера, есть усталый ин­теллигент...»

― Трудно найти оправдание тому, что мы терпим по сути дела политически вредную линию журнала «Новый мир»... Критика журнала «Юность», по существу, никем не учитывается, и никто не делает из этого необходимых выводов. Журнал из номера в номер продолжает публиковать сомнительную продукцию...»

Разве комитету госбезопасности было поручено давать оценки театрам и литературным журналам? Но КГБ именно так понимал свою роль: шпионов было немного и содержать ради них такой огромный аппарат было бы нелепо. Андропов и пятое управление считали, что главная угроза для партийного аппарата и всей социалистической си­стемы исходила от свободного слова.

7 февраля 1969 года Юрий Владимирович доложил в ЦК и рас­пространении «внецензурной литературы», получившей название «сам­издат»: «В последние годы среди интеллигенции и молодежи распро­страняются идеологически вредные материалы в виде сочинений по по­литическим, экономическим и философским вопросам, литературных произведений, коллективных писем в партийные и правительственные инстанции, в органы суда и прокуратуры, воспоминаний «жертв культа личности»...