Родовой кинжал - Руда Александра - Страница 38

• Предыдущая
• 38/66
• Следующая

— Он теперь не умрет, если выжил после обряда, — объяснила я. — Мы, обычные маги, можем рассчитывать только на свои силы, но чистокровные благородные при необходимости обращаются к силе всего Дома, это огромный магический потенциал. Сам, наверное, почувствовал, какая магия здесь была только что сконцентрирована. Чистомир не мог обратиться к силе Дома Дуба, потому что ульдоны могут ставить так называемую магическую «кляксу» на знак принадлежности к роду, блокируя таким образом жертве возможность пользоваться этим даром.

— О-о-о, — протянул эльф. — Я о таком не знал. Что это за знак и как он соединяется с силой рода?

— Любому благородному новорожденному делают татуировку специально приглашенные маги, и эта татуировка растет вместе с ребенком. Магия, заключенная в рисунке, дает возможность обратиться к магическому потенциалу Дома и совершить, таким образом, нечто такое, что неподвластно обычному человеку. Например, очень быстро исцелиться. Если случается так, что благородного изгоняют из Дома за какое-то порочащее действие, то татуировку — и возможность пользоваться силой рода — сводят. Это считается самым большим наказанием.

— Откуда ты все это знаешь? — подозрительно спросил целитель, буравя меня взглядом. Руки его при этом заученными движениями останавливали и вытирали кровь, сворачивали тампоны, укладывали пациента поудобнее.

— На курсах магии проходили, — пожала я плечами, — как один из типов проявления человеческой магии. К сожалению, подробностей я не знаю, это ведь касается только благородных, а они не склонны делиться информацией.

— Заметно, — буркнул эльф. — И что, он сейчас подсоединился к силе Дома? Откуда это известно? Что вообще с ним сейчас происходит?

Вместо ответа до сих пор стоявший в стороне Драниш перевернул Чистомира на живот и задрал ему рубашку. По всей спине парня шла огромная яркая татуировка, изображающая дубовый лес. Сейчас этот лес был как живой: могучие деревья качались под невидимым и неощутимым ветром, дрожали ветви и трепетала тщательно прорисованная листва.

— Вот это да! — только и смог сказать Даезаэль. — Вот это да!

Он осторожно прикоснулся кончиком указательного пальца к татуировке и тут же его отдернул:

— Ай! Жжется!

— Оставь его сейчас в покое, — посоветовал капитан слабым голосом. — Завтра он уже будет практически здоров. Только его утром нужно будет очень хорошо покормить.

— Получается, вы, благородные, практически бессмертны! — принялся рассуждать эльф, укутывая Чистомира в одеяла. — Только ранение — так сразу подсоединился к силе рода, раз — и здоров. А чего же ты тогда, Ярослав, в начале нашего путешествия так долго выздоравливал?

— Все не так просто, — усталым голосом сказал капитан, нетвердой походкой направляясь к своему спальному месту. — Каждый благородный имеет право воспользоваться силой рода только несколько раз в жизни, в крайних случаях. Даже такой пустобрех, как этот Дуб, не посмел бы обращаться к ней, если бы не серьезная необходимость. Ведь «кляксы» могут ставить не только ульдоны, но и придворный маг Дома тоже, в качестве наказания. И тогда ты окажешься беззащитным, и ни один Сиятельный уже не снимет с тебя эту «кляксу», ведь определить ее происхождение просто. Кроме того, такая магия неимоверно истощает организм, несколько обращений подряд — и ты гарантированно мертв.

— Значит, если понадобится, ты можешь быть очень могучим магом! — с горящими глазами проговорил эльф. — А я-то думал, что ты маг так, только по названию, по мелочи — фургоном управлять или мошек разгонять?.. Ты умеешь разгонять мошек?

Капитан ничего не ответил, а только завернулся в одеяло с головой. Его трясло.

— Ярик… — В фургон влез Драниш, держа в руках чашку, из которой шел ароматный пар. — Я так и знал, что ты себя доведешь. На, выпей хотя бы горячего чаю, специально для тебя только что сделал.

Волк, не размениваясь на слова благодарности, высунул из импровизированной палатки из одеял руку и забрал кружку. Я проводила ее завистливым взглядом — мне тоже хотелось чаю из трав, но, судя по звукам, доносившимся снаружи, там Тиса уже заливала костер водой из котелка, а бурчащий что-то под нос гном звякал посудой.

— Котя, ты оденься на ночь потеплее, — велел тролль. — Будем ехать всю ночь, я тебя греть не смогу.

Я удивленно посмотрела на Драниша. Неужели он думал, что я отойду от Чистомира ради того, чтобы тролль меня погрел? Неужели он решил, что мне безумно нравится именно так проводить ночи?

Как только в фургоне разместились Тиса со странно притихшим гномом, бережно лелеющим гитару Чистомира, повозка двинулась, нещадно трясясь на дороге.

Я прижалась к Дубу покрепче и уткнулась носом в плечо. Мирик был одной из основ моего мира — бурной, хаотичной, плюющей на правила и условности, но неизменно надежной. Парень дышал ровно и глубоко, от него так и разило магией. Регенерирующее с невероятной скоростью тело было очень горячим.

Чистомир слегка шевельнулся, пошарил рукой, отыскал мои пальцы и переплел со своими. Практически сразу после этого я провалилась в необычайно глубокий и спокойный сон, какого у меня не было, наверное, уже несколько лет.

Разбудил меня голос гнома, восхищавшийся резьбой на гитаре.

— Можешь ли ты себе представить, — рассказывал он кому-то, — что резьбу подобного уровня мастерства может сделать только гном, который всю жизнь этому учился? Более того, даже мастер высочайшего уровня таких вещей за всю жизнь может создать не более пяти. И ты знаешь, я догадался! Тут не только узоры, здесь зашифровано тайное послание. Если внимательно присмотреться, то будут видны буквы. Языка я не знаю, но это точно структурированный текст!

— Эй, бородатый, — недовольно сказал над моим ухом Чистомир. — Заткни пасть и отдай сюда гитару, а то как бы я тебя бороды не лишил.

— Ты встань сначала! — смело ответил гном.

Кто-то захлопал в ладоши, и Тиса издевательски сказала:

— Ты гляди, наш-то Персик умеет, оказывается, огрызаться. Или это тебе гитара сил придала?

— Я бы встал, — голос Дуба был чистым, без следа боли или слабости, — да у меня на руке девушка спит, это будет невежливо. Но когда я встану, ты, осмелившийся осквернить мою гитару прикосновениями своих толстых пальцев, будешь долго и горько об этом жалеть.

— Я уже проснулась, — пробурчала я, протирая глаза кулаками. Вылезать из уютного гнездышка на холод очень не хотелось. Проникавший под одеяло воздух казался ледяным.

— О, красавица моя, не лишай меня удовольствия насладиться прикосновениями твоего тела еще немного! — страдальчески протянул Чистомир. — Только благодаря ему, а точнее, его изгибам и выпуклостям я смог так быстро поправиться!

— Тогда убирайся из моего фургона, — предложил Волк.

Я приподняла одеяло, чтобы посмотреть на капитана. Как всегда, аккуратный, с заплетенными волосами, без следа сна или усталости на лице, он листал какую-то книгу с названием на незнакомом языке. Ярослав мельком бросил на меня косой взгляд, и это подействовало лучше ведра холодной воды. Я поняла, что нужно срочно выбираться из-под одеяла, чтобы не подвергать себя опасности нарваться на недовольство капитана.

— Подожди меня, — попросил Чистомир, когда я встала и, дрожа от холода, рылась в вещах в поисках еще одного свитера. — Боюсь, мне еще нужна помощь. Э, что это за шмотье на мне надето? Это что еще за ужас? Ярослав, это твоя изощренная месть?

— Это панталоны, которые сшила моя мама! — захлебывающимся от обиды голосом сказал гном. — И я тебе их вчера пожертвовал, чтобы ты не замерз. А ты…

— А где мой плащ? — перебил его Дуб. — Неужели выбросили?

— От него одни лохмотья остались, — робко сказала я, помня, что к плащу Чистомир относился как к другу.

— Эх… — Мирик запахнулся в одеяло с таким величием, будто это была королевская мантия. — Ладно, пошли в кусты, утешишь меня в моей скорби.

— А по лбу тебе не дать? — начала я закипать. Меня всегда почему-то неимоверно раздражали его шуточки на грани приличия.

• Предыдущая
• 38/66
• Следующая