Родовой кинжал - Руда Александра - Страница 25
- Предыдущая
- 25/66
- Следующая
Мы въезжали в Хвостовск, наш первый инспекционный город, в полном молчании. День был в самом разгаре. На небе ни облачка, оно было таким голубым, что казалось, вот-вот наступит жаркое лето. Только свитер и свежая молодая листва напоминали о том, что еще нужно было как-то пережить сезон весенних гроз, который я никогда не любила. Каково это будет — пережидать грозу в фургоне?
Повозка катилась очень медленно, лавируя между телег, пешеходов и уличных торговцев, запрудивших улицы города. Капитан полностью сосредоточился на управлении. Вслед нам летел взволнованный шепоток горожан. То ли они ни разу не видели такой фургон и обсуждали, кто это мог быть, то ли они знали о приезде королевских гласов и предвкушали расправу над вороватыми местными чиновниками. Что чиновники подворовывали, я знала даже без инспекции документов, потому что еще не родился на свет тот, кто, вынимая деньги из государственной казны, случайно не клал их в свой карман. Исключительно по рассеянности или по недосмотру!
За телегой стайкой бежали мальчишки, и с задника был слышен рык тролля, который отгонял настырных детей, желающих прокатиться. Хотя Драниш рычал грозно, я четко слышала в его голосе смешливые нотки, и от них мне самой хотелось улыбаться.
Мы выехали на главную площадь, на которой стояло величественное здание городского совета. Своими стенами, аккуратно облицованными яркой плиткой, оно выделялось среди домов, окружающих площадь, — на их стенах краска облупилась, не выдержав зимы, которая в этом году выдалась препаршивой. Фургон остановился возле ратуши, капитан привстал, оглядываясь.
— Здесь где-то должен быть центральный постоялый двор, — объяснил он мне. — Мы остановимся там. Но что-то я не вижу вывески…
Его слова заглушил пронзительный и въедливый, как крик громовицы, вопль:
— Сыночек! Сыночек!
У Ярослава натурально отвисла челюсть. Впервые за две недели нашего знакомства я видела на его обычно невозмутимом лице настолько неприкрытое выражение эмоций.
— Что за?.. — За нашими спинами из крытой части фургона с шумом выскочил тролль. — Гномья мать!
Сударыня фон Клоц неотвратимо, как камень, выпущенный из катапульты, неслась через площадь. За ней с трудом поспевали слуги, несущие сумки и саквояжи.
— Сыночек! — Гномиха не смогла вовремя остановиться и врезалась в фургон так, что он закачался. — Ох!
— Мама! — пискнул Персиваль, высунувшийся из фургона.
Капитан, который так и не смог согнать с лица остатки изумления, спрыгнул на мощеную площадь и подал гномьей матери руку.
— Сударыня, как вы нас нашли? — спросил он, с усилием помогая фон Клоц подняться.
— Меня вела материнская любовь! — гордо возвестила она, отряхивая платье от пыли.
— Да-а-а? — протянул Волк таким голосом, будто только что перед ним станцевали десяток голых дрыхлей, и он не знает, стоит ли в верить этому или списать все на галлюцинации.
— Я просто узнала, в какую часть страны направили ваш отряд, а уж понять, в каком городе вы остановитесь, нетрудно, — объяснила гномиха, жадно разглядывая сына. — Мы ехали, не останавливаясь даже на сон!
Изнуренные лица наконец-то подбежавших слуг подтверждали слова сударыни фон Клоц, хотя на ней тяжелое путешествие совершенно не отразилось.
— К чему такая спешка? — поинтересовался тролль.
— Я ходила к предсказательнице, и она сказала, что грядет резкое похолодание, а вы, — палец дородной женщины уставился в грудь капитана, — отобрали у моего сына теплые подштанники!
— А… — слабым голосом сказал капитан, — подштанники. Так вы проделали этот путь только ради подштанников?
— Нет, конечно, — оскорбилась гномиха. — Я еще привезла теплые свитера и утром успела испечь любимые пирожки Персиваля. И еще мне было необходимо посмотреть, как вы обращаетесь с моим сыном, не обижаете ли его, хорошо ли он кушает, спит и…
— И какает, — с серьезным видом добавила воительница.
— Да! И что? Вот родишь своего, поймешь, насколько это важно!
— Мама, — простонал багровый от смущения гном, пока Драниш и Тиса хохотали так, что слезы на глазах выступили.
Капитан тоже едва сдерживал улыбку, но все же строго сказал:
— Сударыня, такая материнская преданность весьма похвальна, но ваш сын сейчас состоит на королевской службе. Давайте все вопросы с подштанниками и пирожками вы решите тогда, когда у него будет выходной?
— А когда он будет? — спросила заботливая мать, так многозначительно уперев руки в боки, что стало ясно, что капитану следует назначить выходной как можно скорее, иначе ему придется испытать на себе всю силу материнского негодования.
Судя по тому, каким серьезным взглядом окинул Волк тучную гномиху, размер угрозы он оценил.
— Выходной будет сегодня. — Капитан приветственно махнул рукой приближающемуся бургомистру.
— Господин Волк? — Бургомистр был одет в желто-зеленую форму государственного служащего, только в отличие от нашего, коршунинского градоправителя, одевавшегося на службе тускло и неприметно, а во время отдыха — ярко и очень богато, хвостовский глава не пожалел денег на шелк и был таким пестрым, что аж в глазах рябило. — Для нашего города большая честь встречать вас здесь! Я — Русан Сычёв, лично провожу вас и ваших… А это что?!
Мы обернулись, чтобы проследить за взглядом Сычёва. На скамье управителя восседал Даезаэль с таким траурным видом, будто оплакивал гибель всего эльфийского народа.
— Кто, — поправил капитан. — Это эльф.
— Да? А я думал, что…
Ярослав склонил голову к левому плечу. Взгляд у него всегда при этом становился настолько колюче-внимательным, что я не позавидовала бургомистру.
— Ничего, — стушевался Русан. — Я провожу ваш отряд на постоялый двор.
— Благодарен, — коротко ответил капитан и указал рукой на козлы: — Прошу.
Бургомистр прикинул высоту, на которую придется залезать, и заискивающе улыбнулся:
— Я лучше так, пешком. Здесь недалеко.
Капитан пошел рядом с Сычёвым, а тролль подвинул на скамье унылого Даезаэля и сел рядом, положив руки на кристаллы управления.
— Ну вот, теперь меня даже за эльфа не признают, — скучным голосом заметил целитель.
— Ничего, сходишь в цирюльню, и все будет хорошо. Не мешай, а то сейчас под колеса попадет кто-то, сам будешь кишки со спиц счищать.
Мне не хотелось глазеть по сторонам, поэтому я вошла в фургон. Там уже хныкал в подушку Персиваль.
— Что с тобой? — спросила я, впрочем не бросаясь его утешать.
— Мама приехала. Как только ее увидел, понял, как мне без нее было плохо! Так домой хочу! Ты домой хочешь? К маме?
— Нет, — резко ответила я.
— Ой, прости. — Гном даже перестал хлюпать носом. — Ты ведь о ней ничего не говорила. Она, наверное, умерла, да?
— Нет.
— А почему ты тогда к ней не хочешь?
Я промолчала.
— Ну почему? — пристал гном, как репей. — Я вот не понимаю, как можно не хотеть вернуться к маме. Это же мама! Мама — самое близкое, родное и любимое существо. Мы связаны с ней навеки!
— Значит, ты и не поймешь, — серьезно сказала я. — В какой-то момент нужно перерезать пуповину, соединяющую с мамой, даже если не хочется.
— О чем ты? — удивился гном.
Я отвернулась, разглаживая складки на свернутом одеяле. Как объяснить гному, имеющую такую мать, то, что я чувствовала, да и стоит ли? Я свой путь без родителей выбрала, и пусть он нелегкий, зато свободный. Хочу — голодаю, хочу — на последние деньги куплю булочку, и тогда уже не останется на дрова. Нет, этого Персик точно не поймет.
— Приехали, — сообщил эльф, заглядывая внутрь. — Капитан сказал, чтобы брали вещи и шли по своим комнатам.
— Мы с тобой будем жить, — кисло сказала Тиса, хватая свой рюкзак. — Бургомистр — жлоб, не мог одноместные комнаты нам снять!
— Скажи спасибо за то, что хоть не тут ночевать будем, — сказал тролль, заходя в фургон. — Он вовсе не обязан нам оплачивать жилье, тем более в лучшем постоялом дворе. Видно, сильно на руку нечист, подлизывается.
- Предыдущая
- 25/66
- Следующая
