Буря столетия - Кинг Стивен - Страница 50

• Предыдущая
• 50/61
• Следующая

– Поможешь со свечами? – спрашивает Майк Хэтча.

– Ты как? – обращается Хэтч к Мелинде.

– Пойди, помоги, – отвечает она. Майк и Хэтч встают и идут на выход.

Они проходят через занавес и идут к лестнице.

– По радио говорили, что шторм к полуночи сильно выдохнется, – говорит Хэтч. – Если Линож собирается что-то сделать…

– В этом можно не сомневаться, – отвечает Майк.

В кухне, где сейчас Джоанна, очень темно – там только две аварийные лампы, работающие от аккумуляторов, но одна из них совсем не работает, а вторая еле светит тоненькой желтой ниткой. Когда Джоанна пересекает кухню, лампочка отключается совсем.

Джоанна наощупь пробирается к кухонной полке – сейчас она видится лишь тенью среди теней. Ударяется обо что-то бедром и тихо вскрикивает – скорее от нетерпения, чем от боли. Дойдя до полки, она вынимает из коробки одну свечу. На полке еще лежат пачки вощеных спичек и кучка подставок для свечей. Джоанна зажигает свечу. Когда пламя разгорается, она насаживает основание свечи на иглу подставки.

Потом берет остальные свечи, аккуратно складывая коробки стопкой на руке. Когда она поворачивается уходить, на столе, прибранном на ночь и теперь абсолютно пустом, лежит трость Линожа с волчьей головой.

Джоанна ахает, поворачивается… и прямо перед ней стоит Линож, и его улыбающееся лицо освещает свет от свечи Джоанны. Оно похоже на лицо гоблина. Она ахает еще раз, и все свечи – и коробки, и одна зажженная – выпадают из ее рук. Зажженная свеча гаснет, еще раз оставляя ее (и нас) в темноте.

– Привет, Джоанна Стенхоуп, – говорит Линож. – Рада, что старая сука сдохла? Я тебе оказал услугу, о да! Ты ходила с вытянутым лицом, а в душе джигу отплясывала. Я знаю, я это по запаху твоему чую.

Джоанна начинает кричать – на этот раз по-настоящему, в голос. И зажимает себе рот двумя руками, едва успев начать. Но над этими руками – вытаращенные в ужасе глаза, и мы понимаем, что по своей воле она не замолчала бы.

– Тихо… тихо… – ласково говорит Линож.

По коридору мэрии идут Майк и Хэтч. Здесь темно, горит только пара аварийных лампочек, которым остро не хватает напряжения, несколько свечей, фонариков… может, даже одна-другая зажигалка. Сквозь окна видно, как женщины зажигают свечи в зале мэрии.

– Что там с генератором, Майк? – спрашивает Стен Хоупвелл.

– Он теперь до конца бури отключился? – спрашивает кто-то еще.

– А как с теплом? – возникает третий. – Эту проклятую дровяную печку разобрали еще три года назад! Я им говорил, что не надо, пригодится в сезон вьюг в этом году или следующем, так кто же теперь стариков слушает…

– У нас хватит тепла и света, не волнуйтесь, – бросает Майк, не останавливаясь. – И шторм должен пойти на убыль после полуночи. Так, Хэтч?

– Так.

Преподобный Боб Риггинс шел за Майком и Хэтчем и несколько отстал на лестнице (он мужчина не худой), но теперь догнал.

– Майкл, эти добрые люди беспокоятся не о свете или тепле, и ты это знаешь.

Майк останавливается и оборачивается. Шепот в коридоре стихает. Риггинс коснулся обнаженного нерва; он говорит от имени всех, произнося то, чего не могут остальные, и Майк это знает.

– Когда появится эта личность, Майкл, мы должны дать ему то, что он хочет. Я молился, и такое указание Господь…

– Мы послушаем и тогда решим, – прерывает, его Майк. – Согласны?

Неодобрительный говор прошел по коридору.

– Как ты можешь так говорить, – начинает Орв Бучер, – когда твой ребенок…

– Потому что я никогда не подписываюсь втемную, – отвечает Майк.

И поворачивается уходить.

– Есть время упорствовать, Майкл, – обращается к нему преподобный Боб Риггинс. – Но есть время отпустить вожжи ради большего блага, как бы тяжко это ни было. «Перед падением возносится сердце человека, а смирение предшествует славе». Притчи.

– «Отдавайте кесарю кесарево, а Божие – Богу», – отвечает Майк. – Евангелие от Матфея.

Преподобный Боб Риггинс злится, что Майк пытается переспорить его по Писанию, но когда он делает шаг вслед за ним – может быть, чтобы продолжить спор, – Майк качает головой.

– Прошу вас остаться. Ситуация у нас под контролем.

– Я знаю, что ты в это веришь, – говорит священник. – Но мы не все в этом убеждены.

– И тебе не грех бы помнить, Майкл Андерсон, что у нас все еще демократия! – вставляет Орв Бучер. – Хоть в шторм, хоть не в шторм!

Одобрительный ропот.

– Уверен, если память меня подведет, ты мне напомнишь, Орв. Пойдем, Хэтч.

Они заходят в кухню – и останавливаются в удивлении и страхе.

– Заходите, заходите! – приглашает голос Линожа.

На столе и на полке – зажженные свечи. Щегольски одетый Линож стоит, положив обе руки (сейчас пока без желтых перчаток) на волчью голову трости. И еще мы видим Джоанну Стенхоуп. Она парит возле стены, почти касаясь головой потолка, и ноги ее висят в воздухе. Руки ее расставлены в сторону на уровне пояса – не совсем распятие, но наводит на мысль о нем. В каждой руке у нее – зажженная свеча. По пальцам течет расплавленный воск. Глаза ее широко открыты. Двинуться она не может… но она в сознании и в ужасе.

Майк и Хэтч остановились, где вошли.

– Заходите, мальчики, – говорит Линож. – Быстро и тихо… если только вы не хотите, чтобы я заставил эту суку сжечь себе лицо.

Он чуть приподнимает трость, и Джоанна точно так же поднимает свечу к своему лицу.

– Сколько волос! – говорит Линож. – Посмотрим, как они будут гореть?

– Нет, – отвечает Майк.

Он входит в кухню. Хэтч за ним, бросив взгляд через плечо. Там Боб Риггинс обращается к островитянам, и хотя не слышно, что он говорит, видно, что многие с ним соглашаются.

– У вас проблемы с местным изгонятелем злых духов? Что ж, есть одна вещь, которую вы, констебль, можете запомнить на будущее… в предположении, конечно, что это будущее у вас есть. У преподобного Бобби Риггинса есть две племянницы в Кэстине. Симпатичные блондиночки одиннадцати и девяти лет. Он их очень любит. Может быть, даже слишком. Когда они видят его машину, они убегают и прячутся. На самом деле…

– Отпустите ее, – требует Майк. – Джоанна, как ты?

Она не отвечает, но глаза ее закатываются от ужаса. Линож хмурится.

– Если вы не хотите видеть миссис Стенхоуп в виде самой большой в мире праздничной свечи, я вам советую не заговаривать, пока вас не попросят. Хэтч, закройте дверь.

Хэтч закрывает. Линож следит, потом снова обращает свое внимание на Майка.

– Вы не любите знаний?

– Те, которые вы имеете в виду – нет.

– Ай-яй-яй, как плохо. Просто стыдно. Может быть, вы мне не верите?

– Я вам верю. Но дело в том, что вы знаете все плохое и ничего из хорошего.

– Ах, как возвышенно. У меня даже слезы на глазах выступили. Но в общем и целом, констебль Андерсон – добро – это иллюзия. Побасенки, которые люди себе рассказывают, чтобы прожить жизнь, не слишком много плача.

– В это я не верю.

– Я знаю. Вы до самого конца держитесь добра… только в этот раз, кажется, вам достанется спичка с коротким концом.

Он смотрит на Джоанну, приподнимает трость… и медленно ее опускает. При этом Джоанна соскальзывает по стене. Когда ее ноги касаются пола, Линож надувает губы и слегка дует. По комнате проносится ветер. Пламя свечей на столе и на полке колеблется, свечи в руках у Джоанны гаснут. И чары с нее спадают. Она бросает свечи и бежит к Майку, всхлипывая. Пробегая мимо Линожа, она от него отшатывается. Он улыбается ей отеческой улыбкой, а Майк обнимает ее за плечи.

– Ваш город полон прелюбодеев, педофилов, воров, обжор, убийц, хулиганов, мошенников и скупердяев. И каждого из них я знаю. Рожденный в грехах – рассыпься в прах. Рожденный в грязи – в ад ползи.

– Он дьявол! – всхлипывает Джоанна. – Не подпускай его больше ко мне! Я все сделаю, только не подпускай его ко мне!

• Предыдущая
• 50/61
• Следующая