Освобождение шпиона - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 30
- Предыдущая
- 30/91
- Следующая
— Ведро, — предположил Леший.
— Нет. Волосы. Будто парик нахлобучили... Тоже наспех, криво. Я испугался здорово. Встал, фонарь держу перед собой. Холодом тянет. И вижу, как с нее снег отваливается комьями... Это в сентябре было, товарищ майор. Плюс двадцать. Никакого снега и в помине не было.
— И что? — Леший приподнял маску регенератора, сплюнул. — Полоснул ее, суку, бритвой своей... Оккама. И пошел дальше. Всех делов.
— Мне не до этого было тогда, товарищ майор...
Пыльченко продолжал плестись сзади, говорил с трудом. Леший немного сбавил шаг.
Я потом на часы глянул. Двадцать минут стоял, как прибитый к месту. Она на куски разваливалась. Таяла. Потом в какой-то момент ахнулась в воду. Брызги...
И все. Я подошел и ничего не увидел — ни парика, ни веток этих. Там неглубоко было совсем. И течение слабое. Ничего не нашел...
— И ладно. Зачем ты мне это рассказываешь, Пыльченко? - Леший оглянулся на него с раздражением. — Ну, подшутили над тобой питерцы, слепили какую-то дуру из парафина, ветки воткнули... Думаешь, ты один такой умный? Думаешь, я бы на твоем месте не догадался?
— О чем? — не понял Пыльченко. — А-а... Нет. Никто надо мной не.шутил. И парафин в воде не растворяется... Да и как бы ее туда затащили? Чтобы в «Пузырь» попасть, надо четыреста метров по-пластунски... И люка всего два - на входе и на выходе... Нет. Это ничего не объясняет.
— А что объясняет? - не выдержал, рявкнул Леший.
— Ничего. Это была галлюцинация, товарищ майор, — проговорил Пыльченко как-то испуганно даже. — Очень четкая... «Непрозрачная», как говорят наркоманы. Типичный случай отравления бутаном. Мне потом рассказали, что под Васильевским много газовых ловушек, они очень мелкие... Ну, непромышленные как бы. И часто сами по себе открываются, лопаются как бы. Там все это...
— Иди ты нах.., Пыльченко, — сказал ему Леший равнодушно. Он уже устал злиться. — Я понял тебя. Только я ни к кому со своими карликами не лез. Мне до жопы, есть они или нет. Лучше бы не было. И заткнись. Хватит об этом.
Они молча дошли до выхода из северной ветки. Стук «веселого барабанщика» стал громче. Со стороны «Чертовой пещеры» пробивалось тусклое зеленовато-серое зарево, которое можно увидеть, только если выключить все фонари и минуты три пялиться в темноту. Но Леший видел его и так. Хотя и не знал — что это такое и какое воздействие оказывает на человеческий организм.
— Гнилое это место, Пыльченко. Уходить надо, драпать, пока сам не того...
Он осветил напарника. Тот зажмурился от яркого света, остановился.
— Это я не про «минус», сам понимаешь.
Пыльченко молчал. Он понял. Леший отвернулся и потопал дальше.
— Пошли, пошли, боец. Не отставай. Это у них галлюцинации, а не у нас. Типичный случай, понимаешь!..
В тишине отчетливо щелкнул зажим маски. Леший сплюнул.
— От гнили всякой и галлюцинации.
Квартиры Москвы
Почтальон не всегда звонит дважды, как в названии фильма. И трижды звонит, и четырежды. Сколько потребуется, Полные сдобные почтальонши в наброшенных на плечи курточках — словно выбежали на минутку из дома. Бегут, звонят, звонят. И почему они такие полные, раз им так много приходится бегать? Лица не то чтобы непривлекательные... Неуловимые. Заказное письмо из банка, телеграмма о смерти, повестка, повторное извещение на бандероль - лицо ничего не подскажет. Сперва распишитесь. Вот здесь. Всего доброго. У нее еще восемь адресов.
— Кто там, Миша?
Михаил Семенович Поликарпов, бывший хитроумный директор «Металлопторга», чемпион Госснаба по преферансу, стоял в прихожей, с озабоченным видом изучая некую серую бумаженцию. Держал он ее в руках так, будто ему вручили ее вместе с подзатыльником.
— Миша-а? — донеслось опять из гостиной. - Оглох, что ли?
— A-а!.. Ну да!.. — отозвался наконец Михаил Семенович, не отрывая застывшего взгляда от листка. — М-м... это... Почтальон приходил!
Жизнерадостный смех и аплодисменты аудитории. Инна Сергеевна смотрела в гостиной вечернее ток-шоу.
— От Зуевых телеграмма, что ль?
Михаил Семенович не ответил. Даже не услышал, кажется. Тихо, по-следопытски, перекатываясь с пятки на носок, он прошел по коридору и остановился у комнаты сына. Деликатно постучал.
— Дима. Дим. Открой, слышь.
Дверь приоткрылась. Там показалось молодое румяное лицо с несколько наигранной и так не идущей ему диггер-готской мрачностью в глазах.
— Не тарахти, погоди, - пробасило лицо в телефон, который держал у уха. — Ну, чего тебе?
— Тут повестка... Из зфэсбэ. Это тебе... — Михаил Семенович протянул сыну серую бумаженцию. И шепотом: — Ты мне можешь объяснить, что это такое?
— Какая еще эфэс...
Дима взял повестку. Прочел. Рука с телефоном опустилась. В трубке продолжал трещать чей-то беззаботный голос: «...и сидит в этой вентиляхе, зубы скалит... Я ему, ты чё, уёбок? А он мне... Ты слышишь, Рыба?.. Алё?..».
— Что там у вас такое, мальчики? — возникла, откуда ни возьмись, Инна Сергеевна в чем-то ярком, как гладиолусовая клумба. — Я тут как раз собиралась поставить...
Она осеклась, посмотрела на Михаила Семеновича, потом на сына.
— Что это за бумажка?
Симпатичные почтальонши попадаются редко. И вот какая странная зависимость: чем фешенебельней и дороже район, в котором ты проживаешь, тем они старше, хуже одеты и нередко выглядят даже как-то маргинально. Как будто государство специально подсовывает эти кадры богатым москвичам, чтоб тем было на кого излить невостребованные излишки щедрости. К примеру, в знаменитом поселке нефтепромышленников, что на Можайке, «заказуху» разносит тетка в древних нитяных чулках и всепогодной рабочей фуфайке с подпалинами.
Но хоть и с подпалинами, а — забегали, забегали... Даром, что Вампирыча нет дома, все равно бегают... Один охранник звонит другому, тот ищет хозяина, а вместо хозяина находит его жену. А может, не жену, а экономку. А может... Может, это вовсе дикторша с телевидения.
— Дак... Подписаться. Чирк — и досвиданьича, чё бе- гать-то? — ворчала, не понимала почтальонша. Топталась неловко в ослепительном малиново-золотом холле, хмурилась под ноги. Ишь, настроили, друг друга найти в этом дворце не могут...
— Сейчас подойдет хозяин, без него нельзя. Подождите минутку, - холодно отрезала дикторша.
Она вышагивала на страусиных своих ногах туда-сюда, прижимая к уху серебристую «нокию». Ждала, когда ответят. Дождалась.
— Ну? Андрей, где Игорь Игнатьевич?.. А сразу сказать нельзя было? — Поморщилась. — Тогда ищите Марка Соломоновича, это по его части.
Хлопнула своим телефоном и исчезла. Почтальонша хотела было плюнуть (хлопнуть ей было нечем) и тоже исчезнуть, Но тут появился Марк Соломонович. Почему-то сразу стало ясно, что это именно Марк Соломонович.
— Хм... А я ничего подписывать не стану, - твердо сказал Марк Соломонович, изучив повестку.
— Не полагается, — так же твердо ответила почтальонша.
— Ничего страшного. Вот вам пятьдесят рублей, уважаемая... - Он открыл бумажник и протянул деньги вместе с повесткой. - Вы никого не застали дома. Договорились?
Она честно предупредила:
— Дак... Завтра ведь опятича приду. Это ж надобно вручить. Права не имею.
Марк Соломонович отсчитал еще несколько банкнот.
— Приходите через неделю. Там поговорим.
Поплевав на пальцы, она пересчитала деньги. Спросила с сомнением:
— Через неделю?
Многоопытный Марк Соломонович достал еще одну — всего одну, но очень красивую банкноту. Он поднял ее и подержал некоторое время в руке, как футбольный судья держит желтую карточку перед провинившимся игроком. Затем вручил почтальонше.
— Через неделю, — повторил он.
За тридевять земель от этого праздника жизни, в противоположной точке мироздания находится Измайловское кладбище и огибающая его улица 3-я Прядильная. Вот уж здесь, казалось бы, повестки с вызовом на Лубянку точно должны разносить старухи в черных балахонах с косой-литовкой на плече. Так нет. Дзынь-дзынь-дзынь. А там — совсем юная пышка в бейсболке с лихо загнутым козырьком.
- Предыдущая
- 30/91
- Следующая