Я все еще мечтаю о тебе... - Флэгг Фэнни - Страница 31

В восемь утра следующего дня Мэгги сидела в красивой библиотеке дома «Св. Иоанн в соснах» и ждала миссис Далтон, чтобы подписать бумаги и получить ключи от «Гребешка». Существует поговорка: как бы далеко ни уезжали бирмингемцы, под конец они всегда возвращаются домой, — и Ди Ди Далтон не была исключением. Родом из старой гвардии потомков железных, угольных и стальных промышленников, к своим восьмидесяти восьми годам она пережила четырех мужей и объехала весь мир, живя то там, то тут, но, вернувшись в Бирмингем, поселилась в фамильном доме и взяла обратно свою девичью фамилию. Так было проще ее друзьям. Для них она всегда будет Ди Ди Далтон, сколько бы ни поменялось у нее мужей.

Мэгги не могла не думать, насколько все-таки жизнь — странная штука. Несколько дней назад она пребывала в таких расстроенных чувствах, а теперь вот сидит и радуется, что все-таки сходила к парикмахеру. И вдруг ей пришло в голову еще кое-что. Раз она звонила Дэвиду в пятницу, а сегодня договор о продаже у нее на руках, значит… постойте-ка… значит, она украла его у Бебс Бингингтон! Прямо из-под носа! Она никогда в жизни не совершала такого поступка, а ведь это несомненное нарушение ее этических правил. Но… Теперь ничего не попишешь. Дело сделано. И к ее огромному изумлению, никаких отрицательных эмоций она по этому поводу не испытывала!

Мэгги выскочила из дому в такой спешке, что решила проверить, не болтается ли у нее где-нибудь ярлык с ценником, и как раз оглядывала себя, когда в библиотеку вошла миссис Далтон, все еще красивая женщина с ярко-синими глазами. Поставив все необходимые подписи, она вручила Мэгги ключи от «Гребешка» со словами:

— Держите, милая. Простите, что не успела освободить дом, но если вам что-нибудь нужно — посуда, картины, мебель, — берите, не стесняйтесь, а не нужно — выкидывайте. Здесь мне все это некуда девать.

Когда Мэгги спросила, какую цену ставить, та ответила:

— Ох, боже мой, понятия не имею, я думала, вы мне скажете, какие нынче цены на рынке.

— Хорошо, давайте я разведаю, в каких пределах дома в этом районе, и вам скажу.

— Не хочется продавать, но дети мои все умерли. Конечно, одно время я планировала подарить его городу, но теперь я никому не доверяю, мало ли что с ним сделают, так что, надеюсь, вы найдете кого-то, кто не разрушит его, по крайней мере, пока я жива.

— Миссис Далтон, обещаю: я приложу все усилия, чтобы найти идеального покупателя.

— Ой, спасибо вам, дорогая, не сомневаюсь. У меня столько радостных воспоминаний о той поре, когда я там жила. — Глаза миссис Далтон вдруг погрустнели. — Мы туда въехали сразу после того, как из Англии пришли сведения, что бедный мистер Крокер утонул. Другой семьи у него не было, кроме сестры, проживающей в Лондоне, но она так и не съездила в Бирмингем, так что после его смерти дом перешел к моему отцу, его деловому партнеру. — Она улыбнулась. — Разумеется, мистер Крокер питал особые чувства к маме, и, полагаю, дом оставил именно ей. Они с мамой были большими друзьями. Мистер Крокер был закоренелым холостяком. Она многие годы помогала ему устраивать увеселительные мероприятия и ухаживать за садом, и, видимо, он рассчитывал, что она будет продолжать заботиться о доме после него. И оказался прав. Я думаю, мама любила «Гребешок» так же, как Крокеры. С отцом Эдварда, Ангусом Крокером, я, конечно, не была знакома, но мама говаривала, что отец и сын друг на друга не похожи, как день и ночь. — Взгляд ее вернулся к Мэгги: — Скажите, а вы вообще знакомы с домом?

Мэгги кивнула:

— О да, мэм. Внутри я никогда не была, но я обожаю его с детства. Честно говоря, я всегда считала, что «Гребешок» — самый красивый дом в Бирмингеме.

— Правда? — Миссис Далтон явно обрадовалась. — Очень приятно это слышать, дорогая. Многие люди вашего возраста не признают старинных домов. А «Гребешок» — сама история, знаете.

Мэгги улыбнулась:

— Да, мэм, знаю.

В 1862 году, когда обнаружилось, что красная пыль на горе, поднимаемая колесами повозок, вовсе не пыль, а измельченная в тончайший порошок железная руда, слух быстро распространился, и это положило начало целой промышленной отрасли в этих краях.

Бирмингем был назван в честь города в Англии, где производство металла было на высочайшем уровне. У многих основателей Бирмингема, приехавших в Алабаму, перед глазами стояли блистающие образы таких гигантов, как Лондон, Глазго и Эдинбург. Они мечтали построить в Америке город, подобный им, а то и превосходящий по мощи.

Ангус Крокер был как раз таким человеком. В 1885 году он прибыл из шотландского Эдинбурга на лошади, запряженной повозкой. Заехав наверх, посмотрел с вершины Красной горы на лежавшую под ним равнину и сказал своему сыну Эдварду:

— Когда-нибудь внизу будет воздвигнут великий город.

Был нанят архитектор, и полгода спустя на этом самом месте началось строительство дома Ангуса Крокера. Он послал домой, в Европу, за лучшими каменщиками и рабочими, и все материалы были оттуда: каждый камень, каждый кирпич, каждый кусок дерева вручную погрузили на корабль и доставили из его любимой Шотландии. Хотя был он довольно прижимистым бизнесменом, на строительство дома денег не жалел. И через два года его прораб из Перта гордо вручил Ангусу ключи и провозгласил:

— Он ваш, сэр, прямиком из Шотландии, дом на гребешке горы, с видом, не имеющим себе равных.

С этих самых пор дом зовется «Гребешком», это название было выбито в камне арки над дверью парадного входа. А ниже, буквами поменьше, шла надпись: «Выше некуда».

После того как дом обставили мебелью, разбили сады и площадки, состоялось официальное открытие «Гребешка». Поскольку это был первый дом, построенный на горе, событие попало в газету «Нью эйдж гералд».

Может, под воздействием шотландского виски, которым обильно угощали в тот день, репортер изъяснялся чересчур патетично, однако все присутствовавшие на празднестве согласились, что «Гребешок» не только красив, но и прочен. «Простоит тысячу лет», — сказал один понимающий в строительстве человек.

«Гребешок» взлетел над городом, и другие удачливые бизнесмены начали строить себе дома, приглашая лучших архитекторов с пожеланием: «Сделайте мне что-нибудь в английском духе». Были разработаны планы жилых кварталов, посажены деревья, а улицы названы Эссекс, Карлейль. Стерлинг, Гленвью и Ганновер-Серкл: привезенные из Англии уличные фонари с круглыми желтыми головами стояли вдоль тротуаров. Вскоре были построены сотни огромных домов из красного кирпича, известняка и в стиле эпохи Тюдоров — с длинными подъездными аллеями, и очаровательные маленькие торговые городки — Крестлайн, Маунтейн-Брук, Хоумвуд и Инглиш-Виллидж — с небольшими элегантными магазинчиками, торгующими мебелью, серебром, тканями и фарфором, привезенным из Лондона или Котсуолда.