На южном фронте без перемен - Яковенко Павел Владимирович - Страница 8

• Предыдущая
• 8/112
• Следующая

Я и сам уже прилично закоченел, а ведь у меня бушлат! Что же творится там, у них, под шинелями?

И что мы вообще делаем в этом поле?

Господа и товарищи гражданские, если есть желание, могут смотреть телевидение. Там каждый час — «Срочное сообщение», каждые два — три часа — «Новости», или там — «С места событии», или еще что.

Кто-то разъясняет обстановку, кто-то все комментирует, берет интервью… Там в курсе, вполне возможно, всех передвижений, всех планов… И только мы, непосредственные участники событий, торчим здесь замерзшие и голодные, и ни хрена не понимаем, что мы вообще тут делаем? Чего мы тут застряли, что нас ждет? Да и где мы вообще, в конце-то концов?

Кстати, командир дивизиона уже исчез. Домой, что ли, поехал? Выполнил свою миссию и вернулся?

Я ходил кругами среди наших машин. Хотя ходить было холодно, но и стоять, впрочем, тоже.

Бойцы вообще дрожали как в лихорадке. Они пытались у меня что-то узнать, но зубы у них стучали как игла у швейной машинки, и я ничего не понимал. Я только взглянул на часы. О, мама моя! Стоять еще почти целый час!

Я сообщил это солдатам. Мое сообщение тут же вызвало краткий и очень яркий взрыв эмоций, который был мгновенно погашен новым сильным порывом ледяного ветра.

Ожидание конца смены превратилось в один бесконечный кошмар. Наконец, минут за десять до назначенного времени, я внезапно сообразил, что бойцы исчезли. Смылись, грубо говоря. Я, в общем-то, и не удивился, и не расстроился, и вообще никак не отреагировал. Я так замерз, что мне было уже все равно. Я только подумал, где же они могут укрыться?

Ладно, сами придумают. Пора позаботиться о себе. Я направился прямиком к «родной» шишиге. Ба! Ну конечно! Другого и ожидать не следовало. Мое место уже занято контрактным чудом.

Я обошел еще несколько близлежащих машин. Все забито. Черт возьми! Да я так околею!

Решительным шагом я вернулся в «своей» машине, распахнул дверцу, и начал энергично пихать ваучера в упитанный зад. В темноте я даже толком не мог разглядеть кто это.

— Ты мое место занял, — кричал я. — Давай, двигайся!

То ли мои крики, то ли ощутимые тычки возымели действие, но контрактник полез на возвышение, которое отделяет в ГАЗ-66 водителя от пассажира. (Как-то раз кто-то мне сказал, что эту машину спроектировала женщина. В таких ситуациях, как сегодня, я всегда поминал эту незнакомую женщину «тихим добрым словом», и очень хотел, чтобы она сама попробовала воспользоваться своими конструктивными разработками. Впрочем, она наверняка не предполагала, что в кабине «шишиги» придется размещаться гораздо большему количеству народа, чем два человека. Наивная!).

Ощущение было, как у кильки в банке. Но все же было тепло, и почти не дуло. Почти — потому что ветер все-таки поддувал мне из двери прямо в правый бок. Ну и ладно. Только я закрыл глаза, как тут же провалился в какую-то темную яму.

Моя радость длилась недолго.

Сознание мгновенно прыгнуло мне в голову, когда дверца распахнулась, и кто-то энергично затряс меня за плечо. С мукой я открыл глаза. Ага! Капитан Донецков.

— Разворачиваемся к бою. Давай вылазь-ка. Где ваша батарея?

Я тяжело выбрался наружу. Из тепла и сна — да опять на мороз! Меня заколотило. Я хотел, но не мог заставить свои зубы не выбивать яростную дробь. Не мог, и все тут!

Сфокусировав мутные ото сна глаза, я разглядел Рустама. Тот уже пытался навести элементы организации в хаотичное движение личного состава, надрывая голос на ледяном ветру. Машины расползались в разные стороны: куда? зачем? По крайней мере, было ясно, что наша батарея разворачивается основным направлением перпендикулярно шоссе.

Какая-то неприятная мысль сверлила мне голову: «Что-то очень неприятное… Не могу вспомнить…».

Ах, да! Ну как же! Я вспомнил: стволы орудий не прочищены.

Когда наш дивизион формировался, все что нам передали — это автотехнику и пушки. ЗиПов не было. Не знаю почему — но не было. Еще сегодня утром говорили, что все недостающее мы получим у первого дивизиона. Но он укатил намного раньше нас, и мы так и не встретились.

А стволы-то у орудий не прочищены! Стрелять из них нельзя! Что теперь делать? Где искать банники?

Впрочем, я зря волновался. Донецков словно подслушал мои мысли и хмуро сказал:

— Беги к нашей батарее — вон там, видишь? И принеси банник — будем чистить ваше имущество. Позорище!

Я молча «проглотил» «позорище», (да я-то при чем: это промах командира дивизиона, а не мой), и зашагал в указанном направлении.

Снег был неглубоким, и под ногами у меня хрустела сухая трава. Ветер стих, и на небе сверкали звезды. Они горели так ярко, так фантастично, что у меня на миг поднялось настроение. Все показалось не таким уж безнадежным и бессмысленным.

Дошагав до «Уралов» первого дивизиона, я принялся высматривать знакомых. Почти сразу на глаза мне попался капитан Куценко. Он уже кого-то пинал ногами. Конечно, в такой момент обращаться к нему было не совсем уместно, но другого выхода я не видел.

— Товарищ капитан! — закричал я, пытаясь перекричать вопли солдата, подвергавшегося экзекуции.

Куценко оглянулся:

— А, это ты, Паша… Чего тебе? Банник? Ну, пойдем.

Куценко пошел вдоль позиции, я почтительно держался за ним слегка поодаль.

Капитан подошел к орудию:

— Эй, папуас, (Куценко определенный период своей военной карьеры провел на Кубе), сними банник.

Пока «папуас» кряхтел и матюгался, я бессмысленно смотрел на горящую фару «Урала». Странно, но почему-то от этого мне казалось теплее.

Куценко вручил мне инструмент, похлопал по плечу, и ушел по своим делам — вполне возможно, пинать ногами кого-то еще.

Я оглянулся. Светлело. Уже можно было различить, как и наш дивизион начал окапываться. Надо было спешить. Кто его знает, может быть через полчаса — час огонь придется открывать, а у нас стволы не чищены. Эта мысль заставила меня двинуться рысью.

Банник я вручил Рустаму. Мы оба облегченно вздохнули. Я — от того, что успешно выполнил миссию. Он — от того, что получил, наконец, банник.

Рустам немедленно закричал:

— Командиры орудий! Ко мне!

Когда они таки собрались, он в краткой, но емкой форме объяснил им, что нужно делать с этим орудием труда и что ждет их в случае игнорирования приказа.

Затем он обратил внимание на меня, и довольно дружески сказал:

— Паша, иди на наш правый фланг. Там твои два орудия, проследи, чтобы все было в порядке. Ладно?

Ну, конечно, что я — могу отказаться, что ли? Я повернулся и отправился в свою зону ответственности.

Еще издали было слышно, как рычит на своих подчиненных сержант Волков. Сам же он ссутулился как прирожденный горбун и запрятал руки в шинелях. Бойцы долбили мерзлую землю большими саперными лопатами.

Чуть поодаль копошился расчет Карабута. Там копали все, в том числе и сам Карабут.

Хороший исполнительный парень, только чуть «тормознутый». Но это, строго говоря, для армии он тормознутый. Чтобы в армии не считаться тормознутым, это надо быть чуть ли не Фигаро, или Остапом Бендером, на худой конец. Для гражданки Карабут, наверное, был бы отличным работягой. Там же не требуется варить кашу из топора! Там достаточно просто честно исполнять свою работу. А здесь этого мало.

Здесь постоянно надо что-то добывать, доставать, тырить, а потом еще оборонять добытое от других — столь же алчущих.

Чтобы не загубить расчет, к Карабуту подобрали бойцов, также не отличающихся особой хитростью или агрессивностью. И все же, наверное, я бы Карабута, будь моя воля, убрал. Куда-нибудь в штаб. Но заменить его пока было не кем.

Увидев меня, Волков разогнулся:

— О, товарищ лейтенант! А что мы тут, собственно говоря, делаем? Что будет-то?

Если бы я знал, я, конечно, утаивать это не стал. А зачем? Но я так же мало был осведомлен о происходящем, как и рядовые бойцы. Поэтому вместо ответа мне просто пришлось пожать плечами. Волков снова согнулся как вопросительный знак. Правда, орать на подчиненных он перестал.

• Предыдущая
• 8/112
• Следующая