Интервью с вампиром - Райс Энн - Страница 8
- Предыдущая
- 8/78
- Следующая
«Ты хочешь сказать, что мы можем пить кровь животных?» – Я был потрясен.
«Да. – Он допил бокал до дна и небрежно швырнул его в камин. Я невольно взглянул на осколки. – Ты ведь не возражаешь? – Он указал на них с саркастической усмешкой. – Очень надеюсь, что нет. Потому что все равно ты вряд ли можешь что-нибудь поделать».
«Отчего же. Я могу, например, запросто вышвырнуть тебя вместе с отцом из Пон-дю-Лака», – ответил я. Впервые за два дня общения с ним я дал волю своим чувствам.
«Зачем? – спросил он с фальшивой тревогой. – Ведь… ты еще многого не знаешь, верно?» – Он рассмеялся. Пробежав пальцами по атласному футляру спинета, он поинтересовался: «Ты играешь?»
Я сказал что-то вроде: «Не трогай!» Это вызвало у него новый приступ веселья.
«Хочу и трогаю! – заявил он. – Кстати, ты даже не знаешь, что может привести к твоей смерти. Было бы обидно умереть именно сейчас».
«Я найду кого-нибудь другого, кто меня научит, – сказал я. – Наверняка ты не единственный на свете. Твоему отцу около семидесяти, значит, ты не так давно стал вампиром. Тебя же учил кто-то…»
«Неужели ты думаешь, что сможешь сам найти других вампиров? Они-то заметят тебя издалека, мой друг, а вот ты их – нет. Так что вряд ли у тебя есть выбор, приятель. Хочешь не хочешь, но именно я – твой учитель, и без меня тебе не обойтись. Не забывай к тому же, что у нас обоих есть о ком позаботиться. Моему отцу нужен доктор, а на тебе – мать и сестра. Не вздумай проболтаться, что ты вампир. Нужно только обеспечить им и моему старику спокойную жизнь. Другими словами, с завтрашнего вечера не мешкай – убивай и занимайся своими плантациями. А теперь пора спать. Для безопасности мы ляжем в одной комнате».
«Ну уж нет, – сказал я. – Ищи себе сам безопасную спальню. Я предпочитаю спать в одиночку».
Он разозлился не на шутку. «Не делай глупостей, Луи, предупреждаю тебя, – сказал он с угрозой. – Ничто тебе не поможет, когда взойдет солнце. Ничто. Отдельные комнаты создают двойные меры предосторожности и двойной риск быть обнаруженным».
Он привел целую кучу доводов, пытаясь запугать меня; но с таким же успехом он мог обращаться к стене. Я внимательно следил за ним, но не слушал. Таинственный ореол вокруг него растаял без следа. Передо мной стоял глупый хрупкий манекен, словно сплетенный из ивовых прутиков, и верещал противным злым голосом.
«Спокойной ночи, я пошел», – сказал я и аккуратно погасил свечи одну за другой.
«Останься хотя бы сегодня, уже почти рассвело», – не унимался он.
«Запрись покрепче и ложись спать. Я сам позабочусь о себе», – сказал я, взял гроб в охапку и пошел вниз по лестнице. Сверху донесся щелчок замка и легкий шелест портьеры.
Небо побледнело, но звезды еще светили. Прошел легкий дождь, и мокрые пятна темнели на мощеных дорожках сада. Я раздвинул кусты дикой розы и терновника, открыл дверь в часовню брата, вошел и опустил гроб на каменный пол перед аналоем. Почерневшие образа были едва различимы в темноте. «Поль, – тихо обратился я к брату, – первый раз в жизни нет во мне ужаса перед твоей смертью. И первый раз в жизни я так сильно чувствую тебя. Я тоскую по тебе, как никогда раньше».
Понимаете, – Луи повернулся к юноше, – именно тогда и совершилось мое полное превращение. Я закрыл деревянные ставни на узких решетчатых окнах, запер дверь. Атласная обивка моего нового ложа слабо светилась во тьме. Я улегся в гроб и захлопнул над собой крышку. Вот так я и стал вампиром.
Наступило долгое молчание. Потом юноша сказал:
– И вы остались жить с ненавистным Лестатом.
– А что я мог поделать? – ответил Луи. – Тогда я еще зависел от него. Он все время намекал, что я многого не знаю, и научить меня всему может только он. Например, он объяснил мне, как путешествовать на корабле. Надо представить дело так, что в гробах мы перевозим останки близких для перезахоронения. Ни у кого не хватило бы наглости проверять нас, и мы могли бы спокойно спать днем, а по ночам охотиться на корабельных крыс. Лестат хорошо знал торговцев и хозяев магазинов. Они всегда нас радушно принимали, несмотря на поздние часы, и предлагали на выбор любые образцы одежды по самой последней парижской моде. Он водил знакомство с мелкими бизнесменами и агентами, которые обделывают свои дела по вечерам за столиками кабаре или ресторанов. В подобных вещах Лестат действительно хорошо разбирался и оказался неплохим учителем. Кем он был при жизни, я не знал, да и не хотел знать. Судя по всему, мы не сильно различались по происхождению, хотя это меня мало волновало. Правда, именно благодаря этому обстоятельству наша совместная жизнь протекала более или менее гладко. Вкус у Лестата был безукоризненный, но мою библиотеку он называл «грудой пыли». «Это все чепуха, игрушки для людей», – твердил он, и при этом тратил огромные деньги (мои, естественно) на роскошную мебель для Пон-дю-Лак. Даже я, равнодушный к деньгам, внутренне содрогался. Иногда, очень редко, у нас бывали гости – в основном путники в поисках ночлега. Часто они показывали рекомендательные письма от других плантаторов или чиновников из Нового Орлеана. Лестат радушно принимал их, развлекал и вообще вел себя на редкость вежливо. В такие дни я мог вздохнуть свободнее, потому что обычно мне приходилось сидеть с ним один на один в четырех стенах и молча сносить его злобный цинизм.
– Этих людей он не трогал? – спросил молодой человек.
– Конечно, трогал. Но позвольте открыть вам небольшой секрет. Уж лучше увидеть человека мертвым, чем оказать ему неучтивый прием. Кстати, это свойственно не только нам, вампирам, но и военным, генералам, даже королям. Странно, конечно. Но это правда. Я прекрасно знал, что Лестат убивает людей каждую ночь – знал и молчал. Вот если бы он позволил себе грубость или невежливость по отношению к моей семье, гостям или рабам, я бы живо поставил его на место. Но ничего подобного. Лестат был сама обходительность, казалось, его даже радуют гости. И он всегда говорил мне, что на содержание своих родных мы не должны жалеть денег. Смешно: он прямо-таки душил старика отца роскошью. Все время напоминал ему, что целую кучу денег истратил на его пижамы и ночные сорочки, что полог над его кроватью специально выписан из Европы, рассказывал, какие благородные вина, французские и испанские, хранятся в наших подвалах, и хвалился, что даже в самые неурожайные годы наша плантация приносит огромный доход. Но иногда он бывал страшно груб с отцом. Дикие вспышки сыновнего гнева пугали старика – он начинал плакать, как ребенок. «Я содержу тебя не хуже барона, – орал Лестат. – У тебя есть все, что пожелаешь! Так что перестань приставать ко мне с посещениями церкви и твоих старых друзей. Этот вздор мне осточертел. Твои старые друзья давным-давно умерли. Почему бы тебе не отправиться вслед за ними? Может быть, тогда ты оставишь в покое меня и мой кошелек!»
Отец плакал, бормотал, что уже стар и ему ничего не нужно, что он с радостью остался бы на своей маленькой ферме. Меня часто подмывало спросить: «Где ваша ферма? Откуда вы приехали в Луизиану?» – чтобы узнать, где Лестат повстречался с другим вампиром. Но я не рисковал заводить этот разговор. Старик начал бы плакать, а Лестат наверняка пришел бы в неистовство. Надо сказать, что большую часть времени Лестат вел себя с отцом, как ангел. В порыве почти подобострастной заботы он приносил ему ужин на подносе, рассказывал про погоду, про последние городские новости, и про мою мать и сестру. Было очевидно, что по образованности и изящным манерам Лестат ушел от отца далеко вперед, но как это случилось и почему, я не мог понять. И я решил не думать об этом и не встревать в их отношения.
Вообще говоря, наша жизнь была довольно сносной, хотя за насмешливой улыбкой Лестата всегда прятался намек на то, что ему ведомы прекрасные и страшные тайны мироздания, о самом существовании которых я даже не подозревал. Он все время хотел унизить меня, презирал мое нежелание стать таким же, как он – хладнокровным убийцей, – высмеивал то полуобморочное состояние, в которое я впадал всякий раз во время убийства. Помню, он зашелся от хохота, когда я с удивлением обнаружил, что вижу свое отражение в зеркале, а кресты и распятия никак на меня не действуют. На мои постоянные вопросы о Боге и о дьяволе всегда кривил губы в усмешке. «Хотел бы я однажды ночью повстречаться с сатаной, – сказал он как-то со злобной гримасой. – Ему пришлось бы бежать, не останавливаясь, отсюда до западного Побережья. Потому что я сам – дьявол». Заметив мой ужас, он громко захохотал.
- Предыдущая
- 8/78
- Следующая
