Теория катастрофы - Горькавый Ник - Страница 43
- Предыдущая
- 43/127
- Следующая
Никки показала Джерри на объявление:
— Летим?
— Конечно. Это интересно. Да и объяснительные записки для нас писать некому…
Никки только вздохнула. Такая же мысль рождалась у неё всегда, когда в Колледже появлялись сообщения о родительских собраниях или ещё о чём-нибудь, где требовалось участие матерей и отцов.
Невероятные счастливчики — те, у кого есть и мать, и отец.
Никки могла заработать миллиарды, Джерри мог сотворить умнейшего робота.
Они вдвоём могли свернуть горы, но ни он, ни она не могли вернуть родителей.
Родители — это необратимое счастье.
Профессор Тур приняла Никкину работу по береговым рельефам, похвалив студентку следующим образом:
— Не ожидала такой прыти от такой невежды!
Потом помолчала и спросила:
— А вы не хотите серьёзно заняться географическими исследованиями?
— Хочу, — с готовностью сказала Никки. — Но, к сожалению, не могу. Спать хочется всё больше и больше.
Профессор географии не удивилась.
— А вы не возражаете, если я поручу другим студентам изучить происхождение многорядной дюны? Очень любопытная структура.
— Не возражаю, если потом расскажете её историю.
— Если сумеем расшифровать эту тайнопись, то непременно!
В глазах профессора Тур зажёгся огонёк энтузиазма, и она посмотрела на зал, полный притихших школьников.
— Ну, кто из вас хочет провести зимние каникулы на Пуэрто-Рико?
Каникулы приближались верхом на черепахе со связанными ногами.
Студенты изнемогли, ожидая конца семестра.
Наконец, черепаха доползла, виновато улыбаясь беззубым ртом.
Уф-ф!
Рождественский Бал! Рождественский Бал!
Вся школьная мучёба была мгновенно забыта, и время помчалось ошалевшим зайцем. Бал завтра, а костюм ещё нужно ушить, а туфли ещё не прибыли, а платье оказалось тесным в талии и везде, а пояс — не в тон, а фасон каблуков — от мамонта, а на носу не только бал, но и прыщик! А-а-а!
Вечером в холле десятого этажа башни Леопардов собрались Джерри, Дмитрий и Бим. Джентльмены ожидали своих дам, поправляя в сотый раз бабочки и галстуки, то и дело, а то и без дела, поглядывая на часы и на дверь с изображением девочки с зонтиком.
Наконец дверь открылась, и выпорхнули сразу трое: Никки, Изабелла и Лора.
Возгласы возмущения застыли на губах, и юноши молча зашли за девушками в лифт.
Дмитрий перевёл дух и сказал жалобно:
— Как вам удаётся превратиться из обычных девушек в стайку богинь?
— Глупыш! — величественно сказала крупная Лора в апельсиновом платье и с пышной смоляной причёской. — Мы — всегда богини! Исключительно из жалости к вам, мы в рабочие дни превращаемся в обычных девушек. Чтобы вы могли сфокусироваться на учёбе.
Бим принюхивался сразу к трём духам, и глаза его разбегались за ноздрями.
Никки надела голубое платье с серебряными полосками, струящимися в таком прихотливом узоре, что взгляд гипнотически следовал их изгибам.
Джерри смотрел на Никки и бестактно не обращал внимания на других девушек, хотя Изабелла в чёрном платье с обильным золотым шитьём была весьма эффектной. Её белокурые волосы были собраны модельером Луизой в конструкцию с такой причудливой топологией локонов, что, при смене ракурса, причёска Изабеллы выглядела минимум как пять совершенно новых причёсок.
Изабелла выглядела отлично, но не для Джерри — он ничего с собой сделать не мог, одержимый бедняга. И не хотел.
Он видел только свою драгоценную Никки, которая светилась в его глазах.
Он ощущал в воздухе только запах её любимых жёлтых роз.
Никки, улыбаясь и не отрываясь, тоже ласково смотрела на юношу.
Изумительная поездка в волшебном лифте — наедине в шумной компании друзей. Видеть только друг друга, выстраивать серебряные ажурные мосты, посылать своё горячее дыхание и обжигаться ответом, опутывать и запутываться в прозрачных крепких паутинках.
Лифт остановился и с облегчением выпустил из себя шестерых молодых людей, окружённых облаком ароматов и ещё каких-то сияний и искр.
Юноши провели своих дам в зал приёмов. На пороге все дружно охнули и остановились.
Нынешний Рождественский Бал превзошёл все предыдущие.
Зал был разбит на четыре зоны. В одном углу раскинулся рождественский парижский Монмартр — в сияющих деревьях, увитых гирляндами лампочек, и в уютных кафе, где и в самом деле можно было закусить. В другом углу высилась легендарная Русская Ёлка — вся в расписных национальных игрушках. Засмотревшийся на чудесное дерево имел шанс попасть ногой в полынью в антарктическом углу зала, где ледяные гроты и скалы образовывали полупрозрачный сверкающий дворец, по коридорам которого бродили пингвины и носились на коньках студенты. Ещё один угол зала выглядел нью-йоркским Таймс-сквером со знаменитым стеклянным шаром, разбивающимся с двенадцатым ударом новогодних часов. В лунном Таймс-сквере и вокруг Русской Ёлки студенты уже вовсю танцевали, а в пещерах ледяного дворца с визгом развернулись подозрительные игры — то ли прятки, то ли догонялки.
Зал изнуряюще благоухал модным запахом «Цветок винограда» и блистал цветными платьями девушек и элегантными костюмами юношей — полной коллекцией фраков и смокингов. Немало высадилось, прискакало и присеменило карнавальных пиратов, ковбоев и придворных щёголей разных эпох.
В этом году среди девушек вошли в моду волосы цвета чёрного жемчуга — всех оттенков чёрности, зелёности и жемчужности. А самой писк-причёской считались зеркальные волосы a'la «ртутный цветок». Слишком блестящие причёски ослепляли окружающих, и некоторые юноши позволяли себе ехидные шуточки.
Но быстро жалели об этом.
Студенты ели, танцевали и развлекались. В парижском кафе «Таверна» Олени поздравляли именинницу в бледно-лиловом платье. Девушка с раскрасневшимся лицом дула на торт со свечами. В соседнем кафе компания Леопардов дискутировала о полётах и машущих крыльях. Кто-то кричал, что сил человека не хватит на долгий машущий полёт даже на Луне; другие возражали, что никто не против восходящих термиков, позволяющих парить, но взмахи крыльев дадут пилоту маневренность и свободу. Группка спорящих Драконов стояла возле красивого светящегося фонтана, но не обращала на него внимания, углубившись в сложный политический спор. Раскрасневшиеся Драконы давно вышли за рамки дипломатического протокола; из фонтанного булькания выныривали отдельные колкие реплики:
— Слава богам, я — не шотландец!
— Я, шотландец, тоже этому рад…
— Ты беспробудно туп!
— Вижу, что себя прощать легко и даже приятно…
— Взрослые — они взрослые и есть. Что с них взять, кроме генетического материала…
— Инфляция, амплификация… иллюзия понимания — это главный враг понимания…
— Я бы купил твой мозг для исследования. Он меня заинтересовал!
Все преподаватели тоже пришли на Рождественский Бал.
Профессор Дермюррей, одетый в унылый коричневый костюм, брюзгливо осмотрел сложную причёску и замысловатый наряд из жемчужной парчи профессора Майсофт и высказался:
— Теперь я понимаю, почему вы вовремя не предоставили полугодовой отчёт!
Эксмин, стоявший неподалёку, быстро обернулся и сказал:
— Как удачно, что ношение шпаг вышло из моды — мужчины теперь могут безбоязненно хамить дамам.
Майсофт поглядела на профессора Эксмина с таким чувством благодарности, что воздух между ними засветился.
— Не учите меня этике! — вспыхнул Дермюррей.
Профессор Эксмин презрительно скривил губы:
— Мне это не под силу — насколько я наслышан об известной бразильской истории. Речь идёт всего лишь об этикете. Это должно быть не очень сложно даже для вас.
Дермюррей побагровел, резко развернулся и ушёл.
Профессор Майсофт влюблённо смотрела на своего рыцаря.
На балу Никки обступила группа девушек — преимущественно, Дракониц, но там были и пара Сов, и даже первокурсница из Леопардов — та самая, всегда смотревшая на Никки с раздражающим обожанием.
- Предыдущая
- 43/127
- Следующая
