В тропики за животными - Эттенборо Дэвид - Страница 15
- Предыдущая
- 15/80
- Следующая
Где-то высоко под крышей раздалось шуршание. Звук постепенно усиливался, потом что-то плюхнулось на пол, и все затихло. Пауза, бульканье, какое-то кряканье. Надрывный фальцет затянул песню. Вероятно, это и был каравари. Песня звучала несколько минут, и вдруг кромешную тьму озарило пламя, взметнувшееся на угасающих углях костра. Вспышка длилась мгновение, но я успел увидеть колдуна. Он по-прежнему сидел рядом со мной с закрытыми глазами, искаженным лицом, лоб в бисере пота. Вспыхнув, пламя тут же погасло, но напряжение ослабло, а песня и шуршание резко оборвались. Двое мальчишек слева от меня обменялись беспокойным шепотом.
Снова послышалось шуршание листьев.
— Огонь испугать каравари,— неясным шепотом пояснил Кинг Джордж,— он больсе не пойти. Пиаи теперь хотет звать дух каса-мара. Он совсем похоза теловек, и он нести лестница из веревки.
Песнь продолжалась. В кромешной темноте мы опять услышали шуршание, доносившееся из-под крыши. Еще одно бульканье, и в ответ — голос маленькой девочки, справа от нас, что-то громко и резко заявившей на акавайо.
— Что они говорят? — обратился я в темноту, туда, где должен был быть Кинг Джордж.
— Каса-мара сказать: он много-много работать,— прошептал Кинг Джордж,— он говорит: воздь надо хоросо платить. А она говорить: он платить, если ты сперва делать ему хоросо.
Листья теперь бешено колотились и, похоже, переехали ближе к гамаку вождя. К песне духов присоединились голоса нескольких индейцев, и кто-то стал отбивать такт по полу, пока песня не прекратилась, а шум листьев не вознесся к крыше и не затих.
Прибыл еще один дух — и опять бульканье, опять песни. Я уже почти задохнулся от жары, духоты и благоухания потных тел в непроглядной тьме хижины. Каждые пять минут я менял катушку, но песни духов, казалось, нередко повторяли друг друга, поэтому я записывал их выборочно. Часа через полтора наше благоговейное настроение стало улетучиваться. Чарльз, сидевший рядом, прошептал мне в ухо:
— Интересно, что будет, если ты сейчас врубишь первого духа?..— Но я вовсе не собирался пускаться здесь на эксперименты.
Сеанс продолжался еще час: духи один за другим спускались из-под крыши, тянули песни над гамаком вождя и удалялись. Большинство исполняло свои партии утробным фальцетом, но вот возник некий дух-оригинал, запевший так, словно его то - ли рвало, то ли, наоборот, он что-то жадно заглатывал. Во всяком случае, слушая его, становилось как-то не по себе. Я услышал шепот Кинг Джорджа: «Эта буш даи-даи. Эта был один теловек. Его кто-то когда-то сильно горло давил, он умереть. Теперь на гора высоко-высоко зивет. Отень-отень сильный дух».
В хижине ощущалось тягостное напряжение, все вокруг было насыщено возбуждением. Колдун, сидевший в метре от меня, кажется, распалился до предела, я ощущал жаркие волны, исходившие от его тела. Отвратительная маниакальная песнь продолжалась несколько минут, затем внезапно прекратилась. Наступила напряженная тишина, и я с некоторым опасением ждал, что же будет дальше. Сеанс явно достиг кульминации. Может быть, пришла пора приносить жертвы?
Внезапно горячая потная ладонь сжала мою руку. Я резко отпрянул, ничего не видя в полном мраке. Чьи-то волосы проехались по моему лицу. Я был уверен, что это колдун, и в то же мгновение в голове пронеслась мысль о том, что ближайшие бледнолицые братья — Билл и Джек — находятся от нас в сорока милях.
Хриплый голос колдуна раздался у меня над ухом:
— Это конец. Я ходить пи-пи!
На следующее утро к нам явилась делегация, возглавляемая колдуном, который снова был элегантен и улыбчив. Он поднялся в хижину, приподнятую на четверть метра над землей, и уселся на пол из древесной коры.
— Я пойти послусать мои духи,— оповестил он.
Остальные гости вошли вслед за колдуном и расселись вокруг магнитофона. Для всех желающих послушать чудесную «стуку» места не нашлось, и не попавшие в партер расположились амфитеатром за дверью.
Запустив ленту, я начал свой сеанс. Колдун был в восхищении, а когда под лучами солнца полилась музыка ночного представления, это вызвало у присутствующих возгласы одобрения, взаимные толчки, благоговейно-изумленное шиканье, а кое у кого и нервное хихиканье. Прокрутив арию очередного духа, я выключал магнитофон и делал соответствующие пометки: колдун сообщал мне имя каждого духа, его внешние данные, отличительные признаки, происхождение и способности. Одни обладали потрясающими возможностями, другие могли сгодиться разве что при легких недомоганиях.
— Батюски мои! — воскликнул колдун после одной из песен, весь в экстазе одобрения.— Эта дух такой сильный, отень-отень, касель здорово лесит!
Оказалось, что я записал в общей сложности девять песен. Прокрутились последние сантиметры пленки, и я выключил магнитофон.
— Где остальной? — спросил колдун сварливо.
— Я боюсь, эта машинка плохо себя вести в темноте,— объяснил я,— и она не уметь выучить все песни.
— Но у тебя нет самый люсий, самый сильный,— сказал колдун с капризным видом.— У тебя нет ава-уи и уатабиара, они отень-отень хоросый духи.
Я снова извинился. Колдун, казалось, слегка смягчился.
— Ты бы хотел смотреть духи? — спросил он.
— Да, очень-очень,— отвечал я,— но я думал, что никому нельзя на них смотреть и что они спускаются в хижину только по ночам.
Колдун доверительно улыбнулся.
— Когда день,— сказал он,— они совсем другой. Они сидят в мой хизина, я их там прятать. Ты зди. Я ходить за ними.
Он вернулся, держа в руке бумажный кулек. Снова усевшись на пол, он осторожно развернул его. Там оказалось с дюжину отполированных маленьких камешков. Вручая их мне по одному, колдун объяснял, кто есть кто. Тут были кусочек кварца, вытянутая
конкреция, а на одном — четыре любопытных выроста: руки и ноги духа.
— Я дерзу их в тайном месте в мой хизина, потому сто они отень-отень сильный духи, и, если другой пиаи достать их, он мозет так делать, мозет убить меня. А этот,— добавил он серьезно,— отень-отень плохой.
Он дал мне какой-то невзрачный камешек. Я осмотрел его с почтительным благоговением и протянул Чарльзу. В процессе этой манипуляции как-то так получилось, что камешек упал на пол и провалился между кусками коры.
— Он мой самый сильный дух! — завопил колдун с мукой в голосе.
— Ты только не волнуйся, мы его достанем.— Я поспешно вскочил на ноги, прошел сквозь застывшую в ужасе толпу, лег на землю, и, извиваясь, пополз под хижину. Вся земля здесь была усыпана камнями, и именно такими, каким было утраченное воплощение духа. Чарльз, стоя на коленях на полу надо мной, сунул щепку в щель, куда провалился драгоценный камешек. С беспокойством я оглядел подходящее пространство, но не смог сделать выбор среди валявшейся гальки. Схватив наугад один камешек, я просунул его Чарльзу, а тот вручил его колдуну.
— Не эта! — воскликнул колдун с уничтожающей интонацией и презрительно швырнул камень в сторону.
— Ты только не беспокойся, я его найду,— замычал я из-под пола и просунул в щель два других кандидата. Но они произвели на колдуна не лучшее впечатление. В течение следующих десяти минут мы предложили ему еще с полсотни камешков. В конце концов, нужный был опознан.
— Эта мой дух,— нехотя признал колдун.
Я выполз на солнечный свет изрядно помятый и весь в пыли. Публика вокруг, казалось, была не меньше нашего рада возвращению блудного духа, я же, присев, подумал, а на самом ли деле, мы нашли то, что нужно? Может быть, колдун решился на подлог, ведь, потеряй он на глазах односельчан свое самое могучее средство, это повлияло бы на его престиж.
В тот же день мы покинули деревню и отправились вверх по Кукуй. Самочувствие вождя, насколько нам было известно, не улучшилось.
Когда несколько недель назад мы впервые увидели Кинга Джорджа, его свирепый и мрачный вид ввел нас в заблуждение. Мы считали его злобным и угрюмым, а раздражающая манера клянчить подарки не добавляла ему привлекательности. Если Чарльз вытаскивал пачку сигарет, Кинг Джордж протягивал руку с не допускающим возражения «Спасибо за сигаретку» и принимал подношение как должное. Угостив одного, приходилось раздавать сигареты всем присутствующим. Было ясно, что при таком раскладе нам сигарет до конца не хватит. Мы и так взяли их немного, ограничив свой багаж только самым необходимым. Но через несколько дней мы поняли, что почти любую собственность индейцы считают общим достоянием: если у одного есть что-то, чего нет у другого, тут только одно правило — делиться. Если еды было мало, нам следовало разделить банку мясных консервов на всех, кто находился в лодке, а индейцы в свою очередь делились с нами лепешками из кассавы.
- Предыдущая
- 15/80
- Следующая
