Трое в машине - Щеголихин Иван Павлович - Страница 4
- Предыдущая
- 4/15
- Следующая
Но ведь заставила, дурак ты дураком, заставила!
Вот потому он и не следователь, а — бывший следователь. Прокурор Дулатов вовремя заметил его профессиональную непригодность. Битый он, но пока без пользы.
Мало того, что она затуманила ему мозги своей внешностью, она еще наганом, видишь ли, добавила себе очарования, язык парень проглотил. Кинозвезда.
И все-таки не верилось Демину, что она может выстрелить.
Но полчаса назад не верилось, что она станет угрожать оружием. Теперь-то верится?
Он ощутил нервный зуд между лопаток, спина чесалась, будто ей, спине, хотелось пулю попробовать и тем испытать себя.
Да, он прозевал момент, упустил явно. Не захотел схватить ее за руку. А если бы и захотел, то не смог бы, в кабине тесно, не развернешься, и он не обезьяна, чтобы достать рукой до своих лопаток. Как только она сказала: «Гляньте в зеркало», надо было тут же, не медля, выскочить из машины и бежать к шоссе. Любой мало-мальски соображающий догадался бы о таком простом выходе. Пока она открыла бы дверцу, пока прицелилась, он бы уже был далеко. И ей бы ничего не оставалось, как драпануть в поселок и прятаться. Просто и дельно. А теперь сиди, жди.
Но Демин не мог бежать. И не потому, что растерялся. Ему стыдно было от нее бежать. Неловко. «Овечий характер», — сказал ему как-то в сердцах старший следователь Шупта.
Он не хотел перед ней позориться. Хотел быть мужчиной. Прежде всего.
— Что-то долго нет вашего приятеля, — скучая, сказал Демин. — Так можно и на самолет опоздать.
— На тот свет никогда не поздно, успеешь!
Она поддерживала в себе решимость нарочито грубым тоном. Но и ее наверняка беспокоила задержка Жареного.
— А если его застукали? — предположил Демин. — Кого или чего мы с вами будем ждать? Как вообще выкрутимся? — И глянул в зеркало. Она сидела бледная, очки-фильтры чернели, как полумаска.
— 3-замолчи! — прошипела она. — Отверни зеркало!
Ее раздражало спокойствие Демина, его самообладание. А он именно того и хотел. Чтобы она ярилась просто так, от обыкновенного бессилья.
Демин отвернул зеркало. Она боится его глаз, значит, не все потеряно. Пусть попсихует, хотя и с оружием. А он, безоружный, будет спокоен. Потому что мужчина. Хотя старший следователь Шупта вполне может сказать, что вел он себя, как баба: стал соучастником преступления.
Не стал пока. И надеется, что не станет. Иначе бы не заводил игру. Рискованную. А значит, и благородную.
А может быть, настоящий мужчина для нее — налетчик Лапин? Или вот этот Жареный, с руками, как у гориллы.
Почему только для нее, Демин, а разве для себя ты не хочешь быть настоящим мужчиной? Тебе безразлично, каким быть в собственных глазах?..
Что же дальше? Не решатся же они ехать в аэропорт после того, как себя раскрыли. Если и взлетят, то сядут. Век скоростей, информации, обратной связи. К трапу, где бы они ни приземлились, им подадут персональный транспорт.
Н-е-ет, они не настолько глупы, держать при себе свидетеля до конца. Они его уничтожат раньше, только и всего. А в аэропорт доедут на другой машине. Так же, как и ему, проголосуют, с извинениями, с улыбкой. И водитель им попадется незнакомый, в один день двух таких случаев не бывает. Укатят, а он будет лежать. Упрятанный. Найдут, но уже не Демина, а то, что от него останется. Останки. А преступников уже нету — ищи ветра в поле.
— Не-ет, — протянул Демин громко, заряжая себя. — Не-ет! — И головой помотал. — Не верю.
Она не отозвалась.
Все решится возле поста ГАИ. Он скажет: «Можете стрелять Таня Бойко, вон там я остановлю машину. У них рация и пистолеты». Он скажет, сил у него хватит. Она же и придаст ему эти силы.
— В спину, между прочим, стреляют только трусы, — сказал Демин.
Она не отозвалась. Ей, наверное, не терпелось, когда же придет напарник, хотелось вздохнуть, наверное, со словами: «И чего он там копается, боже мой». Но она понимала, что не может так сказать, выдать слабость в такой важный момент, а нетерпение — слабость. Неслышная сидела, невидимая. Только дуло о ней говорило, о ее присутствии.
— Молчите, как пуля в стволе, — продолжал размышлять Демин. — Одного не понимаю: что заставляет вас быть у подонков прислужницей, шестеркой? Вы же совсем не такая. — Он должен ей сказать все, пока они один на один. — Вы же гордая, самолюбивая и неглупая. Вы случайно оказались в шайке Лапина.
— Замолчи!
— И теперь случайно связались с этим подонком, за версту видно, кто он такой, по роже. Как понять: любовь зла, полюбишь и козла?
Она с такой силой, похоже, двумя руками вдавила дуло между лопаток, что Демин невольно подался вперед и прижал грудью кольцо сигнала, но звука его не слышал из-за ее стона, негодующего, ненавидящего полустона, полувскрика.
— У-у, сволочь, замолчи-и! — и продолжала давить ему в спину, а сигнал гудел. Она могла выстрелить уже не от опасности, а просто от ярости — довел-таки.
— Так мы можем привлечь внимание, — стиснув зубы от боли, проговорил Демин. — Гудим и гудим. Теперь и она услышала гудок.
— Гад, интеллигент! — она ослабила нажим, и Демин осторожно выпрямился. А тут и появился Жареный, быстро, будто под машиной сидел, и сразу выпрямился, заслонил собою стекло, дернул дверцу, бросил на заднее сиденье чемодан, тяжелый, пружины загудели, сел и с шумом, с треском захлопнул дверцу.
— Чего раздуделись? — сказал он весело. — Поехали!
Сильно запахло водкой, рубашка на его груди была мокрой, похоже, Жареный лакал из горлышка, торопился и пролил мимо рта на рубашку. Дело сделал, выпил и вгорячах перемены в их, так сказать, отношениях пока не замечал.
Демин включил зажигание, двигатель заработал, и Демин тут же, с первым звуком мотора, отметил промах — ведь можно было и нужно было сделать вид и сказать, что не заводится, надо выйти и открыть капот, проверить зажигание. Провод соскочил, когда переезжали арык и тряхнуло. Или свечи маслом забрызгало. Но теперь поздно, езжай.
Да и не в том суть, что поздно, а — не по нему это. Он наперед знал, что ничего такого ловкого, хитромудрого не предпримет. Не в его натуре. И допустит еще не один промах, а потом спохватится и отметит. Как регистратор чужих уловок, чьих-то хитростей и обманов. Совершенно для него бесполезных. Неусвояемых. Все равно, что поролон жевать.
Но никто у него не отнимет права не кривить душой. Даже под пулей.
Выехали на асфальт.
— Ну что, Жареный? — спросила она с надеждой.
— Порядок! — воскликнул тот. — Полный порядок, Татка! Весь казан и кило рыжиков!
— А что каин? — Голос ее звучал глухо и с беспокойством.
— Успокоил каина. Браслет надел.,
— Я же тебя просила! — воскликнула она.
— Пришлось, Татка! — И Жареный запел сильным и совсем не сиплым, густым голосом, водка прочистила ему глотку. —«Не жалею, не зову, не плачу-у, все пройдет, как с белых яблонь ды-ым».
Хорошо запел, сволочь, звучно и верно, Демина охватило, опутало ощущение странной лихости, острая легкая радость безоглядной жизни. Машина мчалась с гудом и гулом, Жареный пел, и Демин чувствовал: вот-вот сорвется, и запоет, и заликует сам — «все пройдет...», будто третий в шайке.
— Перестань, Жареный, перестань, — с беспокойством попросила она. — Слышишь, перестань! — В голосе ее звучала тревога.
А тот пел не слыша, и Демин давил на газ, не глядя на спидометр, а ветер скорости свистел и подвывал в стеклах. «Схожу с ума, чокаюсь! Хорошо, пусть».
— Надо поговорить, Жареный, слышишь! — закричала она, уже не пряча отчаяния. — С нами гад едет, гад, слышишь!
Жареный прервал песню. И Демин убрал газ и вздохнул с облегчением. «Наваждение, чертовщина, мистика...»
Жареный медленно развернулся к ней, как бы просыпаясь.
— Чо-чо-чо?
— Видишь? — она откинула платок, показала наган Жареному. — Я вынуждена.
— Борщишь, Татка, — сказал Жареный сонно, — На хрена?
Однако он отрезвел чуть-чуть,
— Он узнал меня!
— Такую красючку да кто не знает. Убери! — приказал Жареный. — Это же свой мужик, зря ты на него бочку катишь. — Жареный похлопал Демина по плечу, потом по шее, грубо похлопал, сильно, будто стараясь укротить незнакомого зверя, проверить норов. Демин сидел напрягшись, смотрел на дорогу. Дуло однако все еще торчало вплотную к его спине.
- Предыдущая
- 4/15
- Следующая
