Мартовские фиалки - Керр Филипп - Страница 39
- Предыдущая
- 39/66
- Следующая
– Прошу прощения, господин Гюнтер, но их нет дома. Утром они оба на собрании, а потом, по-моему, на открытии Олимпийских игр. Вы хотите им что-нибудь передать, господин Гюнтер?
– Да. Передайте им, что я напал на след.
– Это все, господин Гюнтер?
– Они поймут, что я имею в виду. И пожалуйста, сообщите это им обоим, Фаррэй, прошу вас.
– Хорошо, господин Гюнтер.
Я положил трубку.
– Ну что ж... – Я помолчал. – Двинемся в путь.
За десять пфеннигов мы доехали на метро до станции «Зоопарк», отремонтированной по случаю Олимпийских игр. Фасады домов, расположенных напротив станции, тоже были покрашены. Но небо, в котором с шумом плыл дирижабль «Гинденбург» с прикрепленным к днищу олимпийским флагом, определенно нахмурилось.
На улице Инга подтвердила мои опасения.
– Наверное, будет дождь. Так им и надо. А еще лучше, если бы дождь лил две недели подряд.
– Да, погода – это единственное, что им еще неподвластно. – Я тоже решил высказаться. Мы уже подходили к тому дому на Курфюрстенштрассе, который искали. – Пока господин Хауптхэндлер со своим хозяином отсутствуют, я хотел бы на минуту заглянуть к нему. Подождите меня в ресторане Ашингера. – Инга сначала запротестовала, но я объяснил: – Кража со взломом – преступление серьезное, и я не хотел бы, чтобы вы были рядом, если меня обнаружат. Понятно?
Она нахмурилась, но согласилась. Только проворчала мне вслед:
– Упрямец.
Дом под номером сто двадцать оказался пятиэтажным зданием, в котором, если судить по внешнему виду, были очень дорогие квартиры. В таких домах обычно тяжелые черные двери, мало сказать, отполированные – наверное, негр, если бы он оказался рядом, увидел бы в них свое зеркальное отражение.
Я постучал огромным латунным дверным молотком в форме хомута, и на мой стук явился тщедушный смотритель с замедленными, как во сне, движениями. Я поднес гестаповский значок прямо к его слезящимся глазкам, для большей убедительности рявкнув: «Гестапо!», грубо оттолкнул его субтильную фигурку в сторону, а затем прошел в вестибюль. Каждой клеткой он излучал страх.
– Номер квартиры господина Хауптхэндлера!
Когда до привратника дошло, что я пришел не для того, чтобы его арестовать, он немного расслабился.
– Третий этаж, квартира номер пять. Но сейчас его нет дома.
Я ткнул в него пальцем.
– Мне нужен ключ от этой квартиры.
Не усомнившись ни на секунду в правомочности моего требования, он тут же вытащил небольшую связку ключей и снял один с кольца. Я выхватил ключ из его трясущихся рук.
– Если господин Хауптхэндлер вернется, позвоните мне по телефону и после первого гудка положите трубку. Ясно?
– Будет исполнено, все ясно, – ответил он, прерывисто дыша.
Комнаты в апартаментах Хауптхэндлёра располагались на двух уровнях. Дверные проемы были оформлены в виде арок, а натертые до блеска деревянные полы застелены восточными коврами. Во всем была такая аккуратность, что могло показаться, что здесь никто и не живёт.
В спальне стояли две большие кровати, туалетный столик и пуфик. Сама комната и вся обстановка были выдержаны в зеленовато-желтом и коричневом тонах, причем преобладал цвет персика. Мне это все было не по душе. На кроватях лежали раскрытые чемоданы, а на полу валялись пустые фирменные пакеты крупных универсальных магазинов, в том числе «С и А», Грюнфельда, Герсона и Тица. Я заглянул в чемоданы.
Первый принадлежал женщине, и меня поразило, что все, что там находилось, выглядело совершенно новым. У некоторых вещей даже ярлычки оставались на месте, неоторванными, а по чистым подошвам туфель было несложно догадаться, что их ни разу не надевали. В другом чемодане – видимо, самого Хауптхэндлера – новых вещей, пожалуй, совсем не было, кроме отдельных принадлежностей мужского туалета.
Бриллиантового ожерелья я не обнаружил ни в том, ни в другом. Но на туалетном столике лежала папка размером с бумажник, в которой я нашел два авиабилета компании «Дойче Люфтганза» на рейс до Кройдона, Лондон, отправление из Берлина в понедельник вечером. Это были билеты на имя господина и госпожи Тайхмюллер.
Перед тем как покинуть апартаменты Хауптхэндлера, я позвонил в отель «Адлон». Трубку сняла Эрмина, и я поблагодарил ее за помощь в истории с индийской принцессой. Я не знал, работает ли уже подслушивающее устройство, которое должны были установить на этот телефон люди Геринга из Управления научных исследований. Во всяком случае, я не услышал никаких щелчков, и голос Эрмины не резонировал в трубке. Если разговоры уже прослушивались, то вечером я прочитаю запись своего разговора с Эрминой. И таким образом проверю, как исполняется указание Премьер-министра.
Я покинул квартиру Хауптхэндлера, спустился на первый этаж и вернул ключи смотрителю.
– О том, что я был здесь, никому ни слова. Иначе это плохо для вас кончится. Понятно?
Он молча кивнул. В ответ я вытянул руку в нацистском приветствии, чего гестаповцы, кстати, никогда не делают, стараясь как можно меньше привлекать к себе внимание. Но я решил усилить эффект.
– Хайль Гитлер!
– Хайль Гитлер! – повторил смотритель и, салютуя, уронил ключи.
– Это дело мы должны распутать до понедельника. – Я рассказал Инге об авиабилетах и двух чемоданах. – Самое любопытное, что в женском чемодане все вещи новые.
– Видимо, ваш Хауптхэндлер понимает, как ухаживать за женщинами.
– Все только что из магазина – пояс для чулок, сумочка, туфли. Ни одной ношеной вещи. Как вы думаете, что это означает?
Инга молчала. Она все еще обижалась на меня за то, что я не взял ее с собой.
– Может быть, у него новая работа – ходит по домам и предлагает женскую одежду.
Я по-прежнему недоумевал.
– Ну хорошо, – рассуждала вслух Инга, – допустим, у женщины, с которой он летит в Лондон, нет хорошей одежды.
– Скорее всего, у нее вообще нет одежды. Несколько странная женщина, вы не находите?
– Берни, приходите как-нибудь ко мне. Вы увидите женщину, у которой нет никакой одежды.
На секунду я отвлекся, решив, что как-нибудь я и в самом деле окажусь в ее доме, но тут же заставил себя вернуться к теме разговора.
– Думаю, что все обстоит иначе, и таинственная дама Хауптхэндлера отправляется в это путешествие, полностью обновив гардероб, с головы до пят. Как женщина без прошлого.
– Или, – продолжала Инга, – как женщина, решившая начать жизнь сначала. – Видимо, эта версия увлекала ее все больше и больше. – Женщина, которая решила порвать со своим прошлым. Женщина, которая, вероятно, не может пойти домой и забрать свои вещи, поскольку время не позволяет... Нет, не так. У нее еще есть время до вечера в понедельник. Она, очевидно, боится идти домой, она не может этого сделать, поскольку там есть кто-то, кого она не хочет и не может видеть. – Я собирался уже высказать кое-какие соображения в развитие этой мысли, но она опередила меня: – Вероятно, эта женщина и есть любовница Пфарра, та самая, которую разыскивает полиция. Вера или Ева, забыла ее имя.
– Хауптхэндлер решил бежать с ней вместе? Ну что ж, вполне вероятно. А может, иначе. Пфарр решает объявить своей любовнице об отставке, узнав, что его жена беременна. Ситуация довольна типичная: мужчина преображается, когда узнает, что скоро станет отцом. Но это нарушает все планы Хауптхэндлера, вполне вероятно, имеющего свои виды на фрау Пфарр. А что, если Хауптхэндлер и эта самая Ева заключили союз между собой – два отвергнутых любовника, некий тандем – и заодно решили обзавестись некоторой суммой. Пфарр мог проболтаться Еве о драгоценностях жены.
Допив вино, я встал.
– В таком случае Хауптхэндлер, вероятно, где-то прячет Еву.
– Итак, мы имеем три раза по «вероятно». Это уже больше, чем обеденное меню. Сюда еще одно «наверное», и мне станет плохо.
Я посмотрел на часы.
– Пойдемте, поразмышляем над этим по пути.
– По пути куда?
– В Кройцберг.
– Но на этот раз вам не удастся под предлогом моей безопасности где-нибудь меня оставить, а все удовольствие получить самому. Понятно?
- Предыдущая
- 39/66
- Следующая
