Мартовские фиалки - Керр Филипп - Страница 29
- Предыдущая
- 29/66
- Следующая
На несколько мгновений Хауптхэндлер остановился на мне взглядом, исполненным безразличия. По крайней мере, я не заметил в нем ничего особенного: ни тени страха, ни чувства вины. Конечно, он не догадывался, что мне удалось нащупать связь между ним и Ешоннеком, вряд ли даже подозревал, что мне это когда-либо удастся. Я не испытывал никакой уверенности в том, что этот человек не способен на двойное убийство, но не сомневался, что вскрыть сейф самостоятельно он не мог – он, по-видимому, сумел как-то убедить фрау Пфарр открыть его своей рукой. Кто знает, может быть, для того, чтобы добраться до бриллиантов, он и стал ее любовником? Не зря ведь Ильза Рудель более чем прозрачно намекала, что у них роман. Если это так, тогда одна ниточка у меня уже есть.
На церемонии присутствовали также люди, которых я знал давно, мои старые знакомые из Крипо: рейхскриминальдиректор Артур Небе, Ганс Лоббе, руководитель исполнительного отдела Крипо, и еще один человек, который своим аккуратным пенсне и небольшими усиками скорее напоминал педантичного директора школы, чем главу Гестапо и рейхсфюрера СС. Присутствие Гиммлера на похоронах подтверждало предположение Бруно Штальэкера, что Пфарр был любимцем рейхсфюрера и что тот не оставит убийц безнаказанными.
Однако женщины, про которую мне говорил Бруно и которая могла бы быть любовницей Пауля Пфарра, я на кладбище не заметил. Не то чтобы я всерьез рассчитывал, что увижу ее, но всякое бывает.
После похорон Хауптхэндлер подошел ко мне, чтобы сообщить от имени своего хозяина и от себя лично, что господин Сикс не видит необходимости в том, чтобы я утруждал себя участием в сугубо семейной церемонии, и что обещанное вознаграждение за этот день будет выплачено независимо от моего присутствия здесь.
Я молча наблюдал, как участники траурной церемонии рассаживались по своим большим черным лимузинам. Гиммлер и высшие чиновники Крипо тоже уселись в автомобили.
– Послушайте, Хауптхэндлер, – сказал я. – Сделайте одолжение, не суйте нос, куда вас не просят. Передайте своему шефу, что если он думает, что купил кота в мешке, то может отказаться от моих услуг прямо сейчас. Я здесь не для того, чтобы дышать свежим воздухом и слушать надгробные речи.
– Тогда зачем же вы пришли сюда, господин Гюнтер?
– Вы читали когда-нибудь «Песнь о Нибелунгах»?
– Разумеется.
– Тогда вы должны помнить тот момент, когда воины-нибелунги решают отомстить бургундцам за убийство Зигфрида. Они не знали, кого призвать к ответу, и тогда предложили испытание кровью. Бургундские воины один за другим проходили перед могилой героя, и когда настала очередь Хагена, раны Зигфрида вновь наполнились кровью, и все увидели, кто его убил.
Хауптхэндлер осклабился.
– Ну, я не думал, что в наше время полиция проводит подобные эксперименты.
– И тем не менее детектив должен соблюдать традиции, господин Хауптхэндлер, какими бы старомодными они ни казались. Вы, должно быть, заметили, что на этих похоронах я был не единственным, кто стремится докопаться до истины?
– Вы что, и впрямь считаете, что кого-то из присутствовавших можно заподозрить в убийстве Греты и Пауля Пфарр?
– Ну, не будьте снобом. Все возможно.
– Все это несусветная чушь, вот что я вам скажу. Но интересно, у вас есть уже кандидат на роль Хагена?
– Пока нет, подбираю.
– Ну что ж, я уверен, что вы скоро сможете доложить Сиксу, что нашли убийцу. Всего хорошего.
Я подумал, что если Хауптхэндлер действительно убийца, то в его душе должен царить такой же ледяной холод, как в сундуке с сокровищами, который долгие годы пролежал на морском дне под слоем воды в добрую сотню метров.
Миновав Пренцлуерштрассе, я добрался до Александрплац, забрал почту и поднялся к себе в кабинет. Несмотря на то что уборщица раскрыла окно настежь, в кабинете стоял такой запах спиртного, что она, наверное, решила, что я принимаю ванны из виски.
На столе лежали два чека, счет и записка от Ноймана, которую принес он сам и в которой предлагал мне встретиться в кафе «Кранцлер» в полдень. Я посмотрел на часы – было уже почти половина двенадцатого.
Перед мемориалом немецким воинам, погибшим на фронте, рота солдат нашего доблестного вермахта давала представление под звуки духового оркестра, демонстрируя завидную отточенность движений. Мне иногда кажется, что в Германии духовых оркестров больше, чем машин на улицах. Грянул торжественный кавалерийский марш, оркестр с Александрплац, чеканя шаг, двинулся по направлению к Бранденбургским воротам. Все, кто наблюдал это зрелище, невольно отбивали такт синхронно с музыкой. Чтобы не поддаться этому всеобщему безумию, я попятился и застрял в дверях какого-то магазина.
Я шел следом за оркестром, держась от него на приличном расстоянии и размышляя о том, как сильно изменилась за последнее время главная улица столицы. Перемены, как считали нынешние власти, были совершенно необходимы, чтобы приспособить Унтер-ден-Линден для проведения военных парадов, вроде того, что проходил сейчас.
Не ограничившись тем, что здесь вырубили почти все липы, которые дали название этой улице, начальство всюду понаставило белые дорические колонны, увенчав их германским орлом. Вместо старых лип привезли молодые, но они не достигли еще даже высоты уличных фонарей. Центральную часть улицы расширили, чтобы по ней могли пройти колонны по двенадцать человек в шеренге, и посыпали красным песком, чтобы не скользили солдатские сапоги. Кроме того, накануне Олимпийских игр соорудили высокие белые флагштоки. Унтер-ден-Линден всегда отличалась чрезмерной помпезностью, а в архитектурном стиле ничего похожего на единство здесь никогда не было. И надо сказать, что все эти преобразования еще больше утяжелили общее впечатление от главной улицы – мягкую фетровую шляпу представителя богемы сменила островерхая каска.
Кафе «Кранцлер», расположенное на углу Фридрихштрассе, так уж сложилось, облюбовали туристы, и цены здесь были относительно высокими, поэтому я несколько удивился, что Нойман выбрал это кафе для нашей встречи. Очутившись внутри, я увидел, что Нойман, лицо которого постоянно дергалось, склонился над чашкой кофе, рядом стояла тарелочка с тортом, но он к нему не притрагивался.
– Что с тобой? – спросил я, присаживаясь. – Потерял аппетит?
Нойман фыркнул в тарелку.
– Эти сладости – вроде нашего правительства. Снаружи вроде ничего, откусишь – никакого вкуса. Гнусный эрзац-крем.
Я подозвал официанта и заказал два кофе.
– Послушайте, господин Гюнтер, мы можем это закончить побыстрей? Я собираюсь вечером в Карлсхорст.
– Да? Есть новости, так?
– Да, собственно говоря.
Я рассмеялся.
– Нойман, я не буду ставить на лошадь, на которую поставил ты, даже если она может обогнать гамбургский экспресс.
– Тогда ладно, – перебил он.
Если он вообще принадлежал к человеческой расе, то был ее наименее привлекательным экземпляром. Его брови, дергающиеся и морщившиеся, как две ядовитые гусеницы, были прикрыты редкими, неряшливыми, нечесаными волосами. Глаза за толстыми мутными стеклами очков, с вечно сальными отпечатками пальцев, были бегающими и нервными, ищущими пол, как будто через некоторое время он собирался упасть на него. Сигаретный дым выплывал наружу сквозь его зубы, которые настолько почернели от табака, что выглядели как два деревянных забора.
– У тебя неприятности, так ведь?
Лицо Ноймана приняло флегматичное выражение.
– Просто я должен бабки некоторым людям, вот и все.
– Сколько?
– Пару сотен.
– Поэтому ты собираешься в Карлсхорст, чтобы попытаться выиграть что-нибудь, не так ли?
Он вздохнул.
– А что, если так? – Он выбросил окурок и стал искать в карманах другую сигарету. – У вас есть закурить? Мои сигареты кончились. Я бросил ему через стол пачку.
– Оставь ее себе, – сказал я, прикурив и передав ему спичку. – Пару сотен, говоришь? Знаешь, может быть, я и смогу тебе помочь. Возможно, что и тебе еще кое-что останется. Если я, конечно, получу сведения, которые меня интересуют.
- Предыдущая
- 29/66
- Следующая
