Бледный убийца - Керр Филипп - Страница 21

• Предыдущая
• 21/64
• Следующая

– Это Полица! – закричал Гельмут.

Беккер сдавил руками его лицо.

– Повтори!

– Теодор Полица. Он фотограф. Держит студию на Шифбауердам, рядом с Театром комедии. Он тот, кто вам нужен.

– Если ты нам наврал, Гельмут, – Беккер поводил дубинкой по щеке Гельмута, – мы вернемся сюда. И не только спалим всю твою порнуху, но и тебя самого. Надеюсь, ты это хорошо понял. – Он оттолкнул его от себя.

Гельмут приложил носовой платок к своим кровоточащим губам.

– Да, – сказал он, – я все понял.

Когда мы снова оказались на улице, я сплюнул в канаву.

– Во рту какой-то мерзкий привкус, тебе не кажется? Как я рад, что у меня нет дочери, правда рад.

Я хотел бы сказать, что согласен с ним, но это было бы неправдой.

Мы поехали в северном направлении.

Какие в этом городе общественные здания! Своими огромными размерами они напоминают серые гранитные скалы. Их строили такими большими, чтобы они внушали людям мысль о важности государства и незначительности человека в сравнении с ним. Эти дома демонстрировали, как росло и крепло дело национал-социализма. Трудно не испытывать благоговейного страха перед правительством, любым правительством, занимающим такие грандиозные здания. А эти длинные, прямые, широкие проспекты, соединяющие один район с другим! Казалось, они проложены только для того, чтобы по ним маршировали колонны солдат.

Быстро справившись с неприятными ощущениями в желудке, я попросил Беккера остановить машину у магазина на Фридрихштрассе, где продавались готовые мясные блюда, и купил себе и ему по тарелке чечевичной похлебки. Пристроившись у одной из маленьких стоек, мы наблюдали, как берлинские домохозяйки выстраивались в очередь за колбасой, кольца которой лежали на длинном мраморном прилавке, словно ржавые рессоры какого-то гигантского автомобиля, или свешивались с кафельных стен огромными связками, будто перезревшие бананы.

Хотя Беккер и был женат, он не потерял интереса к женщинам и все время, пока мы ели, отпускал замечания, находившиеся на грани приличия, по поводу почти каждой женщины, входившей в магазин. Кроме того, от моего внимания не ускользнуло, что он прихватил с собой несколько порнографических журналов. Беккер даже не пытался их прятать. Как это возможно? Бьешь человека по лицу, разбиваешь ему в кровь губы, угрожаешь резиновой дубинкой, называешь грязным подонком и тут же прихватываешь с собой несколько его грязных книжонок! Впрочем, для сотрудников Крипо это была обычная вещь.

Мы вернулись в машину.

– Вы не знаете, кто такой этот Полица? – спросил я.

– Я с ним встречался, – ответил он. – Что о нем сказать? Да так, дерьмо, прилипшее к вашему ботинку.

Старинное здание Театра комедии на Шифбауердам, увенчанное башней и украшенное гипсовыми тритонами, дельфинами и обнаженными нимфами, располагалось на северном берегу Шпрее. Студия Полицы находилась поблизости, в подвале.

Мы спустились вниз по лестнице на несколько ступенек и оказались в длинном проулке. У дверей в студию нам встретился мужчина, одетый в кремовую куртку, зеленые брюки и шелковый галстук лимонного цвета. В петлице торчала красная гвоздика. Чувствовалось, что он не жалеет времени и денег на свою внешность, но из-за полного отсутствия вкуса выглядел он как цыганская могила.

Одного взгляда на нас Полице было достаточно, чтобы понять: мы явились сюда не пылесосы продавать. Бегун он был никудышный – слишком тяжелая задница, чересчур короткие ноги и, очевидно, очень слабые легкие. Но к тому времени, когда мы сообразили, что произошло, он успел отбежать метров на десять.

– Вот сволочь! – выругался Беккер.

Голос разума, должно быть, подсказывал Полице, что, пытаясь убежать, он совершает большую глупость – мне и Беккеру ничего не стоило поймать его, – но страх, по-видимому, заглушал этот голос или делал его слишком хриплым, что вызывало у Полицы такую же неприязнь, как я и Беккер.

Но Беккер не слышал ни хриплого, ни какого другого голоса. Он заорал, чтобы Полица остановился, и бросился в погоню ровным и мощным бегом. Я пытался не отставать от него, но уже через несколько прыжков он намного опередил меня. Еще несколько секунд, и он бы поймал беглеца.

В следующее мгновение я увидел у него в руке пистолет, длинноствольный «парабеллум», и закричал, чтобы они оба остановились.

Полица почти сразу же застыл на месте. Он начал поднимать руки, как бы пытаясь защитить уши от грохота выстрела, и, поворачиваясь, рухнул на землю. Кровь и жижа обильно полились из входного отверстия в глазу или того, что от него осталось. Мы стояли над трупом Полицы.

– Что с тобой? – выговорил я, задыхаясь. – У тебя мозоли? Тебе что, ботинки жмут? Или ты думал, у тебя дыхалки не хватит? Послушай, Беккер, я на десять лет тебя старше, но догнал бы его даже в водолазном костюме.

Беккер вздохнул и замотал головой.

– Боже мой, извините, комиссар, – сказал он. – Я хотел слегка задеть его.

Он недоуменно посмотрел на свой пистолет, как будто не веря, что из него только что убили человека.

– Задеть? Куда ты целился, в мочку уха? Послушай, Беккер, когда хочешь ранить человека, если ты, конечно, не Билл из Буффало, целься в ноги, а не пытайся причесать его пулей. – Я растерянно огляделся, ожидая, что соберется толпа, но проулок был пуст. Я кивнул на его пистолет. – Что за пушка?

Беккер поднял свой пистолет.

– Артиллерийский «парабеллум».

– О, черт, ты слышал когда-нибудь о Женевской конвенции? Да им можно нефтяные скважины бурить.

Я велел ему позвонить и вызвать машину для перевозки трупов. Пока он отсутствовал, я осмотрел студию Полицы.

Смотреть было почти не на что. Набор непристойных снимков висел на просушке в фотолаборатории. Коллекция хлыстов, цепей, наручников и алтарь вместе со свечами – тот же, что и на фотографии девушки с огурцом. Несколько стопок журналов, какие я видел у Гельмута. Ничего указывающего на то, что Полица убил пятерых школьниц.

Выйдя из студии, я увидел, что Беккер вернулся в сопровождении сержанта полиции. Оба стояли и разглядывали труп Полицы, будто двое мальчишек, рассматривающих дохлую кошку в канаве, а сержант даже ткнул труп в бок носком сапога.

Я услышал, как полицейский произнес:

– Прямо в «окно». – Это было сказано почти с восхищением. – Никогда бы не подумал, что там столько желе.

– Ну и грязи тут, а? – сказал Беккер без особого энтузиазма.

Когда я подошел, они взглянули на меня.

– Машина выехала? – Беккер кивнул. – Хорошо. Свой рапорт можешь написать позже. – Я обратился к сержанту: – Пока не придет машина, останьтесь рядом с трупом, сержант.

Он вытянулся.

– Есть, комиссар.

Я повернулся к Беккеру:

– Ну что, налюбовался на свою работу?

– Комиссар... – протянул Беккер.

– Тогда пошли.

Мы вернулись к машине.

– Куда едем?

– Я бы хотел проверить парочку этих массажных салонов.

– Ивона Вылезинска – это то, что нам нужно. Она владелица нескольких заведений. С каждой девушки берет 25 процентов ее заработка. Скорее всего, она сейчас у себя, на Рихард-Вагнер-штрассе.

– Рихард-Вагнер-штрассе? – переспросил я. – Где, черт побери, это находится?

– Когда-то она называлась Зазенхаймерштрассе, ведет к Шпреештрассе. Ну, вы знаете, там, где Оперный театр.

– Что ж, нам еще повезло, что Гитлер обожает оперу, а не футбол.

Беккер ухмыльнулся. Похоже, перспектива посетить массажный салон улучшила его настроение.

– Можно задать вам личный вопрос, комиссар?

Я пожал плечами.

– Валяй. Если из этого что-нибудь получится. А может, мне придется запечатать свой ответ в конверт и отправить тебе по почте.

– Ну, так вот. Вы когда-нибудь спали с еврейкой?

Я посмотрел на него, пытаясь заглянуть ему в глаза, но он сосредоточенно смотрел на дорогу.

– Нет, пожалуй, нет. Но, уж конечно, не по расовым соображениям. Думаю, мне просто не попалась такая, которая захотела бы переспать со мной.

• Предыдущая
• 21/64
• Следующая