Синдром - Кейз Джон - Страница 11
- Предыдущая
- 11/118
- Следующая
На Дюрана это произвело впечатление, и де Гроот улыбнулся: «Класс, Док, обязательно послушай». Затем голландец посоветовал парочку клубов в Вашингтоне. На это психотерапевт ответил, что не любитель подобных заведений, и предупредил пациента о вреде наркотиков, обычных в ходе клубных тусовок. (Учитывая прописанные тому лекарства, расслабляющий наркотик мог бы привести к серьезным последствиям.)
К сожалению, имидж голландца — способный бизнесмен-космополит, который следит за последними веяниями моды и владеет языками — оказался иллюзией. Даже не столько иллюзией, сколько глянцем на недуге столь опасном, что остальные качества терялись на его фоне. Голландец находился в крепких тисках «контролирующих галлюцинаций» — он верил, что в его сердце поселился Червь, и пока кровь бежит по венам, это паразитическое существо будет нашептывать ему советы обо всем — начиная от политики, заканчивая ведением дел. Большинство из симптомов заболевания де Гроота перечислялись в темно-бордовом справочнике, заменявшем психиатру Библию, в статье «Параноидальная шизофрения».
Фактически доктор не слишком много мог сделать для Хенрика. Фармакологическое лечение было и без того довольно сильным — голландец принимал «Клозарил», прописанный его европейским психиатром, который время от времени связывался с Джеффом по электронной почте. Главное, что требовалось от Дюрана: используя гипноз и регрессивную терапию, помочь клиенту вспомнить травму, из-за которой у него развилось расстройство психики. Только в этом случае следовало бы реально рассчитывать на выздоровление.
Конечно, де Гроот представлял собой занятного пациента — он довольно интересно интерпретировал свою болезнь, называя ее чем-то вроде одержимости, инструментом которой являлся Червь. Больной считал, что Червь скорее демон, чем паразит, потому что последние не отдают приказов — это прерогатива злых духов.
Поначалу Дюран определил Червя как показатель раздвоения личности и подумал, что голландец страдает от диссоциации, а не от шизофрении. Но, как выяснилось позже, сам пациент считал демона не альтернативным эго, а захватчиком.
Кроме нежелательного присутствия вышеназванного паразита, в личности де Гроота присутствовал еще один вызывающий беспокойство фактор: его неприкрытый расизм. В век политической корректности было странно встретить человека, который отпускал бы направо и налево замечания вроде: «Не знаю, как вы терпите в городе всех этих ниггеров». Над этой проблемой врач с пациентом тоже работали, хотя им пока не удалось обнаружить корней фанатизма де Гроота. В Голландии, конечно, проживало небольшое число чернокожих, но, судя по всему, эти люди не играли особой роли в его жизни. Размышляя над записями, психотерапевт покачал головой: поразительно, как голландцу, привыкшему бросаться высказываниями расистского толка, удалось добиться успеха в деловом мире. А в особенности — в округе Колумбия.
Доктор заглянул в записи и обратил внимание на подчеркнутое слово: «мандала». Этот термин часто фигурировал в мире фантазий де Гроота, который на каждом сеансе настаивал на том, что некая мандала — воплощенное зло и его необходимо искоренить. Дюрану припомнилось, что мандалами называют определенного рода геометрические рисунки. Он заглянул в энциклопедию, надеясь впоследствии подробно разобрать с клиентом значение термина. Однако это не принесло ожидаемого результата. Согласно справочнику, мандала была либо символом вселенной, либо символической картиной, состоящей из заключенных в круг квадратов, либо разновидностью электрического поля. Буддисты используют подобные фигуры для медитации, но что они значили для де Гроота, оставалось загадкой.
На одном из сеансов врач показал голландцу скачанную из Интернета коллекцию тибетских мандал. В ответ пациент вяло пожал плечами и отделался вежливой фразой: «Очень занимательно…» Фигуры его нисколько не поразили.
Но самым интересным оказалось то, что зрительные галлюцинации мандал часто присутствуют в клинической картине шизофрении. Страдающие раздвоением личности находят в жесткой симметрии фигур подобие порядка и стабильности, не существующих в их мозгу. В то время как де Гроот…
Мысли доктора прервал звонок домофона, и он вздрогнул от неожиданности. Это, впрочем, случалось нередко — даже когда клиент приходил точно в назначенный час. Закрыв папку, психотерапевт поднялся из-за стола, прошел в гостиную и нажал кнопку громкой связи:
— Хенрик?
По своей силе недуг де Гроота мог сравниться разве что с его внешностью. Этого привлекательного голландца никто бы не назвал просто блондином: волосы его отливали соломой и собирались небольшими острыми пучками, напоминавшими блестящую шкурку мокрого животного. Высокие скулы, сверкающие глаза бледной синевы, прямой длинный нос и глубоко рассеченный подбородок дополняли картину.
Во внешности де Гроота проявлялось что-то, заставлявшее прохожих оборачиваться на улице. Его окружала аура атлета — ореол физической силы и грации, которые не скроешь под деловым костюмом. На фоне этого недуг голландца казался еще трагичнее.
Хенрик зашел, мурлыча себе под нос неизменную песенку, в которой Дюран опять узнал «Иисуса Навина под Иерихоном». Врач несколько раз интересовался, имеет ли эта мелодия какое-то особое значение для де Гроота. Не был ли он религиозен в юности и часто ли посещает церковь? Это многое бы объяснило, однако пациент ответил на вопрос отрицательно. «Церковь? — Он нахмурился, произнося чуждое ему слово с некоторой долей неприязни. — Нет».
Проводив голландца к мягкому креслу, которое тот предпочитал дивану, доктор ввел его в легкий транс и успокоил наводящими образами:
— Мы сидим на скале у небольшого залива, скрытого от посторонних глаз. Только ты и я, волны и птицы, легкий ветерок доносит запах моря. Здесь наш укромный уголок.
— Ага.
— Здесь никто и ничто не причинит тебе зла.
Де Гроот кивнул.
— Никто, — повторил он.
— А теперь расскажи мне, пожалуйста, о Черве, — попросил Дюран.
— Червь — хозяин, — промямлил де Гроот.
— Я знаю, Хенрик. Только откуда он взялся?
Голландец нахмурился и покачал головой:
— Такое не обсуждается.
— Нет, нам можно об этом поговорить, — ответил врач. — Именно затем мы и встретились. Все равно мы с тобой уже беседовали о нем много раз.
— Нет, вряд ли.
— Сначала ты увидел свет, — напомнил доктор. — Яркий свет. Помнишь? Ты был за рулем…
Выражение лица пациента изменилось: уверенность способного постоять за себя человека сменилась мольбой и страхом.
— Нет, только не сегодня, — попросил он и неожиданно стал клониться вперед, намереваясь сесть или подняться с кресла.
Дюран положил пальцы на запястье здоровяка, удерживая его легчайшим прикосновением.
— Расслабься, Хенрик, — сказал он. — Я рядом, мы в безопасном месте.
Пациент откинулся назад и тихо прищелкнул языком.
— Ладно, — сказал он. — Я помню.
— Что ты помнишь?
— Я видел свет на дороге.
Дюран покачал головой:
— Нет, свет был в небе.
— Да, верно. В небе. Я ехал по сельской дороге.
— В Америке?
— Да, в Штатах.
— Где именно?
Де Гроот пожал плечами:
— В Уоткинс-Глен.
— Что дальше?
— Яркий, слепящий свет на дороге, — сказал голландец, внезапно оживившись. — Он вокруг меня. Я ничего не вижу!
— Ты видишь, Хенрик, видишь. Я хочу, чтобы ты посмотрел.
— Он поглощает меня. — Де Гроот затрясся и вжался в кресло.
— Что ты имеешь в виду?
— Как губка. Свет как губка! Меня втягивает в нее.
— Какого он оттенка?
Пациент отчаянно замотал головой.
— Он синий? — спросил Дюран. — Синеватый?
— Да, синий! Меня окунают в него, погружают и снова вынимают. Он проходит сквозь меня, как призрак.
— Как призрак?
— Да, будто привидение сквозь стену.
— Хорошо, Хенрик. А теперь сделай, пожалуйста, кое-что очень смелое. Я хочу, чтобы ты вспомнил, что почувствовал, когда свет проходил сквозь тебя. Попробуй.
- Предыдущая
- 11/118
- Следующая
