Что к чему... - Фролов Вадим Григорьевич - Страница 9
- Предыдущая
- 9/39
- Следующая
Ненавижу, когда меня называют хорошеньким, – что я, девчонка, что ли…
– А ты целоваться умеешь? – шепотом спрашивает Лелька, и я ничего не успеваю ответить, как она обхватывает меня за шею и крепко-крепко, так что я чуть не задохнулся, целует прямо в губы…
Потом глянула в окно, ойкнула, схватила меня за руку и потащила в переднюю и там мы еще четыре, нет, пять… нет, кажется, все-таки четыре раза поцеловались. Я ничего не соображал, и в голове у меня клубился какой-то туман, но все-таки я первый услышал, как в двери поворачивался ключ, и отскочил от Лельки. Пришел Пантюха. И вот теперь, когда он наконец появился, я подумал: чего это он так поторопился, не мог еще хотя бы полчасика по магазинам походить.
– Здоро?во, – сказал Юрка, – на? тебе твой нашатырь. А ч-чего это вы т-такие к-красные?
Лелька фыркнула и не спеша, какой-то дрыгающей походкой ушла в комнату, а я сразу стал шептать Юрке на ухо, что старшина – Ольгин отец – велел ему сегодня к двенадцати ноль-ноль идти к нему в милицию. Юрка, видно, сразу забыл про то, что мы с Лелькой были красные.
– Вот, ч-черт, – сказал он мрачно, – опять, наверно, Наконечник влип.
– Какой наконечник? – спросил я.
– Ладно, – сказал Юрка, – пошли! Эй, Лелька! – крикнул он. – Я пошел!
Из комнаты донеслось Лелькино пение.
– Какой наконечник? – опять спросил я, когда мы вышли во двор…
– Много будешь знать – скоро состаришься, – сказал Юрка, и до самой милиции мы шли молча, а когда уже подходили, он вдруг спросил:
– Ц-целовались?
Я даже остановился на всем ходу. Я шел и переживал все, что случилось, и состояние у меня было почему-то немного приподнятое, а тут он – как холодной водой облил…
– С к-кем? – заикаясь спросил я.
– С к-кем? – передразнил Пантюха. – С Лелькой.
И когда я было постарался принять возмущенный вид, он сердито сказал:
– Не ври! Насквозь вижу!
И я молча кивнул. Прямо беда какая-то: не умею я врать, хоть ты лопни.
– Сколько? – спросил Пантюха.
– Что сколько?
– С-сколько раз целовались?
Я разозлился, – какое это имеет значение? Целовались, и все! И я все-таки решил на этот раз соврать.
– Три, – сказал я.
– Врешь! – сказал Пантюха.
– Пять… – уныло сказал я.
– Вот зараза! – сказал Пантюха. – Н-ну, я ей п-по-кажу! А т-ты тоже хорош – нашел занятие – с девчонками целоваться.
Вот чудак, что же мне – с мальчишками целоваться, что ли? Я, конечно, этого не сказал, а сказал, чтобы Пантюха и не думал ничего «показывать» Лельке, а то ведь я окажусь предателем. И так я уже чувствовал себя кисло оттого, что проговорился, а тут еще он ее воспитывать начнет. Пантюха сказал, чтобы я его не учил. Он пошел в милицию, но в дверях остановился и крикнул, чтобы я его подождал – он еще со мной п-потолкует. Мне не очень улыбалось говорить с Пантюхой, но делать было нечего, и кроме того, мне было интересно, что за дела у него в милиции и что это за таинственный «наконечник».
Пока я его ждал, я умудрился ввязаться еще в одну историю – здорово мне везло сегодня. Неподалеку от милиции рыли какую-то траншею – наверное, меняли канализацию, – и я, чтобы не думать о Лельке, решил посмотреть, как там работают. Вообще я очень люблю смотреть, как люди работают, и особенно когда это у них хорошо получается. Вид у них тогда становится такой гордый и независимый, и чувствуется, что они делают самое главное дело в жизни и им это нравится. Мне даже завидно становится и хочется поскорее вырасти. У нас в районе очень много строят, и я целыми часами могу стоять и смотреть на какой-нибудь кран и веселую отчаянную девчонку в кабинке на верхотуре, или на то, как рычащие самосвалы, подъезжая один за другим, высыпают бетон или гравий, или, как каменщики, перебрасываясь шуточками, ловко и быстро укладывают такие аппетитные кирпичи…
Я пошел к траншее, но конечно сразу отделаться от своих мыслей не мог и шел задумавшись, пока вдруг не услышал откуда-то сверху:
– Эй, рахитик, куда лезешь?!
Я поднял голову и увидел здоровенную металлическую лапу с когтями, которая нависла надо мной, – мне даже показалось, что она хочет меня заграбастать. Я не сразу и понял-то, что это экскаваторный ковш.
– Эй! – крикнул я и махнул рукой, как будто мог остановить эту железную лапу. И мне ужасно понравилось, что она и в самом деле остановилась и повисла надо мной совсем неподвижно. Я подумал – вот какой ручной бронтозавр, и тут же получил крепкий подзатыльник. Передо мной стоял очень злой парень – зубы у него так и сверкали – и кричал:
– Ну рахитик, ну рахитик!
Я испугался, но не подал виду и посмотрел на ковш, который остановился сразу, как только я махнул рукой.
– Эх, ты! – сказал парень и дал мне еще подзатыльник. – А если бы я тебя пришиб?
– Не пришиб бы, – засмеялся я. Парень мне понравился, и показалось, что я откуда-то его знаю.
– Ишь ты! – тоже засмеялся парень. – Слушай, а я ведь тебя знаю. Ты Юрки Пантюхина дружок. Верно?
Я кивнул и сразу вспомнил: это был тот самый Лешка, от которого Юрка прятался у меня, тот самый, который хочет жениться на Юркиной матери. Вот так встреча! Мне сразу стало как-то неловко, как будто я подслушал чужой разговор про очень секретное и такое, о чем никакой посторонний не должен ничего знать. Я отвернулся.
– Слушай, это у тебя тогда Юрка прятался? – спросил парень и, не дождавшись моего ответа, подтвердил: – У тебя, я знаю.
Я промолчал – раз знает, так чего уж тут…
– Слушай, – сказал Лешка, – чего он от меня прячется? Мне с ним, – он провел ребром ладони по горлу, – во как поговорить надо, а он бегает от меня, как черт от ладана. Конечно, я могу и без него обойтись – подумаешь, глава семейства, но я хочу, чтобы по-хорошему все было, зачем мне с ним ссориться, если… – он осекся и подозрительно посмотрел на меня. – Слушай, а он тебе что-нибудь говорил?
Ну что тут будешь делать?!
– Нет, – сказал я, – ничего я о ваших делах не знаю.
Сказал, а сам чувствую, что краснею, прямо полыхать весь начинаю.
– Ладно, – усмехнулся Лешка, – это хорошо, что ты врать не умеешь.
Это ему хорошо, а я теперь перед Пантюхой предателем буду себя чувствовать, ладно, если Лешка ему не скажет…
– Слушай, – он положил свою здоровенную ручищу мне на плечо, – ты не волнуйся, – я Юрке ничего не скажу, о чем мы тут с тобой говорили, только ты мне помоги в одном деле, а? Да ты плечами не пожимай – дело-то пустяковое, ты вроде и ни при чем будешь. Ты футбол любишь? Так вот. Я тебе в ящик почтовый завтра опущу два билета на воскресенье: «Зенит» с московским «Динамо» играют. И вы с Юркой приходите, ну и… все.
– С чего это?
– А я там рядышком буду. Уж тут он от меня не уйдет. – Лешка засмеялся. – Не такой Пантюха человек, чтоб с футбола удирать. Только ты ему не говори, что я там буду и что билеты я дал. Лады?
– Мне, конечно, не трудно, только я не понимаю… – сказал я.
– А тебе и понимать нечего, ты сделай, и все. – Он протянул мне руку. – Ну, лады?
И я, думая о том, что совсем не обязательно мне лезть еще и в эту историю, – я, конечно, знал, о чем Лешка хочет говорить с Пантюхой, – все-таки сунул свою руку в его лапищу. До чего же я, в общем, слабохарактерный! Своих мне забот будто не хватает и что я – сват, что ли, чтобы Лешку, которого я совсем не знаю, сватать к Юркиной матери, лезть в чужую жизнь? Но теперь-то, раз я пожал ему руку, – значит, вроде обещал, и тут уж ничего не поделаешь. Только бы Пантюха не догадался, а то – все: он мне этого никогда не простит.
– Лады, значит? – спросил Лешка и полез на свой экскаватор, а оттуда крикнул, что с него приходится, и подмигнул мне.
А когда я уже повернулся, чтобы идти, он вдруг подозвал меня и спросил:
– Слушай, а чего это Юрку в милицию понесло? Опять что-нибудь?
Вот, черт: значит, он нас видел? Нет уж, дудки, уж этого я ему не скажу!
– Насчет паспорта, – быстро соврал я и пошел, чтобы он не заметил, что я опять краснею. Тоже сообразил: «Насчет паспорта»! Пантюхе еще и четырнадцати нет. Я слышал, как Лешка засмеялся, а потом сзади сразу заскрежетал и загрохотал его экскаватор.
- Предыдущая
- 9/39
- Следующая
