Последнее пророчество - Киз Грегори - Страница 36
- Предыдущая
- 36/61
- Следующая
— Эту причину я могу понять, — заметил Харрар. — Месть — похвальное дело.
— Но не для джедая, — возразил Корран. — Это было глупо и опасно — выходить на бой с Шаи с такими эмоциями в сердце. Если бы я дрался ради мести, а уж потом за Итор, это было бы неправильно.
— Я слыхал, что вы, джеидаи, избегаете сильных чувств. Я никогда этого не понимал. Возможно, в другой раз ты мне это объяснишь.
— Попытаюсь.
— Хорошо. Но сейчас я не хочу терять найденный след. Я все равно не понимаю твоих мотивов. И не только твоих: много твоих соотечественников погибло, защищая Итор. Ты сражался за него с самого начала. Что вы защищали — секрет пыльцы, вредившей нашим войскам? Ведь ее, наверное, можно было бы воспроизвести в другом месте.
— Вообще-то нам так и не удалось ее воспроизвести, — сказал Корран. — Нет, мы сражались за Итор, потому что это была одна из красивейших планет галактики, потому что иторианцы — мирный народ, который никогда никому не причинил зла. — Он скрестил руки на груди. — И потому что это была одна из НАШИХ планет.
— Однако лично ты пострадал за попытку его защитить.
Корран напрягся.
— Ты много обо мне знаешь, — заметил он.
— Это известная история, — отвечал Харрар. — Шимрра очень веселился, узнав, как с тобой обошлись. Именно тогда он начал понимать, что лучший способ уничтожить джеидаи — это настроить против вас ваших же соотечественников, чего оказалось поразительно легко добиться.
— Ну да, конечно, — пробурчал Корран. — Все, что нужно было сделать Цавонгу Ла — это пообещать больше не уничтожать планеты, если нас отдадут ему для жертвоприношения. Некоторые достаточно испугались, чтобы пойти на это.
— Возможно, причина не только в этом, — предположил Харрар. — Возможно, другие завидуют вам и опасаются вашего могущества. Может быть, некоторые джеидаи злоупотребляют этим могуществом?
«Хитро, — подумал Корран. — Пытается выудить из меня информацию о наших слабых местах».
— Думай, что хочешь. Причина моего осуждения после Итора в том, что наши тогда еще не раскусили вас, ребята. Они не понимали, что вы не собираетесь останавливаться, пока последний из нас не будет мертв или обращен в рабство. Они не могли себе представить, что кто-то вздумает отравить целую планету — планету, которая, как ты сказал, не имела ни военной, ни коммерческой ценности — просто потому, что может это сделать. Они думали, что, наверное, это все потому, что джедаи затеяли драку и разозлили вас. Многие решили, что Итор был уничтожен потому, что я убил Шаи, а не наоборот.
Он вдруг заметил, что говорит на повышенных тонах и с обличительным пафосом в голосе. Надо же, сколько горечи скопилось внутри. Но ведь впервые представился случай поговорить на эту тему с одним из НИХ.
— Вот в чем моя проблема, — сказал Харрар. — Я не могу понять, как народ, который так ценил Итор, может в то же время дорожить такой мерзостью, каковой был Корускант.
Корран фыркнул:
— А я не могу понять, как народ, который якобы «боготворит жизнь», мог уничтожить девственную планету, — отвечал он.
— Ты уже на это указывал. После нашего разговора я задумался над твоими словами. Возможно, ты прав. Здесь может быть противоречие.
— «Может быть»?
Корран посмотрел на лицо йуужань-вонга, решив, что тот над ним глумится. Почти человеческая физиономия сейчас показалась ему более чужой, чем когда-либо.
— Пойми, — сказал Харрар, — всему живому приходит конец. Убийство само по себе не является грехом. Здесь, в этом лесу, животные поедают растения, пожирают друг друга, трупы становятся поживой для растений. Мое беспокойство относительно молодых деревьев, которые ты срубил, было вызвано тем, что планета могла расценить это как нападение со стороны чужестранцев, а вовсе не каким-то внутренним неприятием убийства. Все живые существа когда-нибудь умирают. Умирают и планеты. Но жизнь должна продолжаться. Ваша цивилизация ставит это под угрозу, наша — нет.
— Миры, подобные Корусканту, доказывают, что планета может существовать без лесов и настоящих морей. А если разумные живые существа, обитающие в ее чреве, будет заменены машинами-что-передразнивают-жизнь, которые вы зовете дроидами, цепь замкнется. Машины будут распространяться, не живя. Они заменят жизнь собой. Этого мой народ не может допустить — и не допустит никогда. Чтобы предотвратить это, мы будем сражаться до последнего, даже те «опозоренные», что ныне поднимаются против нас.
— Но…
Харрар поднял руку:
— Пожалуйста, дай мне закончить ответ на твой вопрос. Когда мы уничтожаем жизнь — даже на целых планетах, как на Иторе, — мы заменяем ее новой жизнью.
— Йуужань-вонгской, биоформированной жизнью.
— Да, разумеется.
— И ты считаешь, что это нормально? — спросил Корран.
— Да, — ответил жрец.
Корран пожал плечами.
— Но раз ты так считаешь, почему тогда говоришь о противоречии?
— Потому что в глубине души, — сказал Харрар, медленно и четко выговаривая каждое слово, — я чувствую, что разрушение Итора было ошибкой.
Корран пристально уставился на жреца, жалея, что Сила не позволяет определить, лжет Харрар или говорит правду. Впрочем, до того, как он стал джедаем, ему неплохо служили природная подозрительность и КорБезовский опыт. Интуиция подсказывала, что Харрар говорит искренне.
— Чего ты хочешь от меня? — спросил наконец Корран. Харрар сплел пальцы:
— Я рассказал о противоречии в культуре моего народа. Теперь я хочу услышать, в чем противоречие твоего народа.
— О, это очень просто: мы на самом деле не являемся одним народом. В этой галактике живут тысячи «народов», и зачастую между ними не так уж много общего. Если что и можно сказать применительно ко всем нам, то это то, что мы «сборная солянка». Например, некоторые цивилизации переделали бы Итор по образу Корусканта, другие превратили бы его в пустыню, похожую на Бонадан. Некоторые существа вообще ни во что не ставят природу, другие почитают ее до самозабвения. Большинство из нас — это что-то среднее. Хочешь, верь, хочешь — нет, но техника и «жизнь» на самом деле могут прекрасно сосуществовать.
— Вот это я и пытаюсь постичь. Вы в это верите. Мой народ — нет. Что бы ни принесла нам Зонама-Секот, что бы она ни обещала моему народу, я не уверен даже, что она сможет хотя бы примирить тебя и меня. Я не думаю, что йуужань-вонги примиряться с машинами, особенно мыслящими, и с народом, который ими пользуется.
— Как все это интересно, — сказал Корран. — Так ты считаешь, что мы с тобой в конце концов должны сразиться?
— Мы с тобой — нет, если только ты сам этого не захочешь. Но наши народы… — Харрар покачал головой. — Я не верю, что эта планета остановит войну.
— Слушай, мы же только-только прилетели, — заявил Корран. — Может, здесь есть что-то, чего никто из нас не видит.
— Может.
Некоторое время они молчали. Корран погрузился в воспоминания о битве при Иторе и о том, как ужасно йуужань-вонги обошлись с садом галактики.
«Что, если Харрар прав? Что, если мир с йуужань-вонгами невозможен»?
Он со вдохом поднялся и стал осматривать обводы пещеры, пока не нашел то, что искал — ход, который полого поднимался вверх.
— Ты куда? — спросил Харрар.
— Схожу посмотрю, что там на крыше нашего домика, — ответил Корран. — Как-то не хочется, чтобы среди ночи нас сожрало какое-нибудь чудо-юдо или гигантский жук.
— У тебя больше опыта жизни на диких планетах, чем у меня.
— Ну, эта планета не кажется мне такой уж дикой, — сказал Корран, сам не вполне понимая, что он имеет в виду.
— Хорошо, на естественных планетах. На небиоформированных планетах.
— Я думаю, что это биоформированная планета, — отвечал Корран. — Я думаю, что она биоформирует сама себя.
— Так ты полагаешь, что это живой и разумный мир, как заявляет Йу'шаа?
— Это слух. Его и должна проверить ваша формовщица, верно?
— Среди прочего. Я не могу сказать, что понимаю сферу интересов Нен Йим.
- Предыдущая
- 36/61
- Следующая
