Ужасы - Хёртер Дэвид - Страница 26

Грейди вприпрыжку несся вниз по тротуару, в такт шагам шлепали вьетнамки, лицо его было вымазано растаявшим на летней жаре шоколадом. Следом за ним устремилась Гарриет (ей как раз пришло в голову, что он словно брандашмыг из прочитанного накануне стишка) и успела-таки схватить мальчика до того, как он сиганул с обочины.

Он не вырывался, только таращил изумрудно-зеленые глазищи на уродливый клуб мини-гольфа напротив. Вот куда бы ему хотелось пойти, подумала Гарриет, чтобы вмазать палкой промеж ног Франкенштейну да влезть на надгробную плиту из папье-маше. Там произрастали зубчатые искусственные деревья (деревья-вешалки, подумала она, такие покоробившиеся и зазубренные) со свешивающимися с ветвей резиновыми битами, похожими на гнилые бананы. Задыхающаяся от пробежки Гарриет повела мальчика дальше: мимо прибрежных магазинчиков, киосков с лимонадом и дешевых стриптиз-клубов. Искали они общественный пляж. Гарриет постоянно ощущала весомые шлепки висящей через плечо сумки, раздутой до неимоверных размеров напиханными туда полотенцами, кремами от загара и романами из числа тех, что продаются на кассе в супермаркетах.

Племяннику-душке Грейди, милашке Грейди захотелось искупаться. Ему вечно хотелось или купаться, или гоняться за песчаными крабиками. Целые дни напролет он только этим и занимался: они снимали на лето дом, до отказа набитый родственниками, которые скинулись на летний отдых, — ни одному из них не под силу было снять такой дом в одиночку, и поэтому приходилось спать по шесть человек в комнате. Но зато дом стоял на самом берегу моря. Сейчас, впрочем, это было не важно. Гарриет вместе с тремя сестрами и племянником пошла за покупками, Грейди заскучал и раскапризничался, и Гарриет вызвалась отправиться с ним на пляж до вечера. Потому что ей тоже все надоело: сестры могли говорить только о детях, а у нее самой детей не было. Гарриет была тревожной особой под сорок; пятьдесят недель в году она печатала недоступные ее пониманию тексты, чтобы прокормить своих кошек. Теперь же Гарриет приехала на побережье в отпуск на пару недель, и здесь ее постоянно расстраивали выцветшие купальники и разбившиеся очки, окружали вечно ссорящиеся родственники, безмерно раздражающие — все до одного, кроме Грейди, который был ей словно сын. Как-то раз один мужчина обещал жениться на Гарриет и завести детей, но он испарился, а вместе с ним увяли надежды родить ребенка. Хотя они с тем парнем немало времени провели, занимаясь тем, от чего рождаются дети, но, может, делали это недостаточно качественно или же много, как иногда думала Гарриет.

Она отчаянно потела под шляпой с обвисшими полями, и даже темные очки не спасали от вспышек неона и блеска металла. В то, что рядом океан, верилось с трудом. Если она не в тематическом парке курортного городка, значит, в сердце палящей пустыни. Гарриет хихикнула, подумав это, и Грейди засмеялся вместе с ней, потому что даже от чужого смеха ему становилось весело. Мальчик успел дочерна загореть, и на шоколадном фоне сиял только островок светлых волос, таких же, как у матери и у Гарриет (разве что мать редко смеялась и вовсе никогда не смеялась, чтобы развеселить Грейди, так что же это за мама, спрашивается?). Везде металл, шума прибоя вообще не слышно, только машины проносятся мимо со свистом (что-то уж очень близко, хоть она и держит племянника за руку, — но уж все равно слишком близко, и Гарриет отошла подальше от дороги), соленым морским воздухом вовсе не пахнет, зато предостаточно выхлопных газов и разит фастфудом. О близости океана ничто не возвещает, лишь чайки, словно пенополистироловые планеристы, кружили в небе над головой, хотя они обитают не только у моря, но и у станций очистки сточных вод и у свалок. Пляж где-то совсем рядом, подумала она, вертя головой во все стороны и рыская взглядом по зданиям и грязным улицам. Знать бы только где.

И вдруг — голубой знак с синим зигзагом волн и контуром закусочного столика под зонтиком, ржавый и словно прошитый пулями, воткнутый в заросшую сорняками, засыпанную щебнем площадку. На крохотной парковке, втиснувшейся между белым отелем и баром, который они только что миновали, не было ни одной машины.

— Погляди-ка, Грейди, там пляж!

Забыв, что его держат за руку, мальчонка рванул вперед и тут же отлетел обратно, словно в пэдлболе.[41] Пляжа они пока не видели, но через поросшие травой дюны протянулась прогулочная дорожка, на ее ступеньках лежал чудный песочек. Ступая по хрустящему гравию, они прошли через парковку, и тем временем, пока Грейди взахлеб предавался мечтам о дельфинах, русалках, осьминогах и крабах, они оказались у дорожки.

От пляжа их отделяло ярдов пятьдесят. Справа сбегал прямо в море высокий забор из обветрившегося дерева, отгораживающий территорию отеля, лишая надежды пробраться на тот пляж. Из-за забора доносились счастливые возгласы и взрывы смеха. Отель так и светился белизной обращенных к морю балконов: из-за забора Гарриет могла рассмотреть верхние этажи, которые были куда как лучше их собственного обветшалого, до отказа набитого родственниками домика с ржавой сантехникой и песком на матрасах. Но ведь океан один и тот же, подумала Гарриет, пытаясь подавить всколыхнувшуюся зависть, и песок на берегу такой же.

Несмотря на столь достойный настрой, Гарриет все же не смогла закрыть глаза на убогость жалкого крошечного пляжа, отведенного для них. Живчик Грейди извивался и рвался вперед, к серо-зеленой воде, но она крепко держала его за руку и с отвращением ступала между разбитыми пивными бутылками и обрывками полиэтилена. Бескрайний горизонт гнутой дугой терялся вдали, но в воздухе воняло рыбой. В воде, совсем рядом с берегом, плавала мертвая медуза.

— Погляди-ка, вон там мальчик с чайками! — крикнул Грейди, и Гарриет подняла глаза, чтобы выглянуть из-под полей шляпы, и увидела раскинувшего руки мальчонку, славно мессия стоявшего в водовороте кружащихся вокруг и снующих под ногами птиц. У него был огромный пакет с чипсами, которыми он кормил прожорливых пернатых. Когда чайки ссорились из-за очередной порции пищи, их алчность смотрелась отталкивающе: вихрь грязно-белых перьев и мелькание длинных клювов.