Ставок больше нет - Казанцев Кирилл - Страница 68

• Предыдущая
• 68/79
• Следующая

Прикрыв глаза, Василий следил за тем, как в процессе разговора меняется Анин голос, как появляется в нем какой-то напряг:

– Так... Так... Хорошо... Хорошо... Уже выезжаю...

Отключив трубку, женщина сделала несколько шагов в сторону Василия – он их хоть и не видел, но почувствовал.

– Вася... Нам нужно ехать...

– Куда еще?.. – лениво поинтересовался Василий, не открывая при этом глаз.

– В УВД... Они освободили Мацкевича... Он страшно избит, у него нет документов, и они хотят, чтобы я его опознала... Без этого они не могут принять какое-то решение по делу...

– Тогда поехали! – Василий резко подбросил свое тело. Сейчас такое развитие событий его вполне устраивало – это поможет избежать каких-то там тягостных и ненужных разговоров. А его миссия охранника, на которую он добровольно согласился, закончится. Как это ни странно, но только он ожидал этого с откровенным облегчением. Попытка отмотать назад прожитые годы оказалась неудачной. А общение с женщиной, которая все эти годы жила в его памяти, постепенно становилось тягостным.

Димка опять пришел пьяным. Что называется, "на рогах". Слюняво целовался, многословно клялся в вечной любви. А потом уснул на диване, даже не раздеваясь.

Погасив свет, Марина немного посидела в темноте, а потом решила выйти на улицу. Прихватила с собой и мусорное ведро. Вообще-то особой необходимости в походе на помойку не было – мусора в ведре было на самом донышке. Но уж очень не хотелось нюхать Димкин тошнотворный "выхлоп". А выходить просто так, от нечего делать... Этого никто не поймет. И в первую очередь она же сама...

Марина осторожно спустилась по вытертым, старым ступенькам лестницы, вышла из подъезда и с наслаждением вдохнула прохладный ночной воздух. Хорошо! Постояв немного у подъезда, не спеша направилась в сторону мусорных баков, стоящих в загородке из побеленных известью бетонных блоков.

Остановившись неподалеку от мусорки, поставила ведро на землю – сейчас она никуда не спешила. Не хотелось возвращаться в вонючую духоту тесной комнатушки, по сравнению с которой даже изрядно сдобренный запахами помойки, бензиновых испарений и разогретого за день асфальта воздух городской окраины казался амброзией.

Молодая женщина думала о том, как изменился е е Димка за те полгода, что прошли со дня их свадьбы. И чем дальше, тем ближе подходило то время, когда на свет должен был появиться их ребенок, тем хуже все становилось...

Женщина ласково провела ладонью по своему огромному – восьмой месяц как-никак! – животу. И в этот момент, как ей показалось, она вдруг услышала какое-то движение, негромкий шорох где-то за баками. "Крыса?.." – подумала Марина, отступая на пару шагов. Крыс она не боялась, в общепринятом смысле этого слова. Просто испытывала по отношению к этим пронырливым голохвостым зверюшкам брезгливое отвращение...

Но только вслед за шорохами послышался очень тихий, но явно человеческий стон.

Дитя городской окраины, Марина в свои неполные двадцать лет многое успела повидать. И знала, что в таких случаях лучше не лезть, не искать себе самой лишних проблем и приключений в жизни. Вот только невидимый ею человек стонал так жалобно.

И все же... Марина быстро перевернула ведро над баком и уже собралась уйти от греха подальше, но... Стон опять повторился, на этот раз громче, протяжнее и... жалобнее.

Молодая женщина поставила ведро на землю и, мысленно себя ругая, осторожно вытягивая шею и придерживая руками живот, заглянула за баки.

– Ой, господи, да что же это!.. – воскликнула она.

В неярком свете одинокого фонаря было видно тело мужчины – явно молодого и здорового, неплохо одетого.

Мужчина ничком лежал на грязной замусоренной земле. Его затылок был залит чем-то темным, и Марина догадывалась, что именно это было...

Неожиданно сильное мужское тело напряглось, голова чуть приподнялась, и, оттолкнувшись руками, человек попытался проползти немного вперед. Получилось у него это, правда, не ахти – руки подломились, и он тяжело ткнулся лицом в мусор. Раздался еще один стон, тоскливый и протяжный.

Оставив ведро возле баков, Марина решительно направилась в сторону стоящего неподалеку общежития. Там, на вахте, был телефон, наверное, единственный работающий в округе. Этому несчастному нужна была помощь. И Марина собиралась ее вызвать.

Дым, какой-то особенно едкий и вонючий, стелился низко над землей, медленно растекался по асфальту улицы, осторожно, крадучись заползая в подвалы и в разбитые окна первых этажей жилых домов, заставляя обитателей квартир-"неудачниц" громко чихать, кашлять и не менее громко материться.

В развалинах того, что так недавно еще гордо и нахально называлось "Ведено", копошились какие-то люди. Сами развалины с разных точек освещались фарами многочисленных автомобилей, портативными аккумуляторными прожекторами и редкими сполохами постепенно затухающего пожара. Работали спасатели МЧС. Хотя спасать, по большому счету, было уже некого, и сейчас элитарные специалисты выступали в роли похоронной команды – отыскивали под завалами целые трупы и фрагменты тел тех, кто оказался слишком близко к эпицентру взрыва.

Большая часть клочьев этого изорванного и раздавленного человеческого мяса принадлежала боевикам чеченской группировки. Им вообще-то и достался основной удар. Омоновцам, конечно, тоже пришлось несладко, но все же их тела были прикрыты не легкими летними рубашечками, а бронежилетами. На головах – каски, разработанные специалистами и способные выдержать прямой удар пули, а не то что какого-то там каменюки...

Разумеется, без травм, и довольно тяжелых, все равно не обошлось. Сейчас тут же, неподалеку, на освещенном пятачке перекрытой для проезда городского транспорта улицы, было развернуто какое-то подобие полевого госпиталя. Между фигурами в изодранном и запыленном камуфляже суетились медики в белых халатах и с бинтами в руках, были слышны негромкие стоны, валялись на асфальте пропитанные человеческой кровью ватные тампоны и срезаемые с открытых ран обрывки камуфляжа. Именно к этому месту спасатели доставляли тех, кого им удавалось обнаружить, именно сюда подлетали с воем сирен и включенными мигалками кареты "Скорой", чтобы, приняв на борт "груз триста", опять исчезнуть в темноте...

Майор, чье правое плечо, от локтя до ключицы, было помещено в белоснежный бинтовой кокон, сидел неподалеку, на бордюре. Просто сидел, опустив голову. Взгляд его, пустой и безжизненный, был устремлен к подошвам трех пар "берцев", в которые были обуты лежащие перед ним люди. Точнее, уже не люди, а трупы.

Он не мог представить этих троих своих бойцов неживыми. Не получалось. Ему казалось, что это всего лишь розыгрыш. Пусть дурацкий и страшный, но только розыгрыш. Но в то же время он боялся отдернуть пропитавшиеся кровью простыни, которыми были с головой укрыты убитые. Понимал, ч т о он там увидит. Знал.

Он сейчас не чувствовал боли в раненой руке. В смерти этих троих виновен был не кто-нибудь, а он, их командир. И осознание этого факта сжигало майора изнутри, заглушая боль собственной раны. Хотелось выть, по-волчьи страшно и тоскливо, кричать, плакать, биться на асфальте в истерике. Но майор прекрасно понимал, что это уже ничего не сможет изменить. Поэтому просто сидел и молча смотрел на стоптанные подошвы "берцев".

– Что, доигрался? – послышалось откуда-то сверху. Майор неторопливо, почему-то опасаясь оторвать взгляд от этих подошв, поднял голову. Над ним, нависая, стоял начальник УВД. Сейчас в его внешности не было ничего такого героического – немолодой уже и смертельно усталый мужик с потухшими глазами.

Неподалеку топтались те, кого майор про себя называл "пристяжью". Сейчас все эти люди думали Лишь о том, как сохранить занимаемые ими должности, не пыльные и не опасные, но при этом довольно денежные и позволяющие им "решать вопросы". Судьба бывшего начальника УВД была им совершенно неинтересна... Несомненно то, что уже завтра в области начнет свою работу комиссия из министерства. Крайним, разумеется, станет Карасев. Ну и кто-нибудь еще. И каждый не хотел оказаться этим "кем-нибудь"...

• Предыдущая
• 68/79
• Следующая