Полярная мечта - Казанцев Александр Петрович - Страница 23
- Предыдущая
- 23/100
- Следующая
Пришлось изменять курс, и штормовая волна била теперь в борт. Крен судна стал угрожающим. Хорошо, что ледокольный корабль, в отличие от обычных ледоколов, имел киль. Судно с плоским днищем, приспособленным для заползания на лед, могло бы опрокинуться. Терпящий бедствие кораблик раскачивался, как ванька-встанька, казалось, сейчас зароется мачтой в волну, но он опять каким-то чудом выпрямлялся, чтобы качнуться в другую сторону.
Ходить по палубе стало опасно. Матросы протянули штормовые канаты. Передвигаться можно было, лишь держась за них. Загибающиеся вперед гребни волн водопадами рушились вниз, на корабль, скрывая палубу под водой.
Женя, Алексей и Федор были на капитанском мостике. Но даже и здесь вода пролетала косым дождем. Пальто Жени набухло, стало тяжелым, мокрые ноги ее замерзли, но она не уходила. Нервное напряжение побороло приступы морской болезни, заставило за быть о холоде. Широко раскрытыми глазами, испуганно и восхищенно, смотрела она на бушующею стихию.
Алексей был подавлен. Никогда еще не ощущал он так ничтожность создания рук и ума человека. Корабль, которым можно было гордиться, как чудом техники, в этом кипящем море казался щепкой. А что же задумал он, Алексей? Поднять руку на Океан! Надеть на него ледяную узду, смирить его, остановить течения, задержать дрейфующие «ледяные материки»! Какое сооружение рук человеческих можно себе представить, чтобы на всем безмерном пространстве — не на карте, а здесь, в ревущем просторе, — пролегло оно от горизонта к горизонту?
— Право руля! — командовал Федор. — Еще право на борт!
Он стоял у реллингов, зорко всматриваясь в даль, где пропадала и появлялась мачта изнемогающего в борьбе со штормом гидрографического бота. Федор постоянно чувствовал на себе ответственность за корабль, за людей, жизнь которых была ему вручена. Особенно насторожен он был во время шторма или во льдах. Его можно было увидеть на мостике в любую вахту. Он походил на командира воинской части во время непрекращающегося боя.
Капитан Терехов прославился своей осторожностью. Он умел выжидать неделями, находясь вблизи острова, медля с выгрузкой, не желая рисковать кунгасами и грузом. Его настойчивое терпение, казавшееся на первый взгляд промедлением, всегда приводило к тому, что за один рейс его корабль успевал сделать много больше, чем любое другое судно. Вместе с тем капитан Терехов считал, что осторожным стоит быть всегда, но в решительную минуту нужно уметь рискнуть. И Федор рискнул в шторм поправить антенну, он рисковал теперь идти опасным курсом, когда волна бьет в бок, — надо оказать помощь попавшим в беду морякам.
Когда ледокольный корабль подошел к гидрографическому боту, стало ясно, что у того поврежден руль. Надо было брать бот на буксир.
Предстояло пройти около судна и забросить на него линь. Штормовая волна могла столкнуть корабли.
Федор, как и всегда в наиболее опасные моменты, сам встал за штурвал.
Женя не выдержала, вбежала в штурманскую рубку, упала на стул, сжала голову руками, боясь смотреть в иллюминатор. Федор казался ей непостижимым.
Вошел Алексей
— Буксир принят. С бота спускают шлюпку.
— Неужели это возможно в такой шторм?
Когда Женя снова вышла на мостик, отваливший от бота катерок, совсем крохотный по сравнению с волной, на которую он лихо вскакивал, стремился подойти к ледокольному кораблю. Со страхом наблюдала Женя, как, пытаясь обмануть волну, осторожно подкрадывался он к высокому борту ледокола. Он взлетал к самым его реллингам — тогда видны были мокрые лица стоящих на его палубе людей, потом проваливался вниз, чтобы, казалось, никогда уже не вынырнуть, но снова подскакивал в уровень с мостиком корабля.
Женя не могла поверить, что в таких условиях можно перебраться с катерка на корабль. Человек с темной окладистой бородой, внезапно появившийся на палубе ледокола, удивил, почти испугал ее.
Она увидела, что он обнимается с Федором, потом почему-то стал обниматься с Алешей. Женя добралась до них и оказалась перед… дядей Сашей!
Федя предупреждал, что океановед Петров плавает в этих водах! Так вот он какой, бывший гидролог! И седины не так уж много в бороде.
— Не вымочу? — спросил Александр Григорьевич Петров, широко раскрывая руки и идя к Жене.
— Я и сама совсем мокрая, — смеясь, ответила девушка, прижимаясь щекой к заросшему лицу дяди Саши, ощущая крепкий запах табака, соли, ветра.
— Почти на том же месте встретились, где расстались, — шутил дядя Саша, когда вместе со старыми друзьями шел в каюту Федора. — Что это нас всех здесь столкнуло?
— Первый закон Арктики! — заявила возбужденная Женя. — Кто в ней побывает, тот вернется!
Федор ушел на мостик, чтобы снова самому вести корабль.
— Какими же ветрами вас вернуло сюда? — улыбался океановед.
Женя рассказала дяде Саше все: о встрече друзей, о диссертации, о выступлении Федора, о напряженных отношениях.
Александр Григорьевич слушал сначала сидя, потом встал и, заложив руки за спину, стал расхаживать по тесной каюте. Плотный, широкоплечий, сообразуясь с качкой, он останавливался, приседая на согнутых ногах, поворачивался и снова ходил.
— Значит, не присудили ученую степень? — спросил дядя Саша, останавливаясь перед Алешей и смотря на него прищурясь, словно для того, чтобы прикрыть задорные огоньки в глазах.
— Не присудили.
— Правильно сделали, — заявил океановед, продолжая прогулку.
Алексей обиженно замолчал.
— Решил Арктику изучить? — снова спросил его Петров.
Алексей кивнул головой.
— Правильно сделал, — тем же тоном сказал океановед, едва удерживаясь на ногах во время резкого крена. — Значит, отгородить моря от океана? Любопытно. А я думал, что ты будешь Арктику отапливать «морозом»!..
— Федор доказывает, что тепла струи Гольфстрима не хватит.
— Прежде всего не Гольфстрима. Гольфстрим идет вдоль европейских берегов. Дальше течение уже носит название Североатлантического, а потом Нордкапского. Оно доходит лишь до Карского моря. В твоем случае продолжение этого течения нужно назвать уже как-нибудь по-новому. Карское, скажем.
Алеша Карцев покраснел. Дядя Саша, все так же поблескивая сощуренными глазами, сразу же добавил:
— В честь Карского моря, конечно. Значит, тепла не хватит? А ну, пройдемте к капитану в штурманскую рубку! Живо!
Женя обрадовалась за Алексея и почему-то встревожилась за Федора.
Федор стоял в рулевой рубке. Увидев на мостике гостей, он передал штурвал рулевому.
Все прошли за капитаном в штурманскую рубку. На столе лежала карта, на которой штурман прокладывал курс корабля. Он только что нанес зигзаг, который проделал корабль, идя на помощь гидрографическому боту. Штурман вышел.
— Как у нас в Арктике начинается таянье льдов? — без вводных слов начал Александр Григорьевич.
И он рассказал о том, что льды раньше тают там, где вода теплее. А теплее она прежде всего в устьях рек. Там и появляются первые полыньи. Более темные, чем окружающие их снега и льды, они интенсивнее поглощают тепло солнечных лучей и этим теплом растапливают прилегающие ледяные поля. Полыньи ширятся и дают возможность ветрам отламывать от берегов ледяной припай. Дядя Саша вспомнил, как в пятидесятых годах на страницах печати спорили о тепловом влиянии на ледовитые моря великих сибирских рек. Можно ли поворачивать их вспять, чтобы текли они не в Ледовитый океан, а в Каспий? Не замерзнут ли тогда все полярные моря и летом, не получая тепла Оби и Енисея? Ведь из двух с половиной тысяч кубических километров теплых вод, сбрасываемых в ледовитые моря, больше половины приходится на долю Оби и Енисея. Тепла, приносимого водами этих двух рек, было бы достаточно для того, чтобы растопить двухметровый лед в морях на ширине ста километров и длине шестисот километров. Некоторые предполагали, что без этого тепла полярные моря будут и летом покрыты льдом. Ныне, когда тепла рек в прежнем количестве нет, легко предположить, что после появления мола в морях отгороженная им прибрежная часть морей никогда не вскроется.
- Предыдущая
- 23/100
- Следующая
