Мост дружбы - Казанцев Александр Петрович - Страница 31

• Предыдущая
• 31/120
• Следующая

Весело заскрипели ступеньки крутой лесенки. Мистер Медж потер ладони и в предвкушении завтрака прошел в столовую.

Через открытую дверь он видел чистенькую кухню и мелькавшую там тоненькую фигурку дочери в утренней пижаме.

Он сел спиной к двери и сделал вид, что внимательно читает захваченную из гостиной газету.

Амелия тихо подкралась к нему сзади и, топнув ножкой, крикнула звонким мальчишеским голосом:

— Руки вверх, если вам дорога жизнь!

Джентльмен изобразил на лице испуг и выронил из рук газету.

Амелия целились в него носиком кофейника, из которого струился ароматный пар. В другой руке она держала тарелку с поджаренными ломтиками хлеба.

— Я могу заплатить выкуп, — дрожащим голосом произнес мистер Медж.

— Платите, — крикнул очаровательный гангстер, подставляя свою щечку, еще не покрытую пудрой.

Подвергшийся нападению джентльмен должен был десять раз поцеловать ее, заменяя тем выплату десяти тысяч долларов. Так издавно заведено было в доме Меджей со времени, когда мать Амелии, миссис Эмма, бросила семью, уехав с голливудским актером на «тот берег» (в Калифорнию).

После традиционной шутки отец и дочь принялись за завтрак.

— Деди, — сказала Амелия, встряхивая локонами и капризно надувая губки. — Опять вы уткнулись в свои газеты. Это неприлично, и я их терпеть не могу.

— Дорогая, надо же иметь представление, что происходит в мире, — оправдывался мистер Медж, отлично зная, с какой жадностью накинется дочь на газеты, едва появится в них снова ее имя, как в дни, когда она была похищена гангстерами перед началом процесса «Рыжего Майка» с обвинением Майкла Никсона в ее убийстве.

— Ну и что вы выловили нового в этом мире? — с деланным равнодушием поинтересовалась Амелия, по-хрустывая поджаренными хлебцами.

— Хотя бы то, что этот… ээ… ваш знакомый, мистер Майкл Никсон, все-таки выбран сенатором от штата. И под любопытным лозунгом: «Мосты вместо бомб!»

— Слышать о нем ничего не хочу! — вскипела Амелия, заткнув уши, и затараторила, впадая почти в истерический тон: — Ненавижу мосты, паровозы, лифты, лифчики, колготки, школы, библиотеки, конгресс!

— Однако в конгрессе и будет теперь он заседать.

— Если бы вы знали, на что он меня толкал! Подсунул книжку какого-то монаха, Кампа… Кампанеллы, что ли, который описывал коммунизм в своем Городе Солнца. Это ужасно, деди! Общие жены! Принудительное деторождение от насильственно соединенных пар, как на конном заводе! Вот к чему приведет мост через Северный полюс, по которому русские будут экспортировать к нам свой коммунизм.

— Право, бэби, насколько я знаю, у них общая собственность на заводы, а не на жен.

— Это пропаганда, деди, рассчитанная на таких простаков, как вы! Они безнравственны! У них в Ледовитом океане целый архипелаг островов, обнесенных колючей проволокой. И там в страхе перед окружающими льдами со злобными белыми медведями содержатся все те, кто против общности жен и всего прочего, коммунистического…

— Опять вы немножко путаете, бэби, первые шаги с жалкой группой изгнанных из Советской страны, — мягко возразил мистер Медж.

— Я ничего не путаю! Так говорят все просвещенные люди вокруг. Русские ворвутся сюда по своей трубе, чтобы всех американок загнать в дома терпеливости.

— Может быть, «терпимости»? — поправил мистер Медж.

— Ах, мне все равно! Я иду войной на все на свете.

— Вы что-то задумали, бэби? Надеюсь, не похищение ядерной бомбы?

— Разумеется, нет! Но мне понадобится ваша небольшая помощь.

— Советом?

— Нет, долларами. Вы должны одинаково одеть всех нас, создавших Лигу борьбы с цепями культуры.

— Ах, бэби, вы явно преувеличиваете мои возможности, считая, что я могу приобрести гардероб для целого батальона рвущих цепи молодых леди. Если вы сможете из своих карманных денег одолжить мне пять долларов, то мы еще месяц будем смотреть телевизионные передачи.

— Что? Остаться без телевизора в такую минуту? Вы с ума сошли, деди! Во что же мне одеться? Ведь надо ехать.

— Куда, бэби?

— Сегодня первый день открытия Нью-йоркской международной выставки реконструкции мира. Удачный момент, чтобы уничтожить этот опасный проект моста к коммунистам, а заодно и все мосты, пароходы, паровозы, билдингн…

— Да, да, галстуки, шляпы, накидки, — в тон ей продолжал мистер Медж.

— Не издевайтесь надо мной! Вам никогда не понять модных стремлений молодежи, потому что вы безнадежно устарели. Раз вы не можете одеть меня и подруг, я пойду раздеваться.

— Бэби, остановитесь. Что вы имеете в виду?

— Жаркий день и купальный костюм, обтягивающий тело. И все мы, члены лиги, отправимся на выставку в купальниках. Я сейчас обзвоню всех подруг по телефону. И при всем американском народе мы, как дети самой Природы, заявим протест против самоубийственных мостов и других цепей культуры. Мы сумеем высмеять этого неуклюжего инженера Герберта Кандербля и тех, кто въезжает по коммунистическому мосту в американский сенат.

И Амелия, хлопнув дверью, вышла из столовой.

Мистер Медж откинулся на спинку стула. Может быть, здесь что-то есть? На мосту, как бы то ни было, окажешься на виду.

До сих пор мистер Медж делал свой бизнес под видом «прогрессивного политического босса», берущегося «провести в сенат паршивого пса против апостола Павла», как говорится в американской поговорке.

Но прогрессивные взгляды не всегда привлекали претендентов на политические посты, и мистер Медж давно уже оставался не у дел.

«Надо, пожалуй, пока не поздно, ухватить за хвост удачу! — решил мистер Медж. — Пора выбирать путь для преуспевания».

Меньше чем через час автомобиль Амелии остановился на огромном бетонном поле. Здесь машины посетителей второй Нью-йоркской международной выставки, посвященной реконструкции мира, образовали целый город с широкими авеню, перпендикулярно расположенными к ним стритами, площадями и бензоколонками, похожими на памятники.

Пешком пройдя сквозь этот лабиринт машин, отец и дочь оказались перед входом на выставку.

Видя кого-либо из так же экстравагантно одетых, вернее, раздетых молодых девушек, прибежавших сюда как бы прямо с пляжа, Амелия запускала в рот пальцы и пронзительно свистела. Вскоре она оказалась в окружении целой ватаги «купальщиц», лишь слегка прикрытых прозрачными туниками.

День выдался жаркий, словно на дворе был не май, а нью-йоркский жаркий июль. Лишь это могло оправдать нашествие купальщиц, как выразился кто-то из привыкших ничему не удивляться посетителей выставки, которые, впрочем, прибыли сюда, чтобы удивляться.

Дорогу им преграждали турникеты с вращающимися крестами, автоматически отсчитывающими количество посетителей.

— Деди! Я командую правым флангом. Мы атакуем павильон завтрашних дней. Вы, как прогрессивный деятель, разведаете территорию русского павильона. Х-ха! Воображаю сенсацию — отец и дочь на диаметральных полюсах. Долой реконструкцию! Да здравствует первобытная красота!

Мистер Медж послушно ретировался, имея кое-что на уме. Он пообещал дочери рассказать обо всем, что выставлено в русском павильоне.

Мисс Амелия Медж была чрезвычайно возбуждена. Ее маленький приятный носик, казалось, был вздернут сегодня особенно высоко. Голубые глаза потемнели от возбуждения. Она часто встряхивала головой, отчего ее локоны рассыпались по голым плечам. Она походила на сказочного принца, отправляющегося на сказочный подвиг, но забывшего одеться.

Павильон «Завтрашних идей» был построен в фантастическом стиле. Он представлял собой поставленный на вершину конус, стеклянные стены которого угрожающе нависали над испуганными прохожими.

— Смотрите, — обратилась к своим спутницам мисс Амелия, — вот чем хотят поборники реконструкции заменить красоты природы, дарованные нам богом!

— Ок-ки док-ки! — весело отозвались девушки, что означало на самом залихватском жаргоне предельное одобрение.

Мисс Амелия решительными шагами направилась в павильон.

• Предыдущая
• 31/120
• Следующая