Льды возвращаются - Казанцев Александр Петрович - Страница 23
- Предыдущая
- 23/105
- Следующая
Эллен огляделась, словно осматривала свои владения. Здесь росли банановые деревья с могучими листьями, на каждом из которых во весь рост мог бы вытянуться человек.
– Рой! Способны вы построить нам хижину? – воскликнула Эллен, подняв руки и заложив ладони за узел волос. Она распустила их, и они волной упали на плечи.
Если бы она потребовала от меня небоскреб, я тотчас же принялся бы рыть котлован для фундамента.
Для шалаша этого не понадобилось. Мы стали ломать банановые листья, которые должны послужить и стенками и крышей.
Неожиданно она села в тени бананов. Я сорвал несколько серповидных плодов, лег около нее и стал очищать их.
Эллен кормила меня, давая откусить нежную мякоть и смеясь.
Я почувствовал взгляд. Оглянулся.
Сзади, как цапля, поджав ногу, стоял черный мальчишка и с любопытством глазел на нас.
Он не кричал, как когда-то мой Том: «Э-э, голубочки, целуются, целуются!..» Он просто смотрел, не в силах оторвать от нас взгляда.
Эллен смущенно оглянулась. Я нахмурился. Черномазый мальчонка вздрогнул, но Эллен улыбнулась ему. Она могла бы быть укротительницей тигров, львов, змей... Поманив негритенка, Эллен достала из сумочки, висевшей на длинном ремне у нее на плече, мягкую от жары шоколадку.
Мальчик вращал белками глаз и не двигался с места. Он чем-то походил на Тома. Как-то он там? Ездит на своем тракторе, помогает на ферме? А это дитя природы может протянуть руку и сорвать банан, который отныне становился для меня священным напоминанием о минутном рае.
Мальчик подошел и взял шоколадку. Эллен ухватила его за руку и потянула вниз. Он сопротивлялся, потом уступил и сел. Он уплетал шоколад, а мы с Эллен умиленно смотрели на него.
Да, я не узнавал себя. Чего только не сделают колдовские чары! Мальчишка казался удивительно симпатичным.
Из-за банановых листьев на нас смотрело еще несколько пар огромных глаз. Эллен стала перемигиваться с ними. Тогда под круглыми белками появлялись белые полоски зубов. Маленькие дикари вышли из зарослей и уселись вокруг нас. Они были нагие, но здесь это было красиво!.. Пугливость сменилась доверчивостью.
Эллен раздала все содержимое своей сумки: круглое зеркальце, миниатюрные ножницы, блестящую пудреницу, яркую помаду, даже душистый носовой платочек.
Я расстался со своим перочинным ножом, с сигаретами, с маленьким компасом, готов был даже отдать наручные часы...
Эллен дала знак продолжать строительство. У нас появились рьяные маленькие строители. Работа закипела. Ребятишки смеялись, и я подумал, что смех на всех языках одинаков. Мы сооружали шалаш, обмениваясь шутливыми пинками и щелчками со своими маленькими друзьями.
Шалаш был готов. Мы с Эллен уселись у его входа. Из шалаша пахло орхидеями, которые ребята натаскали туда, мягкая трава устилала его пол, связки бананов висели, как украшения...
Маленькие черные помощники уселись кружком против нас. Откуда-то взялся трехлетний кудрявый малыш с такими огромными глазами и такими смешными надутыми губками, что казалось, будто он сделан Диснеем.
Эллен приманила ею, и он устроился у нее на коленках, доверчивый и счастливый. Я трепал его по курчавой головке – волосы у него были жесткие, как пружинки.
Я поймал себя на том, что ведь это все черномазые, и тотчас стал оправдываться перед собой. Такое уж у нас чувство ко всем маленьким животным: к жеребенку, к щенку, котенку... даже медвежонку или львенку. Природа заложила в нас снисходительность к тем, кто еще не вырос... Кажется, ведь даже хищник не загрызает олененка... Впрочем, не знаю! Человек-то ест телятину...
Нет, сейчас я готов был всю жизнь питаться одними бананами. Я лежал около Эллен. Она положила мою голову к себе на колени. И тогда упала тьма. Ведь мы были где-то у экватора, здесь не бывает сумерек. Просто солнце выключается, как электрический светильник.
Черные ребятишки растворились в темноте. Мы остались одни.
В небе видны стали звезды. Эллен поднялась, я различал ее силуэт.
Ее удивительно низкий голос заставлял мурашки пробегать по спине.
Она пела на неизвестном варварском языке непонятную волнующую песню.
Эллен оборачивалась и переводила мне ритуальные слова заклинания:
Нас венчали не в церкви,
Не в венцах со свечами,
Нам не пели ни гимнов,
Ни обрядов венчальных...
Венчала нас полночь
Средь шумного бора...
... Леса и дубравы
Напились допьяна...
Столетние дубы
С похмелья свалились...
Она пела эту сумасшедшую песню, от которой должны были бы содрогнуться все ханжи на свете, и обращалась к звездам. Она сказала, что мы с ней стоим перед звездным алтарем...
Я уже не относился к этому как к шутке. Я был пьян, как сказочный лес сказочной песни, я готов был свалиться столетним дубом к ее ногам.
И вдруг гадкая мысль ударила меня, словно свистящим бичом. Я уже получил пощечину за пододеяльник. Но почему она здесь? Ведь после нашей довольно долгой разлуки она ничего, решительно ничего мне не говорила.
И мы стояли с ней перед звездным алтарем, нас венчали звезды и орхидеи, брачное ложе нам приготовили черные ангелочки...
Эллен хлопотала внутри шалаша. Я сидел и, несмотря на жару, дрожал. Я чувствовал, что Эллен снова рядом, гнал от себя мерзкие мысли и не мог взглянуть в ее сторону.
Впрочем, было так темно, что разглядеть что-нибудь все равно нельзя. Из джунглей слышались странные звуки: чье-то мяуканье, переходящее в рычание, клекот, потом завывание, замершее на высокой лунной ноте.
Я сказал, что, может быть, надо разжечь костер. Но она возмутилась.
Я все еще не смотрел на нее. Протянул к ней руку и... отдернул.
Она рассмеялась.
– Знаменитый путешественник Марко Поло, – сказала она, – писал об удивительной стране, через которую ему привелось проезжать. Там росли деревья, кора которых была нежна, как кожа женщины...
Она сидела в темноте рядом со мной с распущенными волосами, такая же дикая и непонятная, как джунгли и ночь, и так же непонятно говорила о коже женщины, которую я только что ощутил.
– Береза, – пролепетал я. – Разве Марко Поло проезжал через Канаду?
– Березы растут не только в Канаде, – сказала Эллен. – Вы хотели бы, Рой, прикоснуться к березке?
Я хотел бы прикоснуться к Эллен, и она это знала. Меня удерживало только чувство протеста. Она сама привела меня сюда, сама заставила сделать шалаш, сама пела свадебную песню.
Какой я был олух, что не понимал этой удивительной девушки, которая стала моей женой перед звездным алтарем, с которой я познал высшее счастье на благословенной райской земле Африки, отныне для меня священной...
Рассвет был таким же внезапным.
Эллен нежилась на траве в шалаше, который знаменовал собой поэтическое представление о местонахождении рая.
Моя милая, моя несравненная и чистая жена выглядывала из шалаша, прикрываясь охапкой травы. Это был самый поразительный наряд, который я мог представить себе для белой женщины в Африке.
Она послала меня разыскивать ручей.
А когда я вернулся ни с чем, то застал ее одетой, европейской и недоступной, успевшей умыться. Черные мальчишки принесли ей воду из близкой деревни.
Мальчишки провели нас к аэродрому. Оказалось, что для этого нет нужды брести звериными тропами по джунглям.
Я любовался Эллен, я гордился ею. Она была моей женой. Конечно, мы не станем покупать фермы, а будем жить в Нью-Йорке.
Мы держались за руки.
– Я думаю, – сказал я, – что нам не так уж важно ждать здесь атомного ада. Надо поскорее удрать в Нью-Йорк.
Она усмехнулась и пожала мои пальцы.
– Глупый Рой, – только и сказала она.
– Разве... Разве мы не вернемся вместе?
Эллен отрицательно покачала головой.
Черные мальчишки забегали вперед, заглядывали нам в глаза.
Я нахмурился, сердце у меня остановилось.
- Предыдущая
- 23/105
- Следующая
