Мэйдзин - Кавабата Ясунари - Страница 19
- Предыдущая
- 19/29
- Следующая
Таким вот образом мы играли более четырех часов — от вокзала Уэно до Каруидзава, и сколько бы он ни проигрывал, его это ничуть не огорчало. Я готов был склониться перед его неистребимой жизнерадостностью. Рядом с его наивной и простодушной немочью я чувствовал себя злобным извращенцем.
Вокруг нас образовался кружок зрителей, привлечённых, должно быть, редкостным видом европейца, играющего в Го. Меня это несколько раздражало, чего не скажешь об американце, который проигрывал раз к разу все нелепее — ему было всё как с гуся вода.
Играть с таким человеком — всё равно, что переругиваться на едва знакомом языке. Может и не следует так серьезно относиться к игре, но так или иначе, ощущения от нее совсем не те, что бывают в играх с японцами. Я не раз думал о том, что для европейцев Го выглядит, должно быть, пустой забавой. По словам доктора Дюваля в Германии образовалось около пяти тысяч любителей Го. Всё большее распространение получало Го и в Америке — об этом часто говорилось в Хаконэ. Может быть, нельзя судить по одному новичку-американцу, но, откровенно говоря, очень похоже, что игре европейцев и впрямь недостает стойкости.
Игра японца выходит за рамки понятий “игра”, “соревнование” или “развлечение” — она становится Искусством. В ней чувствуется тайна и благородство старины. Фамилия Мэйдзина Сюсая — Хонинбо — происходит от названия башенки в Киотском монастыре Дзюкко-дзи. По традиции Мэйдзин Сюсай тоже стал буддийским священником, и в память первого Хонинбо, мирское имя которого было Санса, а церковное — Никкай, в день его трёхсотлетия принял церковное имя Нитион. Играя с американцем, я все время чувствовал, что в его стране Го не имеет корней.
Говоря о корнях, надо сказать что Го, как и многое другое, пришло в Японию из Китая. Однако по-настоящему Го развилось лишь в Японии. Искусство игры Го в Китае и сейчас, и триста лет тому назад не идет ни в какое сравнение с японским. Го выросло и углубилось благодаря Японии. Много культурных ценностей пришло к нам в древности из Китая уже в совершенном виде, но в отличие от остального, игра Го достигла совершенства только в Японии. Го развивалось уже в новое время, после того, как феодальное правительство в Эдо взяло игру под свое покровительство. А ведь играть в Го научились тысячу с лишний лет тому назад. Это означает, что и в Японии долгое время понимание Го мало развивалось. В Китае Го считали игрой небожителей, и что в ней таится нечто божественное. Но вот догадка, что триста шестьдесят одно пересечение линий на доске объемлет все законы Вселенной, божественные и человеческие, такая догадка родилась лишь в Японии. Как раз история игры Го показывает, как наша страна, ввозя из-за границы какую-нибудь новинку, вдыхает в нее новую жизненную силу и превращает ее в истинно японскую вещь.
У других народов такие игры, как Го или сёги, пожалуй, не входят в традиции. Вряд ли в какой-нибудь ещё стране возможна одна партия протяженностью в три месяца, когда чистое время, отведенное на одну игру, ограничено 80 часами. Игра Го, подобно театру Но или чайной церемонии, стала частью японской традиции.
В Хаконэ я слышал рассказы о поездке Мэйдзина Сюсая в Китай, и главным содержанием этих рассказов было где, с кем и с каким счётом прошла игра, поэтому я решил, что в Китае есть довольно сильные игроки. Когда я спросил: “Значит, сильный китайский игрок примерно равен сильному японскому любителю?”, Мэйдзин ответил:
— Э-э…, равны ли они по силам? М-м-м…, пожалуй, те будут чуть-чуть послабее…, правда, к любителям близки… ведь в Китае нет профессионалов…
— Тогда, раз японские и китайские любители играют примерно на равных, то, появись в Китае профессионалы, — задатки скажутся, так ведь?
— Не знаю, право…
— Им же есть на что надеяться, да?
— Пожалуй, но чтобы это произошло быстро — вряд ли… Впрочем, у них есть очень сильные игроки, к тому же они, вроде бы, любят играть на деньги.
— Но всё же способности к Го у них есть?
— Наверное есть, раз у них появляются такие, как Ву Циньюань.
Я как раз собирался в ближайшие дни навестить Ву Циньюаня, мастера Шестого дана. Я хотел разобраться в положении на доске, которое возникло в Прощальной партии, а также познакомиться с комментариями Ву Шестого дана, которые он давал после серьезного анализа. Я считал, что это тоже входит в обязанности наблюдателя от газеты.
Этот человек родился в Китае, живёт в Японии и олицетворяет собой в каком-то отношении “щедрость Неба”, то есть, везение. Талант Ву Шестого дана смог расцвести только потому, что тот приехал в Японию. Вообще говоря, в истории было много примеров тому, как выдающиеся в каком-нибудь виде искусства люди, уроженцы соседних стран, признание получили в Японии. В наши дни блестящий примером тому стал Ву Циньюань. Его талант, который в Китае заглох бы, был воспитан, взлелеян и тепло принят в Японии. Талантливого мальчика “открыл” один японский профессионал во время туристической поездки по Китаю. Живя в Китае, мальчик учился играть по японским учебникам. Иногда, казалось, что в этом подростке проблескивает китайское понимание Го, гораздо более древнее, чем японское. Словно мощный источник света погружен в глубокую грязь. Ву был гениален от природы. Если бы он с детства не получил возможности шлифовать своё мастерство, то талант его не развился бы и в конце концов погиб.
Должно быть, и сейчас в Японии есть немало нераскрывшихся талантов. И у отдельного человека, и у нации судьба таланта бывает схожей. Много есть духовных сокровищ, которые ярко блистали в прошлом у какого-нибудь народа, а ныне — пришли в упадок. Наверняка, много есть и такого, что на протяжении всей истории было скрыто, а проявиться сможет лишь в будущем.
29
Ву Циньюань Шестой дан жил в то время в санатории на плоскогорье в Фудзими. После каждого игрового дня из Хаконэ в Фудзими направлялся наш репортер Сунада и записывал комментарии Ву к сделанным ходам. Эти комментарии я вставлял в свои газетные отчёты. Издательство обратилось за комментариями к Ву Циньюаню, потому что он, как и Отакэ Седьмой дан, резко выделялся среди молодых профессионалов. Они соперничали друг с другом и по силе игры, и по популярности.
Ву Шестой дан заболел от перенапряжения в турнирах. Кроме того, он тяжело переживал войну между Китаем и Японией. Ву даже написал эссе, в котором мечтал поскорее встретить день мира, когда японские и китайские ценители прекрасного смогут вместе плыть в одной лодке по озеру Тайху. В санатории он читал китайские классические книги: “Книгу истории” — “Щуцзин”, “Жизнеописания мудрецов” — “Шэнсянь тунцзянь” и сочинения Люй Цзу — “Лей Цзу цюаньшу”. В 1936 году он ездил в Китай под своим китайским именем, но в японском произношении — Курэ Идзуми.
Когда я приехал из Хаконэ в Каруидзава, уже начались летние каникулы; но, несмотря на это, в международное курортное местечко были введены студенческие отряды, проходившие военную подготовку. Часто слышалась стрельба. Свыше двадцати человек из числа литераторов — все мои знакомые или приятели — были направлены в армию, которая готовилась к захвату Ханькоу.
Я не попал в число призванных. Однако, и в стороне от военных дел я писал в своих корреспонденциях, что с давних пор в военное время игра Го приобретала особую популярность; существует множество историй о военачальниках, игравших на войне в Го; я писал, что японский “путь воина” — “буси-до” — духовно переплетается с искусством, причем и одно, и другое гармонично сочетается с религиозным синтоистским мировоззрением, а игра Го является прекрасным символом этого единстве.
18 августа в Каруидзава по моему приглашению приехал Сунада. В Коморо он пересел на ветку Кооми-сэн. В поезде кто-то из попутчиков рассказал ему, что в горах у подножья пика Ямуга-такэ ночью на железнодорожное полотно выползло множество каких-то насекомых, похожих на сороконожек. Колеса поездов давили их и скользили, буксуя, словно по маслу. Вечером того же дня мы уехали с ночёвкой на горячие источники Саги в Камисува, а на следующее утро выехали в Фудзими к Ву Циньюаню.
- Предыдущая
- 19/29
- Следующая
