Самая большая любовь - Каттнер Генри - Страница 7
- Предыдущая
- 7/11
- Следующая
И при этом ему ничто не грозило. Примерно так же мог рассуждать Ахиллес, выходя на битву без малейшего, как ему казалось, риска. Это была хорошая аналогия, верная во всех деталях. Денворт вспомнил свой сон и то, что сказал ему Турзи в такси. Следовало быть осторожным. Однако он был уверен в себе и лениво потянулся, радуясь движению мускулов под кожей.
– Как спалось, дорогой? – спросила Агата. – Неплохо.
Денворт подцепил вилкой кусок жареной почки. Взгляд его вдруг стал жестким.
Во время еды он погрузился в раздумья, время от времени поглядывая на Агату. Печать не утратила своей силы, это было видно по поведению женщины. В каждом ее взгляде и движении сквозило обожание. Любовь, рожденная амулетом, была безоговорочна и бескорыстна. Бескорыстна? А может, она сильнее самого инстинкта самосохранения?
Денворту пришла в голову новая мысль: так ли уж ему нужна смерть Агаты? В любой момент он мог получить от нее деньги, а если захочет, жена согласится и на развод.
Он спросил ее об этом. Глаза ее наполнились слезами, но потом она кивнула:
– Да, Эдгар, если это сделает тебя счастливым. Ты хочешь этого?
– Нет. Конечно нет, дорогая, – ответил он и задумался.
Жизнь с Агатой в новых условиях могла оказаться не так уж и плоха. Но тут перед его глазами возникло лицо Миры Валентайн, и добрые намерения разлетелись в пыль, едва родившись.
Она согласилась бы стать его любовницей – Печать запросто уладила бы этот вопрос. Однако этого ему было мало. Денворт хотел Миру скорее как символ, чем ради нее самой, хотя и не отдавал себе в этом отчета. Завоевание Миры могло стать для него компенсацией за некоторые собственные несовершенства. Говорил же Турзи, что Денворт был гнидой.
Это стало еще очевиднее, когда он решил окончательно избавиться от Агаты. Сейчас в этом уже не было необходимости, однако он вспомнил раздражающее бессилие, пережитое раньше, мрачную, угрюмую ненависть, которую начал питать к Агате, когда понял, что она вовсе не идиотка, податливая к чужому воздействию. Смерть Агаты казалась ему необходимой для самоутверждения.
Денворт взглянул на нее. Он находил извращенное удовольствие в ее добровольном, почти униженном поклонении. Однако интеллектуальное удовлетворение, основанное на чисто психическом садизме, было слишком утонченным для Денворта. Он хотел чего-то конкретного.
Она должна умереть.
Денворт покончил с этим делом с ужасающей беспощадностью, играя на чувствах, над которыми жена была не властна. Агата любила его, он это видел. Она с радостью умрет для него…
Сначала Агата расплакалась, но в конце концов взяла себя в руки. Да, она знала, что Эдгар не был с ней счастлив. Знала, что это ее вина. Только вчера она поняла, что… Неужели они не могут остаться вместе… как-то поладить?
Нет.
Она любила его и ради него была готова на все. Неужели нельзя попытаться еще раз?
Нет. Денворт любил Миру Валентайн.
Но…
– Ты сказала, что любишь меня так сильно, что готова умереть ради меня. Докажи это. Покончи с собой, но так, чтобы это выглядело несчастным случаем. Умри, если любишь меня. Если меня любишь. Браслет на его запястье ярко сверкал в лучах солнца.
Агата кивнула, прижимая к губам влажный платок. Молча смотрела она вслед выходящему из комнаты Денворту, зная, что никогда больше его не увидит.
Денворт тоже знал это, однако не обернулся. Его слишком занимали мысли о том, чем закончится это последнее испытание.
Подкрепившись порцией бренди, Денворт поймал такси и поехал в контору. Проезжая мимо магазина Вейланда Смита, он поспешно отвел взгляд. В голове мелькнула новая мысль: Турзи сказал, что у Вейланда Смита много амулетов…
Он тут же забыл об этом, но мысли предстояло вернуться. Вскоре Денворт добрался до конторы и сел, ожидая сигнала, вызывающего на заседание. Когда тот прозвучал, он встал и глубоко вздохнул. Сейчас решится многое.
Поначалу он сидел тихо, хотя обменялся множеством рукопожатий и ответил на столько же вопросов о здоровье. Все собравшиеся посматривали в его сторону весьма дружелюбно. Однако заседание проходило как обычно.
Впрочем, только до тех пор, пока Денворт – игнорируя текущие вопросы – не затронул проблему, уже решенную вчера. Все выслушали его. Денворт заявил, что принятое решение слишком консервативно, и упомянул о другом плане. Он знал, что повестка дня этого не предусматривала, но считал момент самым подходящим.
Шестеро мужчин единодушно поддержали его.
Когда вопрос поставили на голосование, новые принципы были приняты безо всяких возражений, а вчерашнее решение отменили. Денворт удовлетворенно улыбнулся и сел. Они любили его настолько сильно, что ни в чем не могли отказать.
Он повернулся к мужчине, сидевшему слева.
– Джо, я хотел бы прибавку к жалованью. И должность получше. Ты не выступишь с этим?
– Ну конечно! Надо было сделать это уже давно. Ты заслужил очень многое, Эд.
Члены совета не избрали его президентом компании – это было просто невозможно, однако подняли ему жалованье в четыре раза и дали должность всего на пару ступеней ниже президентской. После голосования раздались восторженные крики.
Когда заседание кончилось, Денворт пробился сквозь толпу поздравлявших его коллег, отклонил несколько приглашений и вернулся в свой кабинет. Он не приступил к работе, а уселся, положив ноги на стол, и курил одну сигарету за другой, время от времени качая головой. Все шло хорошо – даже очень хорошо. Пока.
Денворт позвонил Мире Валентайн; горничная ответила, что ее нет. Это была явная ложь, потому что Мира никогда не вставала раньше полудня. Значит, Печать не действовала через телефон.
– Пожалуйста, передайте ей, что я загляну после обеда, – сказал Денворт и с усмешкой повесил трубку. Мира сделается легкой добычей, как только окажется в поле действия браслета, каким бы оно ни было. Может, в пределах видимости? Впрочем, это не так уж важно.
Интересно, что делает Агата. Может, уже… Скоро он это узнает. А пока не мешает выпить.
– Не уходи, – произнес знакомый голосок. – Или я наделаю тебе неприятностей. Ты же знаешь, что у меня масса друзей, а Оберон дал мне carte blanche1. Денворт поудобнее уселся на стуле.
– Хорошо, – сказал он. – Слушаю новые предложения.
– Хватит с меня предложений, – заявил Буян. – Я люблю тебя и хочу взять с собой под Холм. Разве это не парадокс? Друзей… под Холм… не забирают.
– А что там, собственно, такое? – спросил Денворт с любопытством.
– Нам это кажется прекрасным, – сказал Турзи, – но мы ни в коей мере не похожи на людей. У вас, людей, фальшивые представления о гномах. Мы кажемся вам смешными, хотя Панч тоже смешон, но может быть и мерзок.2
– Знаю, – согласился Денворт. Он всегда думал об этом, глядя на куклу с крючковатым носом и резкими движениями. – А как вы выглядите? Каковы ваши размеры?
– Примерно с фалангу твоего мизинца, – ответил Турзи. – Для ваших глаз мы были бы довольно красивы, вот только вы не можете нас увидеть. – Художники часто рисовали гномов.
– Ты тоже мог бы нарисовать, если бы я себя описал, – ответил Буян. – Мы маленькие и хрупкие, с высоким уровнем метаболизма, без кишечника и…
– Что-что?
– Мы внутри цельные. Как картофелина. Возможно, тебе трудно это понять… ты мыслишь слишком антропоцентрично. Интересно, зачем я тебе все это рассказываю?
– Из-за Печати? – предположил Денворт.
– Наверно, да. Слушай, может, ты одумаешься и отнесешь браслет Смиту. Я говорил с ним, он даст тебе взамен кучу других амулетов.
– Например?
– Конечно, это мелочи, но тебе могут пригодиться. Неиссякаемый кошелек, рентгеновские очки, определитель характеров. Что скажешь?
– Не согласен, – ответил Денворт. – Они не защитят меня от врагов, как защищает Печать. Пока я ее ношу, никто ничего не может мне сделать.
- Предыдущая
- 7/11
- Следующая
