Охотники за сказками - Симонов Иван Алексеевич - Страница 17

• Предыдущая
• 17/102
• Следующая

Дедушка Савел начал с того, что повел нас на Кщару — известное на всю округу чудесное лесное озеро.

— На Санхре раки водятся. Линь на раковую шейку там хорошо берет. В Порядове — карасики по пятаку, больше не растут. На Гаравах — щука. Ей порядовских карасиков только подавай. А в Кщаре, — ведет с нами дедушка дорожный разговор, — там всех сортов рыба водится. И немудрый рыболов на Кщаре без ухи не останется.

У деда такое правило: куда идет, о тех местах больше и речь ведет. О Кщаре такую историю рассказал, что не терпится нам взглянуть поскорее на удивительное озеро.

Появилось оно, по словам деда Савела, в одночасье. Все был лес как лес — прекрасный сосновый бор. Вечером мужики здесь деревья валили, дрова пилили, а утром при-шли — ни дров, ни бревен, ни самого леса как не бывало. Раскинулось на том месте огромное озеро непомерной глубины, с островами да заводями. Обойти его кругом — добрых пятнадцать верст будет.

…Не вдавайся в обиду, дорогой читатель, что в наших записях верста с километром, аршин с метром рядышком идут. Ведь это тридцать с лишним лет тому назад было. И тебе неплохо запомнить на случай, что старая Россия сукно вершком да аршином, хлеб фунтом да пудом, а дорогу верстой да саженью мерила. На нашу долю и выпало зубрить переводы со старых мер на новые.

Из пятнадцати верст шестнадцать километров складывается.

Вот какая махина земли исчезла за одну ночь на месте нынешней Кщары!

А кто на деревне знал в старину, что такие обвалы из-за подземных вод получаются? Никто не знал.

Услышали о чуде местные попы, решили: дело выгодное. Пустили слух, что не обошлось тут без нечистой силы. И пошли на озеро с крестом да водосвятием. Деньги за молебен с мужиков собрали, «на святую церковь».

— А от слова «кщеное», крещеное значит, и получило озеро свое название — Кщара, — объяснил нам дедушка. — Там под корягами такие окуни водятся, какие вам и во сне не снились, — подогревает он наше нетерпение.

А сам шагает впереди, прямиком, без дороги, даже без признаков какой-нибудь тропинки.

— А если печная щука попадется, тут уж и самой крепкой леске несдобровать.

Про «печных» щук мы даже не слыхивали. Оказывается, это такие щуки, которые сами в печку плавают.

Была на том месте, где образовалось озеро, заброшенная избушка. Когда лес провалился, и она под воду ушла. Крыша и бревна наверх выплыли, а печка на самом дне в озерной глубине так и осталась. Вот щуки, которые подогадливее, и стали в нее плавать. Сама в печке, а голову на шесток высунет, лежит — не шевелится. Если рыба мимо плывет — щука тут как тут: раз — и проглотила. У которых и зубы выпали, и сами они будто мохом обросли, а все не попадаются в настоящую жаркую печку или на костер рыбакам.

С этой думой об удивительных щуках и закинули мы в первый раз в жизни удочки в лесное озеро.

Уже заря прошлась по воде, осветив широкий плес, густо поросшие тростником и камышами берега и заводи. В разных местах с берега висели над водяной розоватой гладью наклоненные стволы деревьев, другие нестроенными мосточками легли прямо на воду, высоко поднимая зеленые сучья.

Есть особое наслаждение забрасывать удочку в озеро с вершины дерева.

Разместились мы над Кщарой кому где нравится. Позади нас, в лесной чаще, свистит соловей: заведет, заведет и снова умолкнет. Видно, правду говорил чернобородый лесник дядя Федор, что недолго соловью петь осталось. Очень короткая стала у него песенка.

Ленька Зинцов первым выхватил из воды окуня. И тут все мы, забыв про удочки и рыбачью осторожность, попрыгали со своих мест и бросились рассматривать добычу.

Окунь на лету сорвался с крючка, ощерясь острыми колючками, отчаянно запрыгал по береговому склону, кувыркаясь через голову и отталкиваясь упругим хвостом. Его, до крови исколов руки, ухватили мы у самой воды.

Весь словно матовый, с темными широкими полосами наискосок, окунь был действительно хорош.

— Настоящий боровой! — оценил Павка Дудочкин. Прикинув на ладони, добавил — С фунт потянет.

Для подтверждения передал рыбину Косте Беленькому.

— Будет фунт?

— И поменьше — не беда, — перенял Костину руку подошедший к нам дед Савел. — Беда в том, что вы рыбу ловить не умеете, золотое время упускаете, удочки в воду побросали. Так от вас вся рыба разбежится! Вы думаете, она не слышит, как вы бегаете да спорите?! Все слышит… Таким рыбакам только в луже корзиной мальков ловить.

За первым окунем целую лекцию нам дедушка прочитал.

— Качнулся поплавок — выдергивать удочку не торопись, рыба еще только принюхивается, примеривается. Хитрости с крючком ей тоже известны. Не тащи, когда поплавок в сторону поведет, следи, когда на дно потянет, тогда и подсекай — не зевай… Это ладно еще, что ты окуня на берег выбросил, рывком за губу задел, — смотрит дед на Леньку. — А если бы окунь обратно в воду угодил?.. С оборванной-то губой? Тогда пропал запал, не будет уженья на этом месте. Вот о чем думать надо.

Дедушкина наука пошла впрок. Через два-три часа каждый из нас подсчитывал пойманных окуней десятками, и Ленькин окунь совсем затерялся среди других таких же, а то и более крупных рыб. Жалко, что дедушка не разрешал их насаживать на кукан, а пускал в ведерко с водой. Вот они поплескались бы на привязи под берегом!

— Пойманные поплескались, а непойманные подальше от этого места уплыли бы. Какому окуню интересно смотреть, как другого на бечевку посадили, самому такой же участи дожидаться? — посвящает нас дед в секреты опытных рыболовов. — Корзинка или ведерко — мило дело, — говорит он.

Тесно в ведерке — у дедушки садня есть, такая круглая корзина из ивовых прутьев и без ручки. С одной стороны маленькой дверкой закрывается, тоже из прутьев. Мы видели, как дедушка эту садню из озера вынимал, только не сразу сообразили, что это такое. А удобно. В дубчатой плетенке, через которую вода проходит и уходит, рыба неделями может жить. Дед Савел и хранит понемногу на всякий случай.

С жарой кончили клевать окуни. Можно было перейти на лов плотвы и красноперок на солнцепеке. Но мы довольны были утренним уловом, да и хотелось погулять по Ярополческому бору с надежным проводником. А за дедом Савелом мы с радостью готовы пойти куда угодно.

С Кщары мы возвращались совсем другой дорогой.

С дедушкой совсем не страшно: можно бегать по сторонам, отставать, забегать вперед, только бы не потерять дедушку на голос. В густом лесу потерять человека из виду можно очень быстро, и в этом нет никакой опасности. А вот на голос потерять — это уже страшно. Крикнешь громко «ау!» — и вдруг никто тебе не отзовется. Тут и почувствуешь, что значит наедине с лесной тишиной очутиться.

А то и наоборот бывает: покричал — и начнут тебе отзываться голоса и спереди, и сзади, и справа, и слева. И не потому, что кругом люди, а потому, что один звук так разлетелся и обманывает, сбивает с правильного пути. Попробуй разберись тут, в какую сторону направление держать.

— Для грибников и ягодников, да и для путешественников тоже, — хитренько прищуриваясь в нашу сторону, говорит дедушка, — правильно слушать научиться — это первая буква азбуки.

— Эхо не только ребятишек, но и взрослых запутать любит. А вы перехитрить его старайтесь, внимательней прислушивайтесь: откуда первый звук долетел, туда и идти следует. Это настоящий голос эхо донесло, а потом подкрикивать, обманывать начинает.

Так узнали мы первую букву мудрой дедушкиной азбуки.

— Слух, — назвал он ее.

Вторая была — зрение.

Нам известно, что путешественники обязательно компас с собой в дорогу берут. На уроках Надежда Григорьевна показывала нам старенький школьный компас — маленькую круглую коробочку с двухцветной стрелкой посредине. Один конец стрелки темный, другой — блестящий.

Если компас работает, стрелка блестящим концом всегда на север показывает. А Надежда Григорьевна сама стрелку передвигала, потому что компас поломанный. Но главное мы поняли. И будь сейчас с нами в лесу хороший компас — без труда показали бы все страны света.

• Предыдущая
• 17/102
• Следующая