Охота на медведя - Катериничев Петр Владимирович - Страница 32

• Предыдущая
• 32/89
• Следующая

— А ведь ты не разгадал этот трюк? Не разгадал, это я видел по твоему лицу. А ты — по моему. На мгновение я сам было испугался, а вдруг Сева — все они малость недоумки — чего-то не так понял? И знаешь? Я ждал выстрела, как и ты! И — получил очень сильные ощущения! Потому что плакали бы не только мои пять лимонов, но и мой будущий миллиард. Ну что? Ты согласен? Второй раз шутить не стану. Я слишком устал для этого.

— Согласен, — выдохнул Гринев. — Пятьдесят на пятьдесят.

— Ты одержим. Безумен. — Борзов растянул губы в улыбке:

— Слушай, раз ты такой упорный, пока нищий, каким же станешь, когда разбогатеешь? Молчишь? Я и сам знаю: опасным. Вот тогда и повторим трюк с пистолетом, а? Только с боевым патроном. Почти как у классика: «Посмотрим, так ли спокойно он примет смерть накануне венчания, как ждал ее за черешнями!»

— До победы нужно дожить. Доживают Не все.

— Ты мне угрожаешь, Медведь? — поднял брови Борзов в искреннем удивлении.

— Нет. Просто констатирую факт. Он очевиден.

Борзов покачал головой:

— М-да. Знаешь, чего я не пойму, Олег Федорович? Вот ты крутой, да?

— Нет. Я просто знаю, чего хочу. И чего не хочу.

— Погоди. Ты ведь в Москве который год крутишься, репутацию мою знаешь.

Ведь так?

— Отчасти.

— И знаешь также, что несколько моих... э-э-э... недобросовестных компаньонов «покончили с собой». Так?

— Ходили слухи.

— Это были не слухи, Медведь. Это были факты.

— Пусть так. Что с того?

— Всего два вопроса. Первый. Раз ты такой упертый на дело... Ты же не мог не понимать, что трюк с пистолетом мог быть и не трюком и все для тебя завершится фатально. Тогда то, что ты задумал, так никогда и не свершится. Не состоится то, чего ты жаждешь. Дело. Но ты сидел под стволом так, будто прожил девяносто девять лет среди утомившей тебя роскоши, создал теорию относительности и теперь тебя не заботит ничто: ни земная слава, ни земная печаль. Почему? Ты ведь еще не сделал свое дело.

— Есть вещи дороже дела.

— Что же?

— Жизнь.

— И ты ею дорожишь?

— Еще как.

— Тогда почему?

— Я хочу жить так, как я хочу. Достойно. По-другому — не хочу. Я ответил?

Борзов подумал, кивнул:

— На первый вопрос. Теперь второй: что заставляло тебя сидеть под Черновым? Он здравомыслящий человек, это хорошо для налаженного бизнеса где-нибудь в Австралии, но не у нас. И не для тебя — с твоими амбициями.

— Я учился.

— Чему? — Общаться с разными людьми.

— И научился?

— Мы же общаемся с вами, Никита Николаевич. И оба пока живы.

Борзов откинулся назад, расхохотался, сузил глаза:

— А все-таки снова — «пока»?

— Да. В этом бренном мире все временно. — Олег подумал, добавил:

— Кроме того, что постоянно.

— И что же постоянно?

— Бог знает.

— Новый договор привезут к десяти. Ты его подпишешь и начнешь работать.

— Работать я начну раньше. Я имею в виду подготовительный этап. Все, что обозначено в плане.

— Сколько это займет?

— Неделю. При благоприятном раскладе.

— А при неблагоприятном?

— Две.

— Медведь... Время — категория невосполнимая. Кто не успел — тот опоздал.

И опоздал навсегда. Знаешь, как пели во времена моей молодости? «А чуть-чуть не считается...»

— Начать раньше так же плохо, как и опоздать. Это — как охота.

— Охота?

— Да. Какая разница, когда выстрелить: когда зверь еще не вышел или когда затаился... В обоих случаях — промах.

— И кто у нас — зверь?

— Пока не знаю.

— М-да. Очень много «пока». Хорошо. Делай. — Борзов сузил глаза, наклонился к Олегу:

— Вот только об одном прошу тебя, Медведь. Давай больше без сюрпризов, ладно?

— Буду стараться.

— Ты очень старайся. Разочарование всегда горько. Да, своих парней я оставлю в конторе у входа. И — в машине у подъезда.

— Я не сбегу.

— В этом я уверен.

— Тогда — смысл? — Ты меня убедил в том, что твоя голова теперь стоит миллиард. Как только в этом удостоверятся другие, наверняка найдутся желающие снести ее, чтобы сохранить эти деньги.

— Если кого-то решают убить, его убивают.

— Но зачем кому-то облегчать задачу? Да и ситуация в мире денег меняется быстро. И не всегда фатально.

— Это бодрит, — кивнул Олег. — Очень бодрит.

Он улыбнулся одними губами, и эта улыбка была похожа на оскал готового к броску хищника.

Поспать Гриневу удалось лишь пару часов. В семь он уже был на ногах.

Выгулял на крохотном балкончике щенка, покормил, себе сварил невероятной крепости кофе и засел за телефоны и компьютер.

К десяти приехал Борзов со свитой и готовым новым договором. Его спецы тщательно обследовали кабинет и все телефоны конторы на предмет возможной прослушки.

— Чисто. Даже странно, — резюмировал Борзов.

— Нормально, — пожал плечами Гринев. — Размах и уровень мероприятия таков, что любая информация может стать опасной для того, кто ее получит первым.

Договор Олег прочел внимательно, подписал, приложил печать и убрал свой экземпляр в сейф. Борзов уехал. Еще через полчаса в офис начали прибывать новые сотрудники. У подъезда остался дежурить блестящий, с иголочки «лексус» с водителем; позади него застыл тонированный «хаммер». За пару часов под его охраной Олег съездил в один из банков, привез очень крупную сумму наличными и снова сел за телефоны.

Новые сотрудники осваивались. Впрочем, никаких указаний им и не поступало — это был антураж: «Икар консалтинг» работает и процветает.

Присланная Борзовым секретарша Аня была молода, строга, очень красива, одета стильно и дорого. Два клиента, взбаламученные общим переполохом на бирже, были ею совершенно очарованы и после разговора с ней и краткой беседы с Олегом решили повременить с расторжением договоров.

Гринев проработал до позднего вечера. Сотрудники дисциплинированно разошлись в шесть, осталась лишь Аня. Олег вышел в холл, улыбнулся удивленно:

— Вы еще здесь?

— Конечно. Вы же меня не, отпускали.

Олег покачал головой:

— Извините. Вы можете идти, Аня.

— Спасибо, Олег Федорович. А вы?

— Я останусь здесь.

— До завтра, Олег Федорович.

— До завтра, Аня.

Олег прошел в подсобку, взял бутылку коньяка, выпил рюмку, захватил полотенце и прошел в крохотную душевую. Душевая была устроена по настоянию Чернова: порой его встречи с клиентами где-нибудь в «нейтральных» местах заканчивались совсем поздней ночью, следующие были назначены на утро, и Борис Михайлович добирал предутренний сон на работе, потом — под душ, потом — крепкий чай с коньяком, и к девяти он выглядел свежо, бодро и респектабельно.

Олег стоял под теплыми струями и никакой бодрости не ощущал. Накопленное напряжение бродило в крови волнами щемящего непокоя, и оттого, что тревога эта была мнимой, легче не становилось. И еще — была грусть: и потому, что не дано ему жить, как многим, заботами повседневными и простыми... А что, если мир виртуальных финасовых потоков уже захлестнул его, и он им покорен и покорен ему, и мир истинный остался где-то далеко, там, где шумит лес и блистает река?..

Гринев встряхнул головой и сделал воду ледяной. Потом горячей, потом снова ледяной... Он повторил так несколько раз, пока кожа не запульсировала упругой силой и печальные размышления и образы не ушли куда-то далеко-далеко... Одно его тревожило: разум продолжает крутить варианты сегодняшних и вчерашних встреч, разговоров, лиц, событий, а это грозит тем, что заснуть ему просто не удастся. Страх перед бессонной ночью, как перед предтечей небытия... Ты и работать не в силах, и сон нейдет... И ты будешь метаться по кабинету, время от времени укладываясь на диванчик скрученной пружиной, чтобы через четверть часа вскочить с него утомленным ожиданием предсонных грез... Это было скверно. Да еще и мысль о том, что завтра он будет болезненным, вымученным, усталым, и может оттого упустить счастливую случайность или вовсе совершить какую-то оплошность, ошибку, какая перечеркнет все усилия последних месяцев, лет, да и этих нескольких сумасшедших дней — такая мысль была невыносимой и напрочь прогоняла сон.

• Предыдущая
• 32/89
• Следующая