Охота на медведя - Катериничев Петр Владимирович - Страница 10

• Предыдущая
• 10/89
• Следующая

— Я верю в здравый смысл. В тебе его не много.

— Да ничего я не желаю покорять, просто помочь...

— Кому?

— Людям.

— Кто-то просил твоей помощи, Медведь? Куда ты ломишься? Людям наплевать на всех вместе и на каждого в отдельности! На всех, кроме себя самих!

— Тебе тоже?

— Мне тоже. И тебе. Давай быть честными, Гринев.

— Кому нужна честность, если от нее холодно?

Марина лишь пожала плечами, плотнее запахнулась в халат, отвернулась отчужденно.

Олег покачал головой, произнес нараспев, стараясь, чтобы вышло шутливо:

— Твой кукольный мир бросил на тебя черную-черную тень, когда ты шла по черному-черному коридору черной-черной фотостудии...

— Прекрати, Гринев! Это выглядит совсем не смешно и очень глупо!

Олег присел на подлокотник кресла. Закурил.

— Не нужно было тебе приходить.

— Все как-то очень не правильно... — произнес Олег тихо.

— А что правильно, что?! Вот мы встречались с тобой, встречались — каждый сам по себе, особенно ты! Как два шарика надувных — трах! — и разбежались по своим делам! — Марина помолчала, одним движением загасила сигарету:

— А каждая баба, Медведь, заметь, каждая, хочет замуж, детей и — ходить и глазеть на витрины!

— Марина....

— Погоди, Медведь, ты умный, ты пойми! Любовь — это полная беззащитность.

И перед тем, кого любишь, и перед миром! — Девушка снова вздохнула, на этот раз горько. — Вот этого я позволить себе не могу.

— Разве я слаб?

— Твоя сила пустая! Вот ты пришел ко мне, и — что? Чего ты здесь ищешь?

Любви? Понимания? Утешения? Да ты и сам не знаешь! А я — не знаю, как сказать... Ты... тебе... Разве тебе есть дело до меня?

— Марина...

— Ты хочешь что-то доказать — себе или миру — так доказывай! При чем здесь я?!

— Мужик без своего дела — так, оболочка.

— При чем здесь я?! — ожесточенно повторила Марина. Замолчала, произнесла устало:

— Найди свое дело, Гринев, но, пожалуйста, не приходи! Совсем не приходи!

Некоторое время Олег сидел молча.

— Мне казалось...

— Тебе это зря казалось, Гринев! Тебе нужно стать миллиардером — может, тогда ты успокоишься и с тобой можно будет хоть о чем-то говорить! Уходи!

— Спасибо за кофе. Пока.

— Только не будь таким разнесчастным, Медведь!

Олег кивнул. Дверь за ним закрылась. Марина смотрела на расплывающийся дерматин обивки, пока не поняла, что плачет.

Автомобиль летел по вечерней Москве. Зеркальные стекла маркетов. Ночные клубы. Вечерняя публика на улице — словно парад теней, исчезающих при дневном свете. Зал дорогого ресторана. Лица. Вот — дама полусвета услужливо улыбается несмешной шутке необхватного кавалера, успевает кокетливо ответить на взгляд Гринева и — отправить в рот кусочек розовой лососины да еще и помаду тут же краешком пальца подправить и — снова смеется глупостям, которые говорит ее явно захмелевший спутник. Вот — женщина далеко за сорок, с угрюмым, угловатым лицом постаревшей пантеры. Она довольствуется шпинатом и чаем в пиале. Успевает говорить по крохотному мобильнику. Отдает приказания. Вот — компания братков; одеты дорого, но все — словно в униформу. Лица — у одних тупые, потекшие от выпитого, у других — жесткие и настороженные... Завороженные лица девушек...

Игровой стол, где карты выпархивают из рук крупье, словно мотыльки, готовые сгореть в этой ночи... Олег азартно бросает фишки то на один номер, то на другой... Вдруг пойманный взгляд, ясный, острый как стилет, полный то ли отчаяния, то ли приказа, то ли тайного знания — чужой судьбы или своей?..

Колесо рулетки, шарик огибает ее всю... Ночная Москва, по которой Олег мчит на автомобиле, и его лицо зеркально сливается с витринами, иллюминацией ночных клубов, с фарами машин — и догоняющих и встречных...

— Что наш Медведь?

— Мечется. Это от амбиций.

— Голову он себе не свернет... раньше времени?

— Он для этого слишком умен.

— Умен?

— Да. Умен и безрассуден.

— Взрывное сочетание.

— Такое, как нам нужно.

Автомобиль Гринева остановил инспектор, Олег припарковался к обочине, развел руками, отдал инспектору деньги, захлопнул дверцу и пошел прочь.

Инспектор рассмотрел купюры, сказал напарнику:

— Купец Копейкин гуляют. Что с тачкой его делать?

— Да пусть здесь стоит. Припаркована аккуратно. За такие бабульки он ее у стены Кремля мог поставить.

— А то.

Гринев остановился у станции метро. «Друзья? А у тебя они есть?» Вынул из кармана мобильный, набрал номер:

— Леший, это Медведь. Ты где? На даче? На старой? Я к тебе приеду. Я помню, электричкой. Да я ходил однажды. Через поселок и краем леса. Семь верст буреломами. Дойду.

...Вагон электрички был освещен желто. Лица у людей — усталые, равнодушные, озабоченные. В проходе мнимый нищий: «Мы сами не местные, отстали от поезда, допоможите чем сможете...»

Напротив Гринева оказалась женщина лет тридцати, полная, в пуховом платке, из-под которого выбивались завитки волос. Рядом с ней девочка лет шести играла с куклой.

Электричка задами огибала какой-то поселок: пути, брошенные цистерны, непонятные домики из фанеры и жести, огородик, посередине которого разлита лужа солярки, мусор — битое стекло, бутылки, пакеты; слепой домик врос в землю по самые окна, со двора дымок вьется, живут там... Торцевая стена красного кирпича и снова — свалка.

Девочка соскользнула со скамейки, дернула Гринева за полу:

— Дядя, куда ты все время смотришь? Это некрасивый город. Очень некрасивый. — Девочка махнула рукой совсем по-женски, как сделала бы ее мама или бабушка, произнесла:

— Он поломанный.

Лицо Гринева на миг стало совсем странным, словно то, над чем он думал так долго и напряженно, наконец-то обрело смысл. Он присел перед ребенком на корточки, вынул из кармана шоколадку, протянул девочке, улыбнулся мягко:

— Мы его починим, малышка.

Девочка бросила быстрый взгляд на мать, стесняясь, взяла плиточку, сказала спасибо, забралась на сиденье и затихла.

Женщина посмотрела на Гринева странно... Что ему привиделось в этом взгляде, он не понял — это был другой мир, мир потаенный, сокрытый, полный смирения, терпения и бесконечной надежды.

Олег вышел на станции и пошел через городок. Редкие фонари вдоль дороги светили скудно, и, может быть, оттого люди, встречавшиеся Гриневу на пути, казались злыми и пугливыми одновременно. Какая-то семенящая женщина, похожая на старушонку, какой-то мужик, плотный, с маленькими глазками, подозрительно зыркнул на Олега и свернул в проулок.

Настроение Гринева сделалось скверным. Он увидел огни маленькой забегаловки, вошел. За хромированной стойкой скучала молодая полногрудая деваха. Трое или четверо посетителей с пьяным безразличием доцеживали пиво.

Олег подошел к стойке, спросил водки.

Буфетчица оценивающе оглядела его фигуру, решила что-то про себя, выбрала лафитник почище, налила. Олег положил на стойку деньги, присел за ближайший пустой столик.

— А нездешний вы, молодой человек. Пришлый, — услышал Гринев из-за спины сипловатый густой баритон, обернулся. К нему подсел невысокий бородатый очкарик лет пятидесяти с гаком с лицом спившегося итээра. — Ищете чего-то?

— Себя, — произнес Олег машинально.

— Мудреная задача. В каждом из нас существуют по меньшей мере два человека. И они — непримиримы и своевольны. Но только один распоряжается твоей жизнью. Ему нужны деньги, успех, слава, женщины, вина... А другой... Другой — молчит.

Гринев пожал плечами:

— О чем же он молчит?

— О подвиге. О любви. О силе. О том, что силы этой в человеке столько, что он способен перевернуть мир! — Мужичок вздохнул. — А сейчас... Мир наш полон полуфабрикатов, которые так и не стали людьми. И в жизни они ищут не подвига, а комфорта, который им представляется покоем. И правит такой жизнью рок. Вначале он похож на незатейливого суетливого бесенка, он изводит тщеславием, похотью, завистью, он дергает невидимые нити наших страстишек и заставляет плясать под свою музыку в этом глумливом балагане... И — дает иллюзию счастья, называемую довольством... И только потом человечек может разглядеть его мерзкую харю — харю лжеца... Но поздно. Жизнь уже прошла. Прошла бездарно и мнимо, и впереди — ничего. — Мужичок уставил немигающий взгляд на Олега:

• Предыдущая
• 10/89
• Следующая