В тени Нотр-Дама - Кастнер Йорг - Страница 47

• Предыдущая
• 47/125
• Следующая

— Благодарю, — сказал кисло я. — Уже не раз я чуть не лишился своей жизни, выполняя поручение, о котором я вовсе не знал, хочу ли выполнять его.

— Я велел следить за вами, чтобы избежать худшего. Я кивнул:

— Нищему Колену.

— Ему и другим. И сегодня с вами по дороге к Мельничьему мосту были вооруженные тени.

— Ростовщику они не помогли.

— Для этого они, к сожалению, подоспели слишком поздно.

— И кто же, — спросил я медленно, делая ударение на каждый слог, — жнец Нотр-Дама?

— Это я надеялся узнать от вас, Арман.

— У меня нет и малейшего представления. Впрочем, я подозревал вашего мэтра Леонардо.

— Тут вы сделали ложное заключение. Жнеца явно нужно искать не в наших рядах. Скорее, его послал дьявол Нотр-Дама.

— Вы говорите об отце Фролло?

— А о ком же еще?

— А почему вы называете его дьяволом?

— Как вы назовете человека, который молится Сатане и служит злу?

— Чтобы быть искренним, месса, на которой я только что присутствовал, на меня произвела тоже не совсем христианское впечатление.

Я услышал тяжелое дыхание, почти сопение, словно мой собеседник был задет, даже оскорблен. Наконец, он с болью ответил:

— Вам нельзя совершать ошибку, путать власть, которая называется Церковью, с Христианством. Истинные христиане — это мы, мои братья и сестры.

— Это уже многие говорили — те, кто всходили на костер.

— Кто истинно верит, лучше сожжет свои греховные тела, чем обманет свою добрую душу!

— А как вы называете себя, истинно верующие?

— Нам дали разные имена: и альбигойцы, и альбанензы, чаще нас называют катарами, и это стало синонимом для еретиков. Но мы не нуждаемся в особенном имени, мы просто называем себя добрыми людьми.

— Возможно, вас и вам подобных следует лучше называть сумасшедшими, — вырвалось у меня.

— Почему? — спокойно спросил монах-призрак.

— Потому что катары изгнаны, уничтожены кровавым Крестовым походом — двести пятьдесят лет назад.

— Вы говорите правду, Арман, но не совсем. Что вам известно о нашей вере, о нашем движении?

В scriptoriume[43] Сабле я переписывал «Liber Supra Stella», который Сальво Бурсе издал в 1235 году в Пьясенце против всех еретиков. Взволнованный им, я беседовал с монахами о катаризме и узнал немного о сатанинской секте. Они имели свое начало на Балканах, в группе, которую называли богомилами. Лжеучение появилось в южной Франции, возле города Альби, откуда пошло название альбигойцы. Их приверженцы сами обозначали себя как «чистые», «katharoi» по-гречески, отсюда имя катары.

Их вера мне показалась такой сбивчивой, что я не совсем ее понял. Это значит, они не признавали в Боге Создателя этого мира, или они возвеличивали Сатану до существа, равного по могуществу наряду с Богом. Но они были достаточно храбрыми, чтобы назвать себя истинными христианами, и не боялись даже публичных диспутов с людьми Церкви. С помощью своей дьявольской практики катары завоевывали заблудшие души одну за другой.

Чем сильнее становилась их власть, тем решительнее ополчались против них Церковь и король. Папа Иннокентий III с 1231 года с помощью доминиканцев и францисканцев начал подвергать всем испытаниям инквизиции со всей ее жесткостью безрассудных еретиков. Был начат Крестовый поход, кровавый и несправедливый, как любая война, пока цитадель богоотступников Монсегюр в Аквитании[44] не пала после продолжительной осады в 1244 году. Все это я сообщил человеку, закутанному в плащ — не без гордости за свои обширные знания.

Не обращая внимания, он продолжил:

— Верно, большинство из нас покорились преследователям, пожертвовали либо своей верой, либо своим телом. Но некоторые избежали этой участи, собрались вместе в укромных уголках, образовали новые общины, выбрали новых епископов, чтобы не дать умереть истинной вере. Во многих хрониках Монсегюр введен как конец нашей веры. Но четверым совершенным удалось выбраться из осады, и они взяли с собой самую большую тайну, которую когда-либо видел этот свет — солнечный камень.

— Об этом я никогда не слышал, — признался я.

— Иначе это не было бы тайной, по крайней мере, не такой большой. Чтобы было понятно, вы должны обстоятельно заняться верой добрых людей, Арман. Вы готовы к этому?

— Да, вполне, — ответил я, немного колеблясь и чувствуя себя как слепой, который идет по незнакомой тропе, опасливо думая о том, чтобы по возможности избежать неправильного судьбоносного шага. — Но почему вы хотите, чтобы именно я был вовлечен в эту тайну?

— Потому что, возможно, вы, Арман Сове — ключ к разгадке, — многозначно ответил монах-призрак. — К тому же, вы должны понимать, что не все добрые люди являются добрыми людьми.

— Вы хотите загадать мне загадку?

— Я хочу разгадать загадку — с вашей помощью. Но вы должны понимать, о чем идет речь!

Я приготовился к долгому рассказу, поэтому взял еще сыра, хлеба, вина и сказал:

— Расскажите мне вашу тайну. Вы правы, я же должен знать, почему вокруг меня умирают люди, словно мимо идет черная смерть.

— Вы говорите, наша вера отрицает, что Бог сотворил мир. Это верно только частично. Все зависит от того, какого Бога вы имеете в виду.

— А существуют еще какие-то? — спросил я, не зная, как реагировать при такой очевидной наглости: позабавиться или ужаснуться.

— Доброго или злого, чего достаточно, чтобы обрушить мир в хаос. Добрый Бог, любимый Бог, которому молятся все христиане — в действительности, злой. Это Люцифер, Сатана, создатель мира. Он создал землю, на которой мы стоим, плоть, в которую заключены наши души.

— Достойная внимания мысль, — заметил я. — Но почему он это сделал?

Хотя я не мог видеть его глаза, я почувствовал, что монах-призрак смотрит на меня испытывающим взглядом.

— Разве злу требуется причина? Разве оно не находит в себе самом выполнение, так же как и добро?

— Тогда я задам вопрос иначе: откуда пришло зло? Вы говорите о Люцифере, которого вы идентифицируете с Сатаной. Разве он не считается павшим ангелом?

— Павшим ангелом, повелителем зла И подумайте, что Люцифер называется «приносящий свет» и что создатель мира говорит в Сотворении: «Да будет свет!»

— Продолжайте! — сказал я, забыв жевать. Возможно, его история была подобна безумию, возможно, она была искусной ложью, но она увлекла меня.

— Люцифер господствовал на стороне Бога над миром добра, где души были без плоти и ее неминуемой греховности. Он был первым из ангелов, по мнению некоторых ученых — даже сыном Божиим. Но он поддался соблазну внешних соблазнов телесного и создал мир по ту сторону духовной чистоты, мир материи. Он населил его телесными оболочками, куда заточил души других ангелов, которые он частично соблазнил, частично просто бросил в беспорядке борьбы. Так возникли мы, люди.

— Что за борьбу вы имеет в виду?

— Борьбу добра со злом, Бога против его павшего ангела. Конечно, Бог хотел удержать других ангелов, но для многих он уже опоздал.

— Бог всемогущ! — запротестовал я.

— Бог — добро и всемогущ в добре. Зло же ново для него, и превращения Люцифера вначале были для него загадкой. Когда он понял, то его ангел уже превратился в его противника, Сатану, творца материального мира, нашего мира.

— Бог царит надо всем космосом. Если Сатана — его единокровный противник, почему он довольствуется единственным миром?

— В небесах царил Люцифер на стороне Бога и носил корону творения, корону Люцифера. В борьбе Бог сумел сорвать с него корону и, таким образом, лишил силы создавать дальнейшие миры. Так Люцифер создал себе не только империю, но, вместе с нею и темницу, в которую запер себя, — как запирал души ангелов в телесную оболочку.

— Следуя вашей вере, все материальное — грех.

— Это вы верно подметили, Арман. Наши тела — греховны, наше золото, а также наша власть над другими, намерение королей и папства править людьми — греховно. Потому что когда-то мы все были ангелами, творениями Бога, когда-то были равны между собой. Конечно, эти мысли не нравились ни королям, ни папству, поэтому они сделали все, для того чтобы преследовать нас, уничтожить — ас нами и нашу веру, наше столь опасное для них учение. Они действовали, побуждаемые ненавистью, ужасом, из чистого страха потерять свою власть, а с ней и все, что так важно для них. Поэтому самозваные рыцари Христа во главе с их безжалостным предводителем Симоном де Монфором залили огнем и кровью Аквитанскую землю. В 1209 году в Кастри был сожжен лишь один совершенный, который достиг состояния чистоты. Два года позже в Лаворе горели уже четыреста совершенных, а восемьдесят рыцарей, которые встали на нашу сторону, были повешены. Госпожу Лавор, тоже совершенную, сбросили в колодец, потом закидали камнями, пока она не умерла. Кровавый пес Монфор погиб в году 1218 при осаде Тулузы, но год спустя принц Людовик продолжил с двадцатью епископами, тридцатью графами, шестьюстами рыцарями и десятью тысячами лучниками разрушительный крестовый поход. В 1226 году он, к тому времени — уже Людовик VIII, коронованный король Франции, возглавил следующий поход против Юга — только внешне во имя Бога. В действительности же — чтобы добыть новые земли и власть.

• Предыдущая
• 47/125
• Следующая