Сказка о силе - Кастанеда Карлос - Страница 4
- Предыдущая
- 4/90
- Следующая
Он спросил меня затем, могу ли я выбирать тему для сновидения. Я сказал, что не имею ни малейшей идеи относительного того, как это сделать.
— Объяснение магов, относительно того, как отбирать тему для сновидения, — сказал он, — состоит в том, что воин выбирает тему сознательно, удерживая изображение в своем уме, в то время как он выключает свой внутренний диалог. Другими словами, если он способен на какое-то время о том, что он хочет в сновидении, даже если это ему удается лишь на секунду, желаемая тема придет. Я уверен, что ты это сделал, хотя и не осознавал этого.
Последовала длинная пауза, а затем дон Хуан начал нюхать воздух. Казалось, он прочищает свой нос. Три или четыре раза он с силой выдохнул через ноздри, мышцы его живота сокращались рывками, которые он контролировал делая короткие, маленькие вдохи.
— Мы больше не будем говорить о сновидении, — сказал он. — Это может стать у тебя навязчивой мыслью. Если в чем-нибудь можно добиться успеха, то успех должен приходить легко, с небольшим количеством усилий, но без стресса или навязчивых идей.
Он поднялся и прошел к краю кустов. Нагнувшись, он всмотрелся в листву. Казалось, он что-то рассматривает в листьях, не подходя к ним слишком близко.
— Что ты делаешь? — спросил я, не способный сдержать свое любопытство. Он повернулся ко мне, улыбнулся и поднял брови.
— Кусты полны странных вещей, — сказал он и сел снова. Его тон был таким спокойным, что он испугал меня больше, чем если бы он крикнул. Мой блокнот и карандаш упали у меня из рук. Он засмеялся, изобразил мои движения и сказал, что мои преувеличенные реакции являются одним из тех свободных концов, которые еще существуют в моей жизни.
Я хотел поговорить об этом, но он мне не позволил. — Осталось совсем немножко дневного света, — сказал он. — есть другие вещи, которых мы должны коснуться, прежде чем наступят сумерки.
Затем он добавил, что, судя по моим успехам в сновидении, я должно быть научился останавливать по желанию свой внутренний диалог. Я сказал ему, что это так.
В начале нашей связи дон Хуан разработал другую процедуру: делать длинные переходы, не фокусируя глаза ни на чем. Его рекомендацией было не смотреть ни на что прямо, но, слегка раскашивая глаза, удерживать в боковом зрении все, что попадается на глаза. Он настаивал, хотя в то время я этого и не понимал, на том, что если будешь удерживать несфокусированные глаза в точке слегка выше горизонта, то возможно замечать сразу все в почти полном 180-градусном секторе перед глазами. Он заверил меня, что это упражнение является единственным способом прекратить внутренний диалог. Он обычно расспрашивал меня о моем прогрессе, но потом перестал интересоваться этим.
Я сказал дону Хуану, что практиковал эту технику в течение нескольких лет, не замечая никаких изменений. Однако однажды я с потрясением понял, что только что шел в течение десяти минут, не сказав себе ни единого слова.
Я заметил дону Хуану, что осознал тот факт, что остановка внутреннего диалога — это не просто удерживание слов, которые я говорил себе. Весь мой мыслительный процесс остановился, и я ощутил себя как бы в подвешенном состоянии, парящим. Чувство паники, которое возникло из этого осознания заставило меня восстановить свой внутренний диалог как противоядие.
— Я говорил себя, что внутренний диалог это то, что прижимает нас к земле, — сказал дон Хуан. — мир то-то и то-то или такой-то и такой-то только потому, что мы говорим сами себе о том, что он то-то и такой-то.
Дон Хуан объяснил, что проход в мир магов открывается после того, как воин научится выключать внутренний диалог.
— Сменить нашу идею мира — является ключом магии, — сказал он. — остановка внутреннего диалога — единственный путь к тому, чтобы выполнить это. Все остальное просто продвижение. Сейчас ты в таком положении, что знаешь о том, что ничто из того, что ты видел или слышал, за исключением остановки внутреннего диалога не могло само по себе изменить что-либо в тебе или в твоей идее мира. Следует оговориться, однако, что такое изменение не может быть вызвано силой. Теперь ты сможешь понять, почему учитель не обрушивается на своего ученика. Это родит в нем только мрачность и навязчивые идеи.
Он спросил о деталях других опытов, которые у меня были в выключении внутреннего диалога. Я рассказал все, что мог вспомнить.
Мы разговаривали, пока не стало темно, и я уже не мог удобно записывать. Мне пришлось уделять меньше внимания записыванию, а это изменяло мою концентрацию. Дон Хуан понял это и стал смеяться. Он указал на то, что я выполнил еще одну задачу магии — записывать, не концентрируя внимания.
В тот момент, когда он это сказал, я понял, что на самом деле не уделяю никакого внимания действию записывания, казалось, это отдельная деятельность, с которой я не имею ничего общего. Я был озадачен. Дон Хуан попросил меня сесть рядом с ним в центре круга. Он сказал, что стало слишком темно, и что мне уже небезопасно сидеть так близко к краю чапараля. Я почувствовал на спине озноб и прыгнул к нему.
Он велел мне сесть лицом к юго-востоку и скомандовать самому себе быть тихим без всяких мыслей.
Сначала я не мог этого сделать и испытал момент нетерпения. Дон Хуан повернулся ко мне спиной и сказал, чтобы я облокотился о его плечо для поддержки. Он сказал, что как только я остановлю свои мысли, я должен удерживать глаза открытыми и смотреть на кусты в направлении юго-востока. Загадочным тоном он добавил, что поставил передо мной задачу, и что если я решу ее, то буду готов к другому сегменту мира магов.
Я выставил слабый вопрос о природе этой задачи. Он мягко усмехнулся. Я ждал его вопроса и затем что-то во мне включилось. Я почувствовал себя подвешенным. Казалось, что из моих ушей выпали затычки, и миллионы звуков чапараля стали слышны, их было так много,что я не мог их отличать индивидуально. Я чувствовал, что засыпаю и затем внезапно что-то привлекло мое внимание. Это не было что-то такое, что вовлекало бы мой мыслительный процесс. Это не было видением или чертой окрестностей, и однако же мое сознание было чем-то захвачено. Я был абсолютно бодрствующим. Глаза мои были сфокусированы на пятне у края чапараля, но я не смотрел, не думал и не говорил сам с собой. Мои чувства были чисто телесными ощущениями. Слова им не требовались. Я чувствовал, что прорываюсь через что-то неопределенное. Может быть то, что в обычном состоянии было бы моими мыслями, прорывалось. Во всяком случае, у меня было такое ощущение, что я попал в снежный обвал, и что-то теперь рушилось, имея меня в своем центре. Я почувствовал жжение в своем животе. Что-то тянуло меня в чапараль. Я мог различать темную массу кустов прямо перед собой. Однако, это не было недифференцированной темнотой, которой она была обычно. Я мог видеть каждый отдельный куст, как если бы смотрел на них в темных сумерках. Казалось, они двигаются. Масса их листьев выглядела как черные юбки, летящие ко мне, как если бы их нес ветер. Но ветра не было. Я погрузился в их гипнотизирующее движение. Какая-то пульсирующая дрожь, казалось,подтаскивала их все ближе и ближе ко мне. А затем я заметил более светлый силуэт, который, казалось, накладывался на темную форму кустов. Я сфокусировал свои глаза сбоку от светлого силуэта и смог увидеть в нем слабое сияние. Затем я взглянул на него не фокусируясь и мне пришло ясное убеждение, что светлый силуэт— это человек, прячущийся под кустами.
- Предыдущая
- 4/90
- Следующая
