Если б заговорил сфинкс... - Аматуни Петроний Гай - Страница 29

• Предыдущая
• 29/33
• Следующая

Молчит и Кар. Потому что не раскрывают уста и знающие все. Да и что толку в словах сейчас. Еще и вправду заболеет Мериптах... Туанес не простит ему такого... При нем Хену выпрашивал у богов исцеления, да, наверное, уже поздно. А может, оттого, что под угрозой?.. Боги все видят. Но почему они так несправедливы? Впрочем, они снисходят к тому, кто лучше сумеет их ублажить. Кто глубже проник в тайны общения с ними. Мир не только сложен, он еще — и прост...

Молчит и Мериптах. Ему нечего сказать. Внутри у него голо и пусто. Он даже плохо соображает и уже не понимает происходящего. Вот глаза его Туанес будто улыбнулись ему. Ободряюще. Любяще. И закрылись.

Навсегда!

Не сразу понял неотвратимое Мериптах, а когда мысль эта все-таки дошла до его сознания, вдруг все померкло вокруг и исчезло... Нет для него никого и ничего... Кроме прошлого!

Буря умерла вслед за Туанес. Впервые проглянуло солнце. Златоглавый Рэ победил краснорожего Сета и взошел на голубизну вновь ласкового и невинного неба, чтобы осмотреть разрушения, причиненные его врагом.

От многих жилищ остались жалкие обломки. Дворцы вельмож и самого фараона — слава богам! — незыблемо красовались в окружении мусора. Что поделаешь — когда боги враждуют, достается и роме: они ведь всегда у них под ногами.

Надо воспеть славу победившему и его друзьям, чтобы отвести от себя гнев богов. И снова заполнились храмы, сладкогласые жрецы затянули молитвы, подхваченные теми, кто «вечно внизу». И несли жертвоприношения: проголодавшихся в битвах богов надо подкормить. И жрецов тоже. Счастливая страна Кемт: ее опекают столько богов — небесных и земных, сколько не имеет ни один соседний народ.

Грех жаловаться! Не сетовал на судьбу и Хеси: все складывалось благоприятно для него. Тело Рэура — в руках бальзамировщиков. Туанес — тоже. Он вспомнил, каким торжествующим выглядел Хену, когда пришел с этой вестью.

— Боги вняли мне, — хвалился он. — Они боятся меня, великого мага. Туанес умерла, как я говорил!

В самом деле, ее смерть явилась для Хену такой неожиданностью, что Главный жрец Птаха ошалел от восторга. Гордость собой. Самодовольство. Вера в свою силу. Готовность убедить всех в своей непобедимости. Вот что такое Хену сегодня!

— Смотри, Хену, — сказал Хеси, жестами, интонацией, всем своим видом подчеркивая уважение к нему. — Смотри, тебе ничего не стоит убедить царя не называть каменного льва с его головой Та-Мери...

— Я все могу! — пробасил Хену и осекся. — Но как?

— Слушай меня внимательно. Сможешь ли посеять недовольство среди рабочих Мериптаха?

— А где для этого повод, Хеси?

— Я создам его. Но остальное...

— ...сделаю я! — важно прервал его Хену.

— Смотри, какой ты сильный человек! — воскликнул умиленный Хеси. — Какая честь быть твоим другом, Хену...

— И твоим тоже, Хеси!

Они расстались довольные.

А сегодня Хеси воспользовался отличной погодой.

Написав тайное письмо Рэ-ба-нофру о Сенмуте, вельможа отправил в город Он нарочного и велел приготовить носилки. Правда, дом Мериба, младшего брата царя, занимавшего должность меджех нисута — начальника всех строительных работ, был рядом, но улицы еще полны песку, и избалованному вельможе не хотелось утруждать себя. Да и для чего тогда слуги? Чтобы жиреть и бунтовать от безделья?

— Сенеб, Мериб, — приветствовал он соседа. — Я по делу к тебе...

— Сенеб, Хеси, говори.

— Помнится, тебе не нравилось название скульптуры Мериптаха...

— Та-Мери?

— Да.

— Я считаю, лучше назвать ее Шесеп-анх.

— Да продлят боги дни твои, Мериб. Я твой сторонник. Тогда исполни просьбу: обещай рабочим Мериптаха, что после окончания работ ты освободишь их всех от дальнейшей трудовой повинности...

— Зачем? — удивился Мериб. — Напротив, их надо использовать после на строительстве гробницы нашего царя.

— Мудрость твоя богоподобна, — смиренно ответил Хеси. — Ты их используешь. Только вначале пообещай...

— Чтобы вызвать недовольство? — догадался Мериб.

— Верно говоришь, Мериб!

— Хорошо, Хеси.

— Спасибо, Мериб, верный друг.

И удовлетворенного Хеси унесли домой. Он даже запел что-то себе под нос, довольный тем, что, как и прежде, овладевает событиями, сам надувает их паруса попутным ветром.

Кар обошел четь не все улицы столицы в поисках Джаи, но мальчик исчез. Тогда обеспокоенный Кар вместе с неизменным попутчиком Миу отправился в Город мертвых.

Оставив позади величественную ступенчатую Мать пирамид, они прошли несколько улиц с гробницами вельмож и... вышли на ровное песчаное плато!

Там, где раньше чуть в низине тоже были гробницы и среди них кладовая старых скульпторов, ныне царствовал песок. Сплошной песок!

— Смотри, Миу, смотри, что случилось. Засыпало все.

Кот прижался к ноге Кара и улегся. Он привык к тому, что Кар, рассуждая сам с собой, любит обращаться к нему.

— А если, — пробормотал Кар, — Джаи узнал о смерти Туанес? Уехал в Абу к своему Сенмуту? Тогда он не под нашими ногами, а еще жив, говорю я?

Кот замурлыкал.

— Надо ехать в Абу, — решил Кар. — Если не Джаи, то хоть найду Сенмута... Мне нужен живой свидетель! Возможно, найду обоих...

— Поедем, Миу, — вслух произнес Кар. — Все: Акка, ты, я, Ара... будем выступать, чтобы никто не понял, почему мы покинули Белые Стены. Особенно — Хеси. Едем, Миу!

Это слово кот знал прекрасно и любил его. Встав на задние лапы, он подмигнул Кару, прошелся бочком, смешно подпрыгнул и перекувыркнулся.

Прекрасную Туанес готовили в последний путь.

Вот извлекли из тела ее внутренности, оставив на месте лишь сердце и почки. Совершили омовение пальмовым вином и уложили их в сосуды — канопы.

Обвязали ногти рук и ног, чтобы не отпали они. Много дней и ночей обезвоживали тело ее содой. Обработали смолой, доставленной из Пунта. Вложили внутрь две священные луковицы, а шелухой от них прикрыли веки. Воском пчелиным залили глаза ее, уши, тонкие ноздри ее обострившегося носа, рот, некогда целовавший Мериптаха. Подошли бальзамировщики к густым кустарникам хны с остро пахнувшими цветками, нарвали листьев, сделали пасту и окрасили ею холодные руки и ноги Туанес. Обернули ее прочными бинтами, чтобы в них вечно сохранилось тело для ее неумирающего Ка и других лучистых сущностей.

Дорогие гробы изготовили для нее и каменный саркофаг. Свою гробницу отдал ей Мериптах. Несколько отрядов рабочих неустанно готовили усыпальницу к принятию верной подруги скульптора. Рисовали на ее стенах короткую и счастливую жизнь Туанес. Богов, принимающих ее в свое лоно. Священные строки из древних рукописей, которые будут сопровождать ее в Царстве Запада...

«...О телец Запада, говорит Тот, царь веков... Я открываю отверстия и освежаю того, чье сердце не бьется... О открывающие пути, отверзающие дороги в доме Осириса, откройте дороги... для души Туанес... да войдет она смело и выйдет мирно из дома Осириса, не будучи задержанной или не допущенной. Да войдет она хвалимая и выйдет любимой... да не будет найдено в ней ничего предосудительного, когда она будет находиться на весах, свободная от недочетов...»

«...Слава тебе, бог великий, владыка обоюдной правды... Ты привел меня, чтобы созерцать твою красоту. Я знаю тебя, я знаю имя твое, я знаю имена сорока двух богов, находившихся с тобой...»

«...Слава вам, боги. Я знаю вас. Я знаю ваши имена. Я не паду от вашего меча... У вас нет против меня обвинения, и вы скажете обо мне правду перед лицом Вседержителя, ибо я тоже творила правду... Нет ко мне обвинения и со стороны современного царя. Слава вам, боги...» [3]

Молча, исступленно трудился и Мериптах. Из нежного алебастра сделал он статую любимой. Рядом — друзья его, лучшие мастера Белых Стен, высекали такие же скульптуры для сердца Туанес.

• Предыдущая
• 29/33
• Следующая