Вдохновенные искатели - Поповский Александр Данилович - Страница 7

Картина не очень изменится оттого, что с ним рядом будут сотрудники. Маршрут все равно будет трудным и сложным, и не всякий поймет, почему, например, они бродят по горам, когда предмет их исканий в долине. «Когда я был студентом, – вдруг вспомнит он, – я заметил на Зеравшане нечто крайне занятное. Хорошо бы подняться туда. Ледник очень доступный, взобраться не стоит большого труда». Он сегодня же готов потянуть своих спутников туда, немедленно повести к Зеравшану. Не все ли равно, сейчас или позже, если рано или поздно предстоит там побывать.

Наблюдая за занятиями спутников и не выпуская пробирок из рук, ученый будет следовать своему направлению. Вот он остановился у древнего мазара – места захоронения киргизов – и на старых могилах ищет клещей. У мечети его внимание привлек самый храм. Он осмотрел здание, мысленно сравнил резную работу с той, которую встречал в Бухаре, поковырял пальцем мозаику стен, заодно сфотографировал всех нищих вокруг мечети и выудил на надгробье огромного ядовитого клопа. По ту сторону храма много могил, – легко ли пройти длимо, не осмотрев их? Он приподнимет плиту, заглянет под нее и наловит в пробирку комаров. Когда придет время расставаться с замечательным местом, снова скажет свое слово фотоаппарат: гора, где воздвигли святилище, и кладбище вокруг этого святилища будут запечатлены на фотопленке.

В долине Павловского привлекла нора дикобраза. Хорошо бы узнать, кто еще, кроме зверя, в ней обитает. Он встает на колени и руками выгребает землю из норы. Какой богатый улов! Чего только здесь нет: и клещи, и мухи, и москиты… Дальше, у болота, ему попалась жаба. В лаборатории он снимет кожу и отдаст ее сотруднику.

– Собирайте и сушите эти шкурки, – советует он ему, – они пригодятся нашим фармакологам.

У речки он ловит ядовитых жучков, фотографирует берега и роется в иле – наслаждается природой и трудом.

Миновал день. Все возвращаются. Ученый принес богатую добычу, все собрал и все снял, заставил себя и других поработать.

Как это похоже на былого гимназиста, некогда бродившего по Кавказу с тетрадью в руках, увлеченного то видом горной вершины, то развалинами храма, работой ремесленника на шумном базаре, зрелищем невиданного жука. По-прежнему ли сильна у него тяга к новым местам, разъездам и путешествиям? Так ли сильна, что порой затмевает творческую цель его жизни?

«Да, безусловно», – скажут одни, наблюдавшие близко Павловского. Какое-нибудь озеро или складка в горах способны его отвлечь от чрезвычайно важного дела. Какой, к примеру, толк в его фотографиях и зарисовках? Вот он заснял свадебный кортеж и самую свадьбу, – так ли это важно для паразитологии? Или чему, например, служит коллекция уборных, заснятых им в различных кишлаках?

Иначе думают другие. Они видели его в кибитках туркменов и таджиков: засучив рукава, он с пинцетом в руках выслеживал переносчиков болезней, искал их в скотных дворах, в свинарных помещениях, в стенах домов, в щелях полов, в мусоре и отбросах хозяйства – всюду, где только враг мог гнездиться. Собрав домашний сор и сухой навоз в кибитке и в скотнике, ученый часами просеивал этот мусор до последней пылинки. Когда поиски не давали результатов, вдохновенный искатель приходил в жилье ночью, ложился на разостланную на земле простыню и, зажигая время от времени свечу, собирал на себе насекомых. Он рылся в хламе и грязи на смрадных задворках скотных дворов, не гнушаясь и не брезгая ничем.

В жилищах таджиков его действительно интересовал не один только переносчик болезней. Домашняя утварь, убранство и мебель, ковры и предметы хозяйства занимали его не меньше. Заметив нечто новое в бытовой обстановке, необычную ли дверь, удивительный замок или причудливого вида строение, он спешил с фотоаппаратом к новинке. Обнаружив под кроватью клеща, он тут же вытягивал книжку из кармана, набрасывал план всего помещения и отмечал звездочкой место находки.

Все было так, здесь нет ни слова преувеличения. И как можно утверждать, что это не важно для дела?

В течение долгого времени ему приходилось видеть в различных местах Средней Азии шершней. Аппарат и карандаш запечатлели их. Вот несутся эти насекомые над рынком, садятся на дыни, на другие продукты питания. Вот они снова над кучей отбросов. Шершни на нечистотах выгребной ямы. Опять они на продуктах питания. Из разрозненных наблюдений стало очевидно, что шершни – возможные переносчики человеческих болезней.

Много раз ему встречались в деревне колодцы, и если обстоятельства позволяли, он охотно фотографировал их. Как будто праздное дело. Тем важнее находки, обнаруженные в них. В одном потонули копрофаги – жуки, питающиеся человеческими нечистотами; в другом плавали мертвые шершни; в третьем мухи и осы слоем лежали на поверхности воды. Каждая капля в колодце могла стать источником заразы, занесенной сюда насекомыми. Фотография запечатлела еще один путь передачи человеку болезней.

Пусть говорят что угодно, он будет по-прежнему изучать переносчика с фотоаппаратом в руках, рыться в хламе и мусоре, исследовать места обитания насекомых, снимать и зарисовывать каждую мелочь, чтобы вернее описать наблюдаемые факты, суметь показать их на докладе, в музее. Знать одну лишь биологию и строение клеща – не слишком ли это мало? Наука требует знания бытовой обстановки и жизни народа, в сердце которого находится враг…

Фотографирование стало частью нового метода, изучение среды – его основой.

Давняя страсть к разъездам и путешествиям не оставила Павловского, но теперь эта страсть служила науке. Каждая новая область, невиданный край были единственно тем интересны, что в них мог быть открыт новый вид переносчика, зараженного в естественной среде, и, возможно, выявлен путь передачи возбудителя человеку. И фотографирование, и склонность к литературе, и этнография вошли в паразитологию, вошли и сочетались с ней.

Продолжая свои исследования, Павловский открыл три новых вида переносчиков возвратного тифа и твердо решил найти границы их распространения, открыть очаги болезни в людских поселениях и девственной природе. Экспедиции в поисках зараженных клещей следовали одна за другой. Ученый едет в Армению, один из помощников направляется в Туркмению и в районе реки Мургаб заболевает возвратным тифом. Враг проявил себя раньше, чем был обнаружен. Второй помощник обследует необитаемую область полуострова Мангышлак на восточном берегу Каспийского моря и в трехстах пятидесяти километрах от человеческого жилья заболевает тифом. Вернувшись из Мангышлака в Ленинград, помощник впрыскивает морской свинке десять кубиков собственной крови и вызывает у животного тиф. В Фергане и в Кара-Калпакии, на Западном Памире, в центральном и горном Таджикистане, в Киргизии и южном Казахстане, вдоль персидской и афганской границ, ниже и выше уровня моря – всюду был обнаружен спирохетоноситель – клещ. Переносчиков возвратного тифа – болезни, принимаемой за малярию, – оказалось не один, а четыре вида.

В несколько лет была обследована вся Средняя Азия – область, равная по площади Германии и Франции, вместе взятых, изучены все уголки гористой и труднодоступной страны. Размах и объем проведенной работы поражают. Ведь помощников у Павловского было в ту пору всего лишь десять – двенадцать человек. Как это ему удалось?

Вот один из примеров стиля его работы.

Две студентки, изучавшие млекопитающих в обстановке естественной среды, набрели у села Петровского, вблизи Соленого озера, на пещеру. Они расставили здесь ловушки для обитателей нор и подверглись нападению голодных клещей. Девушки заболели и слегли. Незадолго до того прочитав как-то в журнале обращение Павловского, в котором он просил посылать ему живых и мертвых клещей, они исполнили его желание и привезли их ему. Весть о том, что студентки теперь заболели, заинтересовала ученого. Он выяснил, что их болезнь сопровождается приступами, несколько отличающимися от малярии, что вливание сальварсана не повлияло на клиническую картину, что население вокруг Соленого озера давно страдает такой малярией, которая не поддается лечению хинином.