Первое лето - Попов Георгий Леонтьевич - Страница 21
- Предыдущая
- 21/31
- Следующая
— А-м-м...— только и успел промычать я из-под жесткой Федькиной ладони.
— Вась, где ты?
Дядя Коля вбежал в сарай и остановился как вкопанный. Этим и воспользовался Федька. Отшвырнув меня в угол, он рванулся к золотоискателю и, не дав ему опомниться, свалил на землю и его. Как он это сделал, я не видел, только слышал возню, сдавленные хрипы и нечленораздельное бормотанье. А когда приподнялся, Федька уже сидел верхом на дяде Коле и заламывал ему руки.
— Ты, Николай Степаныч, у меня вроде хвоста...
— Слушай, Федор, отдай золото, добром тебя прошу. А не то ведь худо будет. Все равно тебя схватят,— задыхаясь от боли и обиды, проговорил дядя Коля.
— Разъяснил, спасибо,— ухмыльнулся Федька.— А ну сдай назад,— вдруг зарычал он, глядя в мою сторону. Видно, услыхал, что я начинаю подниматься.— Сдай, сдай, а не то задушу и тебя, мне терять нечего.
— Всех не передушишь. Да и поймают тебя скоро, гад ты ползучий. Обложат, как волка, и никуда тогда не уйдешь. Придется за все держать ответ.
— Уйду!
— Куда, подумай? Завтра сюда явится милиция... Ну что ты против милиции, один-то? И в тайге ты еще слепой щенок. Схватят и снова туда, откуда сбежал.
— Ну, схватят или не схватят — это мы еще посмотрим! — презрительно сплюнул Федька.
Он стоял, расставив длинные ноги на ширину плеч, и держал двустволку наизготовке. Казалось, еще слово и он разрядит в дядю Колю оба ствола.
— Ты ружье-то... ружье-то отведи, дура!.. Заряжено, поди, может и выстрелить,— растягивая слова, проговорил дядя Коля и тоже начал приподниматься.
— Не шевелись,— взвился Федька,— а не то, даю слово, я оставлю твою жену вдовой, а детей сиротами. За добро, которое ты сделал мне, я тебя до смерти помнить буду. А за то, что ты привязался, как хвост, и махорки на цигарку не дам, если попросишь.— Он мельком глянул за ворота, где уже сгущались сумерки, и вдруг сменил гнев на милость: — А сейчас иди. Иди и не оглядывайся. И этого щенка бери с собой. Не хочу о вас руки марать.
Я подошел к дяде Коле и остановился в нерешительности.
Дядя Коля встал, но с места не сдвинулся.
— Нет, Федя, друг сердечный, слишком долго я за тобой гонялся, чтобы так просто... Бросай ружье, гад! — вдруг крикнул он, потрясая кулаками. Голос его зазвенел от ярости.
Федька, конечно, в один момент мог продырявить нас обоих. Почему он этого не сделал, я тогда не понимал и сейчас не понимаю. Скорее всего, был уверен, что сладит с нами и так. Все преимущества были на его стороне.
— Ну, раз так, тогда... Я к тебе по-хорошему, а ты...
— Бросай ружье, гад! — звенел голос дяди Коли.
Он лез прямо на Федьку. Тот пятился, сохраняя, однако, короткую дистанцию. Я бестолково метался сзади дяди Коли, не зная, что делать, как ему помочь. И в это время Федька сделал неожиданный выпад и резким, мгновенным ударом приклада свалил дядю Колю с ног. Свалил и снова заломил ему руки за спину.
— А ну-ка ты... подай! — показал мне на висевшие при входе в сарай вожжи.
И я... подал. Почему и зачем я это сделал, я и сам не знаю. Я до сих пор не могу простить себе этого. Не настолько же я тогда перепугался, чтобы потерять рассудок. Но факт остается фактом: я снял вожжи с крючка, на котором они висели, и подал их Федьке. Тот связал дяде Коле руки этими вожжами, проверил, крепок ли узел. После таким же манером связал и ноги.
— Спасибо, Вась... Ты умный парень, понимаешь свой интерес,— похлопал меня по спине и противно осклабился.
Вот когда он сбылся, тот сон.
— Вор! Гад! Бандит! — заорал я что было мочи и набросился на Федьку.
— А это, Вась, ни к чему. Я с тобой по-хорошему а ты... За такие слова можно ведь и по морде схлопотать.— Он вразвалочку подошел ко мне, взял меня за шиворот и с силой швырнул на дядю Колю.— Вот та-ак... Теперь полный порядок... И у меня не орать и не визжать, не то придушу как миленького и ойкнуть не успеешь.
— Бандит... бандит проклятый...
— Не надо,— попытался успокоить меня дядя Коля. Потом, обращаясь уже к Федьке, выдавил из себя с презрением и ненавистью, на какие только был способен: — Ты, Федор, загубил в себе человека. Что ты теперь? Кожа да кости, набитые всяким дерьмом, вот и все. Поэтому тебе нет и не будет никогда прощения. Ты можешь изгаляться над нами, как тебе вздумается, даже кокнуть нас, чего проще. Но и после этого далеко не уйдешь, помяни мое слово. Схватят тебя и заставят держать ответ.
Федька делал вид, что не слушает и слушать не желает, и смотрел куда-то в пустое пространство.
— Мне, конечно, надо бы укокошить вас обоих, как злостных врагов,— издевательски ухмыльнулся он, закуривая цигарку,— да жалко кровь проливать. Ее и без того много льется, крови-то. Я тут на досуге подумал и пришел к заключению, что Гитлера вам не одолеть, кишка тонка. Пока вы то да сё, он вон куда пропер!
И дядя Коля вдруг заплакал. Наверное, от бессилия заплакал, оттого, что, вот, он лежит, связанный, а этот гад стоит над ним и еще измывается.
— Приютила здесь меня одна солдатка... Изба с краю, и перина пуховая, теплая... Хотел отдохнуть, отоспаться, силенок набраться для дальнейшего броска к полной свободе... Ну да ладно, как-нибудь... А тебе, Николай Степаныч, фартовый ты человек, мой совет: не гонись — не догонишь. Когда появляется волк, у зайца отрастают ноги, понял? Прощевайте, друзья-приятели! Больше, надеюсь, мы с вами не встретимся.
Федька поправил за плечами набитый до отказа рюкзак, легко подкинул двустволку в воздух, подхватил ее правой рукой, демонстрируя свою ловкость, и подался к выходу. Только мы его и видели. Дядя Коля лежал, связанный по рукам и ногам, и плакал почти навзрыд. Меня Федька хотя и швырнул наземь, но связать не успел. А может, ему это было ни к чему. Я встал на корточки и принялся развязывать тугие узлы. Но руки у меня дрожали, да и темно было хоть глаз выколи, и я ничего не мог поделать.
Не знаю, как долго пришлось бы мне возиться с этими проклятыми узлами, если бы не Евдокия Андреевна. Узнав от Сереги, что мы еще не вернулись, она взяла фонарь «летучая мышь» и подалась с тем фонарем на ток.
— Ой, мамочка, да кто же вас так? И связал-то, черт окаянный, крепко, не развяжешь,— запричитала она по-бабьи.— Неужели тот, беглый? Ну хват! И как вы поддались, двое-то? А еще по тайге ходят, зверя промышляют!
— Ты попридержи язык-то,— смущенно пробормотал дядя Коля.
— А молотилку? Как же молотилку-то, не наладили? Ну, геологи, придется вам на завтра оставаться. Пока не отремонтируете молотилку, я вас никуда не отпущу.
— Наладим твою молотилку. И можешь потом молотить на ней хоть всю зиму.
Хозяйка не проговорилась и виду не подала — только прыскала в фартук, видимо, вспоминая, как развязывала тугие узлы, помогая зубами. Не вытерпел, признался во всем сам дядя Коля. Когда Серега, сунув записную книжку в задний карман брюк, спросил, где мы так долго пропадали, вольный искатель-старатель усмехнулся:
— С Федькой балакали.
— Ври больше! — не поверил Серега.
— Так, слышь, побалакали, что у меня ребра болят. Да и здесь тоже...— Он спустил рубаху и показал совсем черное от кровоподтеков плечо.
— Как же это так вышло?
Пришлось рассказать обо всем по порядку. Серега и Димка слушали, отпуская обидные для нас замечания. Особенно не скупился на слова Серега. И тюфяки, и лапти, и ротозеи — как только он нас не обзывал. А под конец осуждающе покачал головой и заметил, что мы действовали неправильно и к тому же нерешительно, поэтому Федька легко, почти шутя и расправился с нами.
— Интересно, что бы ты сделал, окажись на нашем месте?
— Не знаю, все зависит от обстоятельств. Но и так просто Федька меня бы не взял, дудки! Когда сталкиваются лбами двое, трое, исход борьбы зависит не только от силы, но и от ума. Серого вещества у вас в мозгу маловато, в этом все дело.
— К-какого вещества? — обиделся дядя Коля.
- Предыдущая
- 21/31
- Следующая
