Жубиаба - Амаду Жоржи - Страница 3

• Предыдущая
• 3/64
• Следующая

Да вот взять к примеру его тетку: старуха едва-едва буквы разбирает, а между тем все жители холма еще как ее уважают: никто с ней никогда не бранится, никто ей грубого слова не скажет, а уж в те дни, когда у старой Луизы разламывается голова, ни один болван не отважится ее потревожить. Теткина голова приводила Антонио Балдуино в ужас. Когда у старухи начинались приступы головных болей, она делалась как безумная, на крик кричала. Соседи сбегались на ее крики, но она гнала всех прочь — пусть, мол, катятся ко всем чертям и оставят ее в покое.

Однажды Антонио Балдуино услышал, как соседки толковали про эти приступы, совсем замучившие старую Луизу.

Одна из соседок говорила:

— Голова у нее болит от этих вечно кипящих жестянок со сластями. Все время на жару…

— Как бы не так, Роза! Это дух ее мучает, сразу видать! Из тех могучих духов, что бродят неприкаянные, не ведая того, что они давно уже померли. Бродят и все ищут себе пристанища в живом теле. Не иначе какого-нибудь казненного дух, прости меня господи и помилуй.

Остальные поддержали эту версию насчет духов. Антонио Балдуино, услыхав такое, застыл от удивления и ужаса. Он до смерти боялся духов. И никак не мог понять, зачем им понадобилась голова его старой тетки.

Тогда-то и появлялся в их доме Жубиаба. Луиза посылала за ним Антонио Балдуино. Подойдя к маленькой двери приземистого дома, мальчик стучал.

— Кто там? — отзывался голос изнутри.

— Тетка Луиза просит тебя, отец Жубиаба, прийти к нам, — она опять занемогла.

И мальчик опрометью бросался прочь. Жубиаба внушал ему непреодолимый ужас. Он прятался за дверью и сквозь щелку следил за приближающимся колдуном: а тот шел, опираясь на палку, сгорбленный и сухой, с белоснежной шапкой жестких курчавых волос. Все встречные останавливались, приветствуя старика:

— Добрый день, отец Жубиаба…

— Да благословит вас бог…

Он шел, на ходу раздавая благословения. Даже Лоуренсо-испанец, и тот склонял голову и подходил под благословение. Мальчишек как ветром сдувало, едва они издали замечали фигуру столетнего старца. Только шепот прокатывался:

— Жубиаба идет…

И они бросались врассыпную и прятались по домам.

Жубиаба, по обыкновению, нес ветку с листьями, трепетавшими на ветру, и бормотал что-то на языке наго[7]. Так, разговаривая сам с собой и благословляя встречных, старик шествовал по всей улице, подметая ее своими старыми кашемировыми штанами, поверх которых была выпущена вышитая рубаха, развевавшаяся на ветру словно знамя. Едва Жубиаба входил к ним в дом, Антонио Балдуино шмыгал из-за дверей на улицу. Но мальчик знал, что теперь голова у Луизы перестанет болеть.

Он боялся Жубиабу и не знал, что о нем и думать. Чувство, которое он испытывал к старику, было совсем непохоже на то, что он испытывал к другим взрослым: к падре Силвио, своей тетке Луизе, к Лоуренсо-трактирщику, Зе Кальмару или к таким героям из легенд, как Виргулино Фонарь и Эдди Поло. Жубиаба был целителем глухих переулков холма, его все почитали и воздавали хвалу его искусству, а иногда у дверей его хибары останавливались роскошные машины. Один из мальчишек как-то раз стал уверять Балдуино, что Жубиаба — оборотень, а другой клялся, что у Жубиабы живет черт, которого он держит запертым в бутылке.

Временами из дома старика по ночам доносились странные звуки какой-то диковинной музыки. При этих звуках Антонио Балдуино начинал ворочаться на своей подстилке, все в нем ходило ходуном, казалось, музыка настойчиво зовет его.

Ритмы батуке[8], шарканье танцующих ног, таинственные голоса. Луиза, верно, уже там, в своей красной ситцевой юбке, надетой на нижнюю. В эти ночи Антонио Балдуино было не до сна. Жубиаба был мучительной тайной его беспечного и одинокого детства.

По ночам на холме Капа-Негро веселились. И не счесть, сколько выслушал за эти ночи негритенок Антонио Балдуино интереснейших историй и сколько любопытнейших вещей он узнал. Их рассказывали женщины и мужчины, собиравшиеся у дверей соседних домов в долгие лунные ночи. В ночь на воскресенье, если не было макумбы[9] в доме у Жубиабы, собирались у дома старой Луизы, которая по случаю праздника не ходила торговать своим мингау. И у соседних домов тоже. Везде болтали, перебирали струны гитары, пели, отхлебывая по глотку кашасы, которую всегда держат для добрых соседей, но все же больше всего народу собиралось возле дома старой Луизы. Даже, случалось, и Жубиаба появлялся там и тоже рассказывал разные истории, но все они происходили много-много лет назад. Рассказывая, старик вдруг переходил на язык своего племени или прерывал рассказ подходящими к случаю советами и рассуждениями. Он выглядел патриархом среди всех этих негров и мулатов, обитавших на холме Капа-Негро в продуваемых ветром лачугах с крышами из жести. Стоило старику открыть рот, как все замолкали и слушали его в немом благоговении, лишь одобрительно кивая головами. В такие ночи Антонио Балдуино бросал свою ватагу и, усевшись в кругу, весь превращался в слух. Он отдал бы жизнь за то, чтобы послушать какую-нибудь историю, особенно если история рассказывалась в стихах.

Большим мастером рассказывать стихотворные истории был Зе Кальмар, беспутный малый, нигде не работавший и бывший уже на примете у полиции за разные мошенничества. Но в глазах Антонио Балдуино он обладал двумя неоспоримыми достоинствами: он был храбрец и умел петь под гитару про приключения знаменитых бандитов. Ни одна вечеринка в лачугах Капа-Негро, ни один бедняцкий праздник в городе не обходился без гитары Зе Кальмара, повсюду он играл вальсы и разные веселые и грустные песни. Высоченный мулат с изжелта-смуглой кожей, Зе Кальмар ходил развинченной походкой, которую приобрел, как утверждала молва, с тех самых пор, как несколькими приемами капоэйры[10] обезоружил двух матросов. Не всем он был по душе, были и такие, что смотрели на него с неодобрением, но Зе Кальмар часами возился с живущей на холме ребятней, обучая ее искусству капоэйры и проявляя при этом поистине безграничное терпение. Показывая разные приемы, он сам вместе с мальчишками катался в пыли, чтобы они лучше усвоили, как нанести удар или как выбить нож из рук нападающего. Ребята молились на него как на идола, а их вожак Антонио Балдуино мог часами ходить за парнем и слушать его рассказы о разных случаях из жизни. У Зе Кальмара он уже выучился здорово управляться с ножом, а теперь ему не терпелось освоить гитару.

— Ты научишь меня, да?

— Ну конечно, научу.

Мальчик бегал с поручениями к возлюбленным Зе Кальмара и защищал его от нападок.

— Он — мой друг. Чего вы сами не скажете ему все в глаза? Небось духу не хватает?..

Зе Кальмар был завсегдатаем сборищ у дверей Луизиного дома. Он появлялся, щеголяя своей развинченной походкой, призванной подчеркнуть его независимость, садился на корточки и закуривал дешевую сигарету. Он молча выслушивал истории и случаи, которые рассказывались собравшимися, не вмешивался в споры, и только если чей-то рассказ производил уж слишком большое впечатление на слушателей, Зе Кальмар давал сигарете отдых, заложив ее за ухо, и изрекал:

— Гм… Ну, со мной однажды еще и не такое приключилось…

И далее следовала совершенно неслыханная история, разукрашенная всевозможными подробностями, дабы ни у кого не возникло сомнения в ее правдивости. Если все же он видел в чьих-то глазах ясно выраженное недоверие, Зе Кальмар ничуть не обижался:

— Не верите, спросите у Зе Счастливчика, он тогда со мной был…

Всегда был кто-то, кто был с ним. Всегда находился очевидец, который не даст соврать. И ко всем заварухам, случавшимся в городе, Зе Кальмар, судя по его рассказам, имел непременное касательство. Стоило только начаться разговору о недавнем преступлении, как Зе Кальмар прерывал беседующих:

• Предыдущая
• 3/64
• Следующая