Генка Пыжов — первый житель Братска - Печерский Николай Павлович - Страница 22

• Предыдущая
• 22/36
• Следующая

— Ты зачем стучишь зубами? — спросила Люська. — Для полного аффекта?

Не хватало еще таких вопросов! Если бы я умер, она наверняка сказала бы: «Зачем ты умер? Это абсурдно!»

Я нашел что ответить:

— Ты бы еще не так постучала! Мороз там… сорок градусов…

Буровой мастер усмехнулся. Но ребята не заметили этой улыбки. А если бы и заметили, все равно не поняли бы, в чем дело. Они ведь не знают, жарко там, как в духовке, или холодно, как на Полюсе холода в Оймяконе.

Мы простились с буровым мастером и пошли дальше. Люська, Комар и Степка с завистью посматривали на меня и надоедали вопросами. Я рассказывал о подземном царстве и все время думал — вдруг Люська взмахнет руками, сделает страшные глаза и скажет: «Посмотрите, что с ним случилось! Он абсолютно седой!»

Но Люська шла рядом и ничего не говорила о моих волосах. Все было в порядке. Кто-кто, а Люська сразу бы заметила. У нее не очки, а четырехкратный бинокль.

В тайге тихо, спокойно. Сквозь сосны и лиственницы просачивается вниз зыбкий свет. В ускользающем тепле греют свои нарядные коричневые шапочки маслята, рыжики, выглядывают бусинки красной смородины.

Но что же это я описываю какие-то грибы и ягоды! Может быть, в тайге ничего особенного не произошло? Нет, это неверно. В этот день с нами произошли такие истории, о которых можно написать не только дневник, но даже роман с тремя продолжениями.

Так вот. Едва мы вошли в самую гущу тайги, Степка остановился, понюхал воздух и озабоченно сказал:

— Однако, мне это уже не нравится.

— Что тебе не нравится? — испуганно спросила Люська и побледнела как полотно. — Тут медведь?

— Не, — ответил Степка. — Дымом пахнет!

— Ну и пусть себе пахнет, — сказал я. — Подумаешь, какая важность!

Степка строго посмотрел на меня:

— Как это — пусть? А вдруг пожар!

Степка перешагнул через сосну, вывороченную бурей вместе с корнем, и быстро зашагал к небольшой ложбинке. Оттуда и в самом деле тянуло горьковатым дымком. Мы побежали за Степкой. В ложбинке, неподалеку от крохотного прозрачного ручья, горел костер. Желтое пламя уже перебрасывалось на траву, карабкалось на высокую сухую березку. Возле костра валялись консервные банки и пустая водочная бутылка.

Мы погасили огонь и стали обсуждать, кто мог раз— жечь в таком далеком, глухом месте костер.

— Может, охотники? — сказал Комар.

— Тоже выдумал! — возразил Степка. — Охотники порядок знают, не будут безобразничать.

— Наверно, это дачники, — сказал я. — Дачники всегда разводят костры.

— Ерунда! — резко отрубил Степка. — Дачников в тайге не бывает. Это тебе не Марьина роща.

При чем здесь Марьина роща! Говорит таким тоном, как будто бы все на свете знает! Не был в Москве, так лучше бы молчал. Это только раньше в Москве была Марьина роща, а сейчас там обыкновенные и, по-моему, даже не озелененные улицы.

— Я знаю, кто это, — сказала Люська и сделала страшные глаза. — Разбойники. Авторитетно вам говорю.

Вы думаете, Степка ответил ей «ерунда», «чепуха»? Ничего подобного! Он посмотрел на нее без всякой злости и сказал:

— Нет, Люся, откуда тут разбойники возьмутся!

Так мы и не решили эту странную загадку. Постояли

около пепелища, подумали и махнули рукой. Не разыскивать же этих хулиганов! Еще по затылку надают.

Степка облюбовал высокий кедр и начал быстро карабкаться. Я снял сапоги, поплевал на руки и полез на другое дерево. Забрался метра на полтора, а дальше не могу — тянет вниз, как магнитом. А тут еще Люська каркает:

— Гена, ты абсолютно не умеешь лазать!

— Вот я тебе дам «абсолютно»!

Я поднатужился, пролез еще несколько сантиметров, и остановился как приклеенный. Повисел немножко и позорно сполз вниз.

— А ты не лазь, — участливо сказала Люська. — Пойдем лучше цветы собирать.

— Уходи со своими цветами!

Я посмотрел вверх. Степка и Комар уже срывали шишки и швыряли их на землю. «Все равно залезу! — решил я. — Все равно». Я подошел к дереву, как к своему врагу, подпрыгнул и… полез… Люська стояла внизу и хлопала в ладоши.

Я сорвал штук двадцать шишек и спустился вниз, руки и колени горели, будто обожженные. А Степка, видно, и не думал слазить. Швырял и швырял шишки одну за другой. Наверняка с Люськой поделится! Люська даже готовые не подбирала. Она ходила от одной полянки к другой, срывала осенние цветы, веточки багульника, вереска и все восторгалась: «Ах, какой прекрасный ассортимент для букета!»

Стоило идти в такую глушь за цветами! Их на Падуне хоть отбавляй!

Едва я подумал о Люське, и тут же, в эту самую минуту, в тайге раздался страшный, или, как еще говорят, душераздирающий, крик:

— Ой, мамочка родная, идите все сюда!

Конечно же, это была Люська. Кто еще будет кричать «ой, мамочка родная»?

Степка и Комар быстро сползли с деревьев и побежали вслед за мной к Люське. Что там с ней случилось? Змея укусила или алчного медведя увидела? Нет, поблизости не было видно никаких медведей. Люська стояла возле сосны и смотрела страшными глазами на холм свежей, присыпанной листьями земли.

— Там человек лежит… мертвый…

Откуда она взяла, что там человек? Может, это просто дохлая кошка похоронена!

Мы подошли к холму. Из земли и в самом деле выглядывал рукав серого мужского пиджака с зелеными пуговицами. Но почему только рукав? Может, убитый был с одной рукой?

Рассуждали мы, конечно, не так спокойно, как я рассказываю. Даже Степка перетрусил. Лицо и губы побелели, глаза округлились и стали совершенно черные, как уголь. О Люське же и говорить нечего — стучит зубами, как телефонный аппарат: тук-тук, тук-тук-тук.

Не скажу, что я какой-то особенный герой, но и трусом я никогда не был. Вы же сами знаете, в каких переделках бывал: и в шлюпке, как в старом ботинке, ехал, и с фальшивым добровольцем сражался… Но рисковать зря никогда не стоит. Я подумал хорошенько и сказал:

— Знаете что? Давайте возьмем ноги в руки и удерем отсюда, пока не поздно.

Степка, как и всегда, не согласился с моим предложением. Он подошел к холму, осмотрел его со всех сторон и сказал:

— Надо раскопать.

Оглядываясь по сторонам, мы начали разгребать палками и руками страшный холм.

Как ни странно, но мертвеца в могиле не было.

Как не было? А что же там такое? А то же самое, что и в приключенческих книжках: клад.

В яме или могиле, называйте ее теперь как хотите, был не один, а все три пиджака. Кроме пиджаков, мы вытащили много другого добра: новенькие мужские рубашки, свитеры, брюки. В руки нам даже попался огромный пылесос с длинным резиновым шнуром. Но на пылесосе дело не закончилось. Когда мы решили, что в яме больше ничего нет, Степка еще раз ковырнул палкой и вынул деревянную шкатулку с красным цветком на крышке. Мы заглянули в шкатулку и ахнули. Она была почти до краев набита часами, серьгами, кольцами. Сверху лежал гигантский золотой паук с ядовитыми зелеными глазами и проволочными усами.

— Что же мы будем делать с кладом? — спросила Люська.

— По-моему, надо разделить, — сказал я. —Степке — пиджаки, Комару — пылесос, а я могу взять часы. Пиджак мне не нужен, отец обещал купить.

— А мне, значит, ничего! — возмутилась Люська. — Это я нашла клад, а не вы!

— Как — ничего? А паук с проволочными усами!

— Не нужен мне твой паук! Он антипатичный. Справедливо разделить клад помешал Степка.

— Никаких дележек! — сказал он. — Вещи отдадим в милицию.

Люська и Комар тут же присоединились к Степке.

— Это жулики ограбили магазин и спрятали вещи здесь, —сказал Комар. — Надо отдать в милицию. Все честные люди так поступают.

Степка отряхнул с пиджака землю, вытер рукой пылесос и приказал:

— Грузите вещи в мешки. Пора идти домой. Грузить так грузить. Я взял шкатулку с драгоценностями, два пиджака и пошел к своему мешку. Степке показалось, что я взял очень мало вещей. На самом деле это было не так. Если весь клад разделить на четверых, у каждого получится поровну. Я уж не говорю о том, что шкатулку надо нести особенно бережно. Споткнешься — и разыскивай потом часы и серьги в траве. Степка не подумал об этом.

• Предыдущая
• 22/36
• Следующая